Сегодня воскресенье – первое воскресенье моей новой жизни, и я в ошейнике, который ты на меня нацепила. Передо мной раскинулись горизонты новой жизни. Начинается она днем отдохновения. Растянувшись на просторном зеленом листе, я смотрю, как солнце вламывается в твою матку. Какой в ней поднимается клекот и стрекот! И ведь все это специально для меня, а! Если бы в тебе был целый миллион солнц! Если бы я мог вечно лежать тут и наслаждаться этим астрономическим фейерверком!

Я зависаю над поверхностью луны. Мир погружен во внутриутробный транс: внутреннее и внешнее эго пришли в равновесие. Ты посулила мне так много, что не будет большой беды, даже если я никогда отсюда не выйду. Мне кажется, минуло ровно 25 тысяч 960 лет с тех пор, как я заснул в черной утробе секса. Мне кажется, я проспал лишних лет так это 365. Но по крайней мере, теперь я в идеальном доме – между шестерок, и все у меня благополучно: и то, что осталось позади, и то, что заготовлено на будущее. Ты предстала передо мною в облике Венеры, но ты – Лилит, и я это знаю. Вся моя жизнь брошена на весы; этой роскошью я буду наслаждаться до конца дня. Завтра я склоню чашу весов. Завтра равновесию придет конец, и, если я обрету его вновь, оно будет уже в крови, а не в звездах. Это хорошо, что ты посулила мне так много. Мне необходимо, чтобы мне обещали как можно больше, потому что я слишком долго жил в тени солнца. Я жажду света и целомудрия – и чтобы солярный пламень в кишках! Я жажду обмана и разочарований – чтобы я мог замкнуть верхний треугольник и не метаться без конца между планетой и космосом. Я верю всему, что ты мне говоришь, но я также знаю, что все обернется иначе. Я принимаю тебя как звезду и капкан, как камень, перетягивающий чашу весов, как судию с повязкой на глазах, как яму, в которую я проваливаюсь, как тропу, которой я иду, как крест и стрелу. Вплоть до настоящего дня я странствовал в направлении от солнца; отныне я следую двумя путями: как солнце и как луна. Отныне я беру на себя два пола, два полушария, два неба – всего по два. Отныне я буду двусоставен и двупол. Что бы ни происходило, все будет происходить дважды. Я буду гостем на этой земле, вкушающим ее блага и уносящим ее дары. Я не буду ни слугой, ни господином. Я буду искать конец в себе самом.

Снова я взглядываю на солнце – впервые смотрю не щурясь. Оно кроваво-красное, и по гребням крыш разгуливают люди. Я вижу ясно все, что выше горизонта. Это как Пасхальное Воскресенье. Смерть позади, рождение – тоже. Теперь я буду жить с недугами жизни. Я буду жить духовной жизнью пигмея, тайной жизнью маленького человечка на вересковой пустоши. Внешнее и внутреннее поменялось местами. Равновесие больше уже не является целью – весы пора уничтожить. Дай мне еще раз услышать, как ты обещаешь мне все то солнечное богатство, что носишь в себе. Дай мне шанс до конца дня, пока я на вольном лоне, поверить, что солнце приносит добрые вести. Дай мне зачахнуть в роскоши, пока солнце вламывается в твое чрево. Я беспрекословно верю каждому твоему лживому слову. Я принимаю тебя как персонификацию зла, как разрушительницу души, как махарани ночи. Повесь свое чрево мне на стену, так чтобы я мог помнить тебя. Нам надо заняться этим не мешкая. Завтра, завтра…

Ей. – Адресатом этого посвящения является Джун Эдит Смит (известная также под псевдонимом Джун Мэнсфилд), вторая жена Генри Миллера (с 1924 по 1934 г.). Урожденная Джульетта Эдита Смерч, она родилась в 1902 г. в Австро-Венгрии, в небогатой галицийской семье, эмигрировавшей в 1907 г. в США. С 15 лет работала платной партнершей в танцзалах Нью-Йорка. В одном из них – танцзале Уилсона на Бродвее – познакомилась с Генри.

Абеляр Петр (Пьер; 1079–1142) – французский философ и богослов, сторонник концептуализма, близкого к номинализму. В своем главном труде «Да и нет» (ок. 1122) доказывал, что вера должна быть научно обоснована. В этике подчеркивал естественные основы нравственности. В «Истории моих бедствий» (между 1131 и 1136) изобличал фанатизм Католической церкви. За расхождение с католическим догматическим учением Абеляр был дважды объявлен еретиком.

Цитата дается в пер. В. Л. Соколова по изд.: Августин Аврелий. Исповедь; Абеляр П. История моих бедствий. М.: Республика, 1992.

В трамвае-яичнике. – Как и все названия Миллера, имеющие, по его собственному утверждению, «микро-макрокосмическое значение», этот подзаголовок отражает многоплановость его универсума. В житейском плане это тот трамвай, в котором Миллер совершает свои ежедневные поездки по Бруклинскому мосту на работу, «где была смерть», и домой, «где был морг»; в нем он или предается размышлениям, попавшим впоследствии на страницы его книг, или выслушивает рассказы своего сослуживца Сэма Заттенштейна (Хайме в «Козероге») о «разлагающихся яичниках его жены». В плане эзотерическом – Миллер избрал это транспортное средство для путешествий из настоящего в прошлое, из бытия в небытие, из сна яви в явь сна, из мира реального в мир пренатальный, из микрокосма в макрокосм исходя из своего восприятия мира как «гигантской утробы».

Однажды ты испустил дух… – Миллер не только воспринял учение древних о трансмиграции душ, но и был склонен рассматривать себя как инкарнацию Христиана Розенкрейца, являвшегося, согласно теософской доктрине, инкарнацией эфирной субстанции Христа. В тексте «Козерога» на это указывается дважды. Кроме того, Миллер любил повторять, что, родись он несколькими часами раньше, т. е. не 26-го, а 25 декабря, он стал бы вторым Иисусом Христом. И тот факт, что он «родился с комплексом распятия», Миллер также связывает с датой своего появления на свет. Всю свою земную жизнь он рассматривает как череду «распятий» и «воскресений». Чем-то вроде «розенкрейцерского переживания» (по Штейнеру), «привившего ему новую жизнь», для Миллера была его «великая перемена», когда он, «надев шляпу, вышел из конторы, вышел из своей прежней личной жизни и нашел женщину (Джун)», которая спасла его «от смерти заживо». Это был его первый шаг на пути самопресуществления в земной жизни. Позднее он напишет: «Умри я в возрасте Рембо, что бы было известно о моих целях, о моих усилиях? Ничего. Меня бы сочли отъявленным неудачником. Лишь на сорок третьем году я дождался выхода моей книги. (…) Она дала мне возможность распроститься с прошлым и вновь войти в него через черный ход» (Миллер Г. Время убийц: Этюд о Рембо // Иностранная литература, 1992. № 10. С. 161 (пер. Инны Стам).

…раз и навсегда заведенным порядком… – Имеется в виду тот миропорядок, в соответствии с которым, согласно космогоническим учениям древних, все сущее находится в процессе непрерывного, бесконечного становления, переживая периоды гибели и нового рождения, а в отношении человека – это «порядок» трансмиграции душ (реинкарнации, метемпсихоза), в соответствии с которым после смерти человека его эфирное тело (душа, сознание) растворяется во Вселенной и затем, через положенный срок, пройдя необходимые превращения, в том или ином виде вновь воплощается на земле или (в восточных мифах) достигает нирваны.

Изначально это и был только хаос… – Ср. у даосов: «В начале начал было Отсутствие, и не было у него ни свойств, ни имени. Из него появилось Единое, но еще не было форм» (Антология даосской философии. М.: Товарищество «Клышников-Комаров и K°», 1994. С. 81).

…поток, который обволакивал меня… – Так Миллер представляет себе свое пренатальное существование. Этот поток может быть и субстанцией Мирового яйца, и «чревом Матери Мира», и амниотической жидкостью материнской утробы.

…однороден и животворящ…. раздор и распри. – Миллер понимает Хаос как начало всякого бытия, как нечто живое и животворное, как основу мировой жизни, как «гигантскую утробу», «место творения», где царствует Эрос и ночь, где царит слияние и оплодотворение. Его концепция мирообразования представляет собой нечто среднее между древнегреческой и даосской. Эмпедокл, например, объясняет циклический ход мирового процесса попеременным преобладанием двух сил: Любви и Вражды. В период господства Любви все элементы смешиваются, образуя огромный однородный шар – пребывающий в покое Сфэрос. Вражда же оказывается вытесненной за пределы Сфэроса в периферийные области мира. В период господства Вражды элементы разделяются и разъединяются. Именно это имеет в виду Миллер, говоря о «раздоре и распрях» в верхних слоях Хаоса. Ср. также у Гераклита: «Все проходит через распрю» (Фрагменты ранних греческих философов. Ч. 1. От эпических теокосмогоний до возникновения атомистики. М.: Наука, 1989. С. 21). Раздором и распрей сопровождается и превращение Хаоса в Космос. Опять же, по Гераклиту, борьба является условием существования упорядоченного космоса.