Доктор, взглянув в окно, отвернулся от унылого безжизненного ландшафта и продолжил разговор со своим пациентом, сидящим По другую сторону великолепного стола ручной работы.

— Я полагаю, что это — самое оптимальное средство. Оно не только облегчает состояние, но и лечит.

Последовала пауза, и пациент спросил:

— Хотели бы вы знать, доктор, во что я верю? Во что я действительно верю?

— Ну конечно, — последовал ответ.

— Я верю, что однажды разверзнется небо, и каким-то совершенно чудесным образом появится некая Ширли Маклайн. Хотя я никогда не встречался с женщиной по имени Ширли и даже имя это никогда не любил. Вообще, я верю в мистическое предназначение имен. Посмотрите, как много комических актеров носят имя Ричард: Приор, Бельзер, Лейвич — вот сразу трое. Обратите внимание, в именах Ширли и Ричард в английском написании столько же букв, как и в фамилиях Кеннеди и Линкольн. Я верю, что Джон Уилкс Бут и Ли Харви Освальд...

— Послушайте, — очень мягко перебил его доктор, — я только стараюсь вам...

— Ax ты, грязная свинья! Я еще не закончил свою мысль! Не смей прерывать меня, чертов идиот!

За этим странным взрывом гнева последовала улыбка, которая, по-видимому, должна была свидетельствовать, что пациенту просто пришла фантазия немного подурачиться. Он понял, что доктор забеспокоился, и снова надел на себя безобидную клоунскую маску. Уже через мгновение за столом сидел хмурый, с двойным подбородком и капризно надутыми губами Никсон и говорил:

— Именно это я сказал Киссинджеру во время одного из наших загородных завтраков: это — самое оптимальное средство. Оно может и облегчать состояние, и излечивать. Скажите, Генри, как вы думаете, если поджечь этот джин, он загорится?

Доктор понимающе улыбнулся, а порочный и опасный человек по другую сторону стола, гримасничая, закатил глаза и победно взмахнул руками. Сейчас этот убийца выглядел безобидным шутом.

Был великолепный день, и мягкие волны принимали фантастические очертания под голубым небом. Солнце освещало утесы, согревая скалы под ногами, и старый человек улыбался, глядя на братию, собирающуюся вокруг него.

— Мне очень хочется прочесть вам кое-что из Евангелия, — произнес он низким, хорошо поставленным голосом проповедника.

— Я не стыжусь проповедовать перед вами. Все должны жить в вере.

Некоторые из них, несомненно, понимали его. Другие не встречались с ним взглядом. И это было обычным явлением.

— С сотворения мира Его невидимые черты. Его вечная власть и божественная природа ясно просматриваются и воспринимаются через Его дела.

Проповедник перешел на другую сторону холма, с плоской вершины которого некоторые из новообращаемых наблюдали за ним. Его неистовые жестокие глаза внимательно оглядели паству в поисках вероотступников и загорелись воодушевлением.

— Но хотя люди и знали о существовании Господа, они ничего не делали для его прославления, даже не благодарили Его. Они уперлись в тупик со своими теориями, и их глупые сердца погрязли во тьме.

Он шел среди них, осторожно шаг за шагом передвигаясь на следующую плоскую вершину. Сегодня было многочисленное собрание. Вероятно, ему удастся выбрать по меньшей мере пятьдесят или шестьдесят подходящих ему.

— Желая вобрать в себя всю мудрость мира, люди стали глупцами и променяли божественный рай на грязное нечестивое существование среди птиц и животных.

Он без страха шел среди своей паствы. Проповедник Евангелия.

— В них слишком много вожделения и похоти, и они осквернили свои тела, — его голос становился все громче, — потому что променяли правду Господа на ложь и стали поклоняться и служить Его созданию больше, чем самому Создателю, да будет он благословен в веках. Аминь! В мужчинах слишком много позорного вожделения к женщинам, которые тоже забыли о своем естественном предназначении.

— Мало этого, — говорил он, и голос его звучал с глубоким осуждением, — мужчины также пренебрегли естественным назначением женщины и направили свои алчущие удовольствий взоры к другим мужчинам. Они стали вести себя крайне непристойно по отношению друг к другу и наказаны за это. Что ж, дети мои, мы все знаем, что и сейчас это бывает, не так ли?

Он был совсем рядом с ними. Наклонился к ним.

— Послание апостола Павла к римлянам! Да, Евангелие растолковывает то, что грешники называют СПИДом. И именно тогда, когда они не видят больше необходимости признавать Бога, Бог снова дает им возможность подняться над развратом и исправиться.

— Вам известно, — говорил он, чувствуя себя источником силы Святого Духа, — что сотни лет назад большие города были оплотами христианства. Нью-Йорк, Лондон, Париж. Но в двухтысячном году самые большие города станут рассадниками идей Антихриста. И в таких мегаполисах, как Шанхай или Бомбей, миллионы грешников родятся, будут жить и умрут, не услышав ни одного слова Евангелия. Нечестивость, злобность, алчность, зависть, убийства, раздоры и обман — вот какова будет жизнь этих несчастных. Бедность и недоедание, аморальность и проституция — все это приведет к упадку многочисленные нации, живущие не по христианским заповедям.

Наконец он почувствовал, что они уже в его власти. Его паства медленно двигалась к нему, и это наполняло его сердце гордостью.

— И они двинулись на запад. Эти ярые противники Бога и создатели дьявола. Иностранные антихристы, скупающие нашу собственность, калечащие и убивающие нашу культуру, подбирающиеся к самым основам нашей морали со своими развращенными взглядами.

Один из слушателей коснулся его башмака, когда он перешагивал на соседний плоский камень.

— Наш долг — сокрушить, уничтожить неверных! — вскричал он, протягивая руку к своей пастве.

Некоторые из его коллег называли его Баптистом. Они слагали о нем легенды, но паства его была неразговорчива.

Он был пожилым человеком с самой обыкновенной внешностью, в выцветшем синем рабочем комбинезоне, рыжевато-коричневой рубашке и стоптанных башмаках. Он стоял один на солнечной стороне утеса, держа большую извивающуюся гремучую змею в нескольких дюймах от лица, пренебрегая опасностью быть укушенным. Камни вокруг него просто кишели змеями. Баптист и его паства.

Отец не выносил детского плача и наказывал сына необычными способами. Например, использовал попку мальчика в качестве пепельницы. И если бы не сердобольный сосед, который однажды вызвал наряд полиции, ребенок бы, конечно, погиб. Приехав, полицейские обнаружили малыша одного, в грязной вонючей клетке, после чего он был наконец избавлен от отцовских забот.

Его приемная мать души не чаяла в своем маленьком сыне. Она обожала покрывать детскую спину, испещренную мертвенно-бледными рубцами от сигаретных ожогов, страстными ласковыми поцелуями, которые скоро переросли в интимную близость.

В израненной, искривленной душе ребенка пустила корни темная, горькая злоба, взращенная жестоким отцом и любвеобильной приемной матерью, К мальчику рано пришла половая зрелость, и психически он был готов к ней.

— Вы Эйхорд, сотрудник особого отдела?

— Да, сэр.

— Боб Мотт, начальник полиции. — Мужчины обменялись рукопожатием.

— Рад познакомиться с вами, шеф. Сожалею, что приходится обременять вас работой.

— Все в порядке, Джек, — так, кажется, вас зовут? Можете называть меня просто Боб.

— Хорошо. — Эйхорд знал анкетные данные шефа полиции Роберта Мотта из досье отряда спецназначения. Этот человек с безупречной профессиональной репутацией возглавлял департамент полиции в небольшом городке. Награды, завидное количество удачных расследований, раскрытие нескольких сложных убийств. Мотт говорил просто и дружелюбно:

— У меня отлегло от сердца, когда в ответ на свою просьбу прислать сотрудника я получил факс из Главного управления департамента полиции с сообщением, что приедете именно вы.