— Да, — безнадежно простонал он в трубку.

— Что случилось? Который час? — спросила Донна, полупроснувшись.

Детектив из муниципалитета сообщил Эйхорду об убийстве. Было около пяти утра. Женщина в антикварном магазине. Охранник обнаружил тело.

— Что случилось? — опять спросила Донна.

— Спи, родная. Все в порядке, — ответил Джек, записывая адрес.

— Да помедленнее же! — рявкнул он в трубку.

То, что ему удалось нацарапать с полузакрытыми глазами, едва ли можно было прочесть.

Донна приподнялась и увидела, что он разговаривает по телефону. Ее голова вновь упала на подушку.

Эйхорд сел на край кровати, сделал несколько глубоких вздохов и представил, что если он не встанет в ближайшие три секунды, то через кровать будет пропущен электрический ток. Старый испытанный прием. Шатаясь, он поднялся на ноги и побрел в ванную, заставил себя облить водой лицо и шею, потом начал одеваться.

Спустя несколько минут он уже был в машине и взял направление на огромный красный диск солнца, вырастающий над мостом, ведущим к нищим окраинам Бакхеда. Джеку они представлялись как свалка автомобильных покрышек. Ему сразу же вспомнилась Вега в Техасе.

Колеса щелкали по металлическим обшивкам моста, как каблуки чечеточника. Отвратительно было чувствовать себя с нечищеными зубами. Следовало хотя бы выпить кофе. «Танка-танка-тан-ка-тан» — звучало в ушах, предположительно, убийство, «ка-тан-ка-тан-у-бить-у-бить». Метроном металличесих ударов отдавался в мозгу назойливым стаккато барабанных палочек: «у-бить, у-бить, у-бить». Наконец Эйхорд остановился. Он почувствовал, что ему просто необходима чашка кофе.

Рахитичный тощий лев свирепо смотрел на него с пьедестала, когда он притормозил у ленты, ограждающей место происшествия. Скульптура угрожающе пошатывалась на задних ногах, и Джек счел за благо проехать по хрустящему гравию мимо и припарковаться подальше, у странного здания, окруженного двумя заборами, внутренним — деревянным и наружным — металлическим. За каждым из них был предел мечтаний любого подростка. Мусорный рай. Наружный забор отливал серебром, и Джек полюбовался им перед тем, как пройти за ленту. Всякий раз, когда он проезжал по этой дороге, его зачаровывал вид серебристых заборов, которые тянулись вдоль шоссе. Но только теперь он понял, что это колпаки. Колпаки от автомобильных колес. Все заборы на протяжении целых миль были покрыты сверкающими на солнце хромированными колпаками и выглядели на редкость нарядно.

Внутри ограждающей ленты был замусоренный двор, и выглядел он далеко не празднично. Полуразрушенная веранда, детали гаражей, массивные оранжевые товарные вагоны, огромные древние мастодонты, продающиеся на металлолом, которые забили пространство от одного забора до другого. Мусор был всюду, казалось, нет ему ни начала, ни конца. Зачем было собрано здесь такое невероятное количество автомобильного хлама? Джек всегда удивлялся этому, когда проезжал на большой скорости через Город Колесных Колпаков. Какое применение могли найти тысячи этих сверкающих колпаков? Едва ли они будут предметами коллекционирования в будущем. Вероятно, не стоило ожидать Большого Дефицита колпаков и в 2099 году. Не станут же они таким раритетами, как орнамент экипажей 20-х годов. Кому могут потребоваться эти краденые колпаки, да еще в таких количествах? Очевидная бессмыслица. И однако, каждый владелец автомобиля в Нью-Йорке, припарковав машину хотя бы на час в самом ужасном квартале Южного Бронкса или в любом другом месте, вернувшись, мог обнаружить своего «коня» раздетым до каркаса. Колпаки попадали сюда. Ими можно было обеспечить все магазины мира. Их пугающее нагромождение сверкало в лучах яркого солнца. Бесконечная цепочка хромированных вспышек казалась магическими знаками для отвращения дьявола.

Какое применение находили эти остатки материальной культуры детройтских обывателей? Откуда они появились? Миллионы машин — хлам любой модели и времени выпуска. Одни стояли на плитах, другие — на подставках. По отдельности, или сотнями в штабелях, или в ржавеющих кучах. Памятник современному Тутанхамону — эмблемы «Дженерал Моторс» мичиганского отделения заржавеют в последнюю очередь. Любой дом имел во дворе не меньше десятка средств передвижения, еще пригодных для употребления или представляющих собой просто каркасы, привезенные Бог знает кем и зачем из Южного Бронкса по 10 пенни за сделку. Грузовые автомобили без кабины или кузова.

Эйхорд прервал размышления, глубоко вздохнул и прошел в здание. На веранде висела слегка перекошенная табличка, а на самой двери можно было разобрать причудливые буквы первоначального названия заведения. Когда-то это был «Главный склад винограда Поссум». Ел ли он когда-нибудь виноград Поссум? А ленивый салат — рулет из свежей зелени, любимое блюдо сельских жителей? Откуда, по какой ассоциации возникло вдруг в его голове это выражение — ленивый салат? Ах, да, из давней рекламы — «ленивый салат Энни». Как зовут убитую здесь женщину? Эйхорд не сумел вспомнить и про себя решил называть ее Энни Ленивый Салат. В голове все еще стучал ритм: ка-тан-ка-тан-у-бить-у-бить.

Энни Ленивый Салат была женщиной лет сорока. Или нет. Специалисты после вскрытия трупа свое описание начали бы по-другому. Энни Ленивый Салат — хорошо сохранившаяся женщина кавказского происхождения. Что-то в этом духе. Кстати, Джек Эйхорд тоже мог бы сойти за хорошо сохранившегося мужчину кавказского происхождения. Как бы, интересно, выглядело описание его трупа?

Добрый вечер, друзья и соседи. Я рад, что могу объяснить вам на примере вскрытия этого кавказца неопределенной национальности, почему они всегда так ужасно выглядят, когда их находят мертвыми, с вытянутыми ногами, брошенными, как ненужная тряпичная кукла, с вывернутой головой, с лицом, залитым кровью, растерзанных, задушенных... Как вот эта убитая рыжеволосая сорокалетняя Энни Ленивый Салат в «Главном складе винограда Поссум» в Городе Колесных Колпаков. Он почувствовал желчь, разливающуюся в горле, и оглянулся вокруг, чтобы отвлечься, мгновенно профессионально отметив, что женщина торговала и резаным стеклом... Резка стекла. Что-то опасное было в этой фразе.

Но ее голова не была вывернута, как у тряпичной куклы. В остекленелых глазах была суровая, мертвая пустота. Женщина лежала на спине, две раны зияли с левой стороны черепа, как след укуса гигантского вампира.

Теперь Эйхорд знал наверняка, что Артур Спода благополучно здравствует и живет очень близко.

На улице Эйхорд увидел в пыли отпечаток узкой резиновой шины и спросил человека, неподалеку красившего обод велосипеда:

— Это ваш?

— Что?

— Вон то. — Он указал на узенький след перед пешеходной дорожкой.

— Да, мой. От велосипеда. Здесь много таких...

Скорее всего, он был прав. Однако про себя Джек отметил, что след мог быть отпечатком одного из колес инвалидного кресла.

Три часа спустя тело с прикрепленным ярлыком упаковали, дом очистили и опечатали, и теперь у себя в управлении Эйхорд сидел и читал выборку из информации о Споде.

"Американская медицинская корпорация

Фармацентр Брауэра

Клиника Бакхеда

Бакхедский медицинский центр

Бакхедская хирургическая клиника

Бакхедский терапевтический центр

Институт детских болезней

Компания Эверест и Дженнингз по производству колясок

Клиника Киллиана, Мэриам и О'Доннела

Центр охраны здоровья

Медицинский институт Палмера

Профилактический медицинский центр штата".

И так далее. Это был трехстраничный список разнообразных медицинских центров и мастерских, куда мог обратиться местный житель за медицинской помощью и для обслуживания или ремонта инвалидной коляски. Однако изучение многотомных документов и сведения, добытые из полицейских компьютеров, до сих пор мало что прибавили к тому, что Эйхорду удалось узнать из личных бесед в разъездах по стране. И вот теперь опять никаких улик, несмотря на скрупулезную работу. Ни отпечатков пальцев, ни свидетелей, ни связей, ничего, если не считать неопределенного следа колеса перед магазином, торгующим антиквариатом и резаным стеклом.