Марина. Изменилось, ох как изменилось.

Рахманинов. Я пойду на колокольню. Ты знаешь, я все время засыпаю и вижу себя на колокольне. Я пойду туда, хорошо?

Марина, улыбаясь, кивает.

Задыхающийся Рахманинов, каким мы его знаем сейчас, поднимается по вытертым ступеням колокольни, все выше и выше. Каждая ступень дается с ужасным трудом. Боль в левом боку нарастает. Он прихрамывает, карабкается, держась за левый бок. Лицо его покрывается потом. Наконец он достигает двери, открывает ее…

Потрясенный Рахманинов глядит окрест себя. Ему открываются обветшалые стены с обсыпавшейся штукатуркой, обрывки веревок, с которых срезаны колокола. Заснеженные пространства России. А внизу — сожженная, безжизненная деревня с черными скелетами обугленных изб. Ледяной ветер обдувает Рахманинова, одетого в тонкую шелковую рубашку. Но он не обращает внимания, проходит к другой стороне звонницы, смотрит вниз. Ему открывается проваленный купол церкви, обшарпанные, загаженные стены. Спазм сдавливает горло Рахманинова. Он пытается откашляться. Глухой, клокочущий кашель вырывается из его груди, плечи судорожно вздрагивают. Он прижимает платок ко рту, и когда он отнимает его, платок окрашен кровью… Откуда-то из-за горизонта до него доносится протяжный низкий удар колокола, еще один…

Усталые, потные, грязные, иные в свежих бинтах, бойцы ужинают после боя. Движения их вялы, и нет жадности к пище — карябают нехотя ложками прокопченные котелки. В углу примостился Иван с миской супа. Входит командир взвода.

Лейтенант. Не рассупониваться, ребята, и чтоб оружие под рукой! Он скоро опять попрет.

Усатый солдат. Когда он угомонится, дьявол!

Молодой боец. Когда мы его угомоним. Лейтенант (заметив в углу Ивана). Что же нам с тобой делать, дед? Я про тебя забыл было.

Иван вытягивается по стойке «смирно». Правая нога его по-прежнему босая.

Иван. Разрешите доложить! Иван Шаталин, солдат двух войн — мировой и гражданской. «Георгия» имею.

Молоденький солдат. Мы его сыном полка зачислили.

Лейтенант (улыбнувшись). Ладно, доложу ротному.

В спальне около полураздетого Рахманинова с сосредоточенным видом стоят несколько врачей. Профессор, наклонившись, выстукивает его спину, потом щупает опухшие железы, многозначительно переглядывается с коллегами. У окна, напряженная, как струна, Наталья.

Профессор. Можете одеваться.

Рахманинов. Ну что, господа?

Профессор. Нам нужно посовещаться, обсудить кое-что…

Рахманинов. Делайте что хотите, господа, но все меня уверяют, что я здоров, а сил у меня никаких не осталось. Сил мало, а концертов, господа, много, через две недели начинаю в Нью-Йорке… Так что…

Профессор (перебивает). Об этом и речи быть не может! В Нью-Йорке зима, ничего не стоит схватить воспаление легких…

Рахманинов. Нет уж, позвольте, вы на то и доктора, чтобы меня поставить на ноги, а концертов я отменять не собираюсь… (Он смотрит на часы.) Извините, сейчас в Москве полночь, я не хочу пропустить последние известия…

Он с трудом встает с постели и, шаркая ногами, выходит. Доктора смотрят на Наталью.

Профессор. Вы должны повлиять на мужа.

Наталья. Музыка для него жизнь.

Профессор. Миссис Рахманинова, вашему мужу осталось очень немного жить…

К подъезду подкатывает машина, за рулем Федя Шаляпин. Он привез Софью — сестру Натальи. Помогает ей выгрузить чемодан. Софья, несмотря на преклонный возраст, выглядит прекрасно — худощавая, спортивная. Быстрыми шагами она входит в дом.

Соня входит в спальню. На кровати, прямая, натянутая как струна, сидит Наталья. Она смотрит на Соню невидящими глазами, но только мгновение, потом, очнувшись, улыбается.

Соня (от двери). Ну что, был консилиум?

Наталья. Да… У него рак… Последняя стадия. Осталось совсем немного…

Соня механически кивает, лицо ее становится цвета бумаги.

Соня. Он знает?

Наталья. Нет, мы решили не говорить. Он всегда был очень мнителен, а сейчас особенно. Фанатически намерен ехать в Нью-Йорк продолжать турне. Может быть, ты его отговоришь.

Соня. Я попробую.

Наталья. Пойди к нему. Он знает, что ты приезжаешь. Обрадуется.

Соня кивает, собирается было выйти, но ноги ее подкашиваются, и она рушится на стул у двери. Глухие рыдания рвутся из ее груди.

Соня (рыдает). Я не могу, я не знаю… Как же это? Сереженька, родной мой… Я не могу его видеть, я не выдержу. Я молилась за него каждый день всю жизнь, с самого детства.

Наталья встает, подходит к сестре, берет ее за плечи.

Наталья. Соня…

Соня (обхватывает сестру обеими руками). Наташа, я никогда никого так не любила, как Сережу, я не знаю, как я выдержу.

Наталья, крепко взяв Соню за плечи, поднимает со стула, прижимает к себе.

Наталья. Выдержи, родная моя. Окаменей. Окаменей сердцем, как я, иначе… (Голос ее пресекается, она борется со слезами.)

Соня прячет свое лицо на груди у сестры.

Соня. Как же мы будем?

Наталья. Как прежде в детстве, вдвоем через всю жизнь — верны до гроба… И там, за гробом, вдвоем — верны.

Соня поднимает заплаканное лицо, смотрит на сестру. Лицо Натальи светится той внутренней силой, которая делает его самым прекрасным на земле…

Студия, где стоят два рояля, а на стене карта Советского Союза. Федя Шаляпин стрижет у окна Рахманинова. Соня разбирает корреспонденцию за столом в углу.

Рахманинов. Ты, Феденька, мой придворный парикмахер.

Федя. Вас легко стричь, Сергей Васильевич, «под арестанта».

Рахманинов. Это твой папаша надоумил меня стричься коротко. Когда мы познакомились, я носил длинные волосы, хотел выглядеть романтически, а твой папа говорит: «У тебя не голова, а веник!»

Соня из угла со скорбной нежностью смотрит на седую голову Рахманинова, над которой ловко орудует машинкой Федя.

Рахманинов (продолжает). Он вообще очень заботился о моем внешнем виде. Все ругался, что я кланяться не умею, говорил: «Кланяешься как могильщик». Учить даже пытался, правда безуспешно…

Входит Наталья с пачкой писем.

Наталья. Я это все разобрала.

Рахманинов. И что там пишут?

Наталья. Пишут слова благодарности, вот в этом (она открывает конверт) какая-то русская старушка прислала доллар!.. Несколько ругательных, прямо-таки проклятия сыплют на твою голову!

Рахманинов. Бедная моя голова!.. Осторожно, Федя, у меня над левым ухом родинка.

Федя. Знаю, знаю, Сергей Васильевич.

Наталья. Здесь письмо от советского консула с благодарностью за все…

Соня. А у меня телеграмма от советских воинов… Поздравляют тебя с днем рождения и выражают… «благодарность за помощь бойцам нашей героической Красной Армии, которые грудью своей защищают Родину и дело всего передового человечества от фашистских варваров…».

Рахманинов. Как приятно… как хорошо! (Он вдруг дергается.) Осторожно, Федя, больно!

Федя. Я что, порезал?

Рахманинов. Нет, тут у меня шишка выскочила, и вот тут другая растет, очень болит…