Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Вот наконец-то добежал — свет вдалеке увидел, струившийся сверху. Поднялся по ступенькам и — рухнул прямо на руки Владигора, обессиленный, весь в поту, с головы до ног кровью залит. Стали растирать ему виски — снегом растирали, меда крепкого, хмельного в рот влили, и скоро ожил Бадяга. Владигор и Велигор, под руки поддерживая, повели его, расслабленного, как после хворобы долгой, туда, где расположились остальные. Увидел Бадяга, что дружинники, покуда он отсутствовал, времени даром не теряли. Отрыли с десяток землянок, крытых бревнами и дерном, сверху обсыпали снегом, чтобы издалека не видно их было. В одну из таких землянок и провели Бадягу.

Тепло здесь было, — меж валунов горел костерчик. Вокруг Бадяги, укрытого тулупом, расположились братья, Любава, Путислава и Прободей.

— Ну, рассказывай… — потребовал Владигор, желавший поскорей узнать, что делается во дворце.

Не стал повествовать дружинник о привидениях, встретившихся ему в подземном переходе, — сам не верил во всамделишность их. Но, не забывая и малой подробности, поведал обо всем, что случилось с ним на подворье да и во дворце. Не забыл и о кошке рассказать, перекусившей жилу на шее Солодухи.

— Может, рысь была? — недоверчиво взглянул на Бадягу Владигор. — Не видел прежде, чтобы кошки людям шеи грызли.

— Да что ж я, рысь от кошки не отличу? — обиделся Бадяга. — Но сужу я так: не простая это кошка, знала она меня, вот и вступилась…

— Ладно, дальше говори, — повелел князь синегорский.

Тут уж, когда дошло до описаний собственного удальства, Бадяга красных слов не пожалел. Не двадцать, а сорок воинов борейских отправил он туда, откуда людям уж нет возврата, и так подробно, так красочно все описал, поглядывая при этом не на Владигора, а на женщин, что слушатели лишь дивились, не подозревая прежде в дружиннике Бадяге такого мужества, отваги и силы богатырской.

— Короче, — закончил воин, — на сорок человек меньше стало борейцев во дворце, но скажу тебе, княже, что осталось их еще около тысячи, — уйма их, что вшей у нищего!

— И, говоришь, все с самострелами? — голосом глухим спросил Владигор, нахмурясь.

— Все! На крепостных помостах расположились, смотрят меж зубцов, и у каждого — самострел. Скажу тебе еще, что весьма искусны они в стрельбе, навострились в оном деле. Так что, если и проберемся мы на подворье, они со стен нас, как зайцев, перестреляют, а другие, как тараканы, изо всех щелей дворцовых повылезут да и в бой пойдут. И что за люди! На борейцев даже и не похожи. Звероподобные, и лают, точно собаки, — ни слова не понять. Где Крас и Хормут таких набрали? Не иначе как из диких лесов позвали сволочь всякую, чтоб им служили. Ну вот вся моя разведка. Не серчай уж, если не больно-то веселые вести принес тебе.

Владигор молчал. С чего бы это стал он сердиться на Бадягу? Знал он и без того, что, коль уж заняли борейцы дворец ладорский, то постараются его сильнее укрепить, силы нагонят туда немалые. О другом печалился князь Синегорья. Только сейчас понял он смысл слов Белуна, предупреждавшего его когда-то, что не стоит миру новое оружие давать. Вот надумал Владигор за счет самострелов стать сильнее борейцев — тщеславие его и сгубило: на ристалище отправился и ради женщины изобретение свое в руки врагов передал — подарок сделал!

— Сам я во всем виноват! — откровенно вдруг признался Владигор. — Говорили мне: «Не езди в Пустень, не вози туда самострел!» Нет, не послушался, погнался за рукой Кудруны, не ведая, что дурманом чародея, а не любовью был я опоен!

Любава строгим голосом прервала речь брата:

— Но ведь она-то тебя любила, больше жизни своей любила! Неужто ее забудешь?

Ничего не ответил Любаве Владигор, только долго-долго посмотрел в глаза ее, надеясь, что все поймет сестра и его простит. Не было сейчас в его сердце иных чувств, кроме любви к отчизне. Помолчав, сказал:

— На вопрос твой я после дам ответ, когда Ладор снова нашим будет. Сегодня ночью, нет, завтра утром пойдем на приступ через ход подземный!

Велигор с большим сомнением промолвил:

— А не попадем ли в капкан борейский? Что если проведали враги о подземном ходе? Нетрудно им, уверен, тогда сообразить, что только там и сможет проникнуть на подворье Владигор, если уж замыслил такое дело. Появление Бадяги для них — вернейшее доказательство твоего желания дворец себе вернуть. Не дурак же Крас, испытал уж я на себе его коварство!

Тут Прободей высказался:

— Послушай, княже, стоит ли так спешить? Не лучше ли воздержаться от приступа прямого? Даже если и не прознали борейцы о ходе тайном, то с полусотней воинов нам их не одолеть. Сам считай: на каждый наш меч по двадцать борейских мечей и самострелов приходится. Пусть каждый наш дружинник вдвое сильнее ихнего, даже, может, втрое, но все равно, когда на тебя зараз два десятка лезет, затылочек почешешь да призадумаешься.

— Верно Прободейка говорит, — кивнул Бадяга. — Что, княже, хочешь голову сложить? Тогда будут борейцы вечно Синегорьем править и Любаву к власти не подпустят. Мой тебе совет таков: коль ты прежнее свое обличье вернул, то кто ж из синегорцев откажется князем тебя признать? Ведь прогоняли урода, а не тебя! Вот и надо тихо-тихо в Ладор пробраться да по домам влиятельных людей походить, поговорить со всеми. Узнав, что ты вернулся, соберутся всем миром подданные твои, дворец обложат, вот и принудим борейцев к сдаче. Тихо, мирно, без крови и без потерь. Чего же лучше?

План Бадяги и в самом деле разумным Владигору показался, так же, как и речи брата и Прободейки. Окончательно склонила его к мысли поддержать Бадягу Любава, которая, вздохнув, сказала:

— Брат, пожалей себя, воинов побереги. Знаю, отчаянный ты, но силы неравны. Давай народ ладорский поднимать.

— Ну будь по-твоему, сестра. — Владигор кивнул. — Завтра попробую пройти через ворота. Если уж поднимать людей, то нужно им всем показать, что князь вернулся настоящий, а не урод…

Уже темнело, поэтому Владигор распорядился, коней укутав потеплее, всем дружинникам идти в землянки и спать до утра, а сам долго еще ходил между сосен, и на душе у него было уныло, точно уговорили его товарищи на дело нехорошее, пустое.

Когда рубился Бадяга в коридоре ладорского дворца, черная большая кошка, та самая, которая перекусила жилу на шее Солодухи, следила за дерущимися из темного угла. Светляками горели два круглых ее глаза, и вздыблена была шерсть на спине ее выгнутой. Когда же с боем стал пробираться Бадяга к лестнице, она, к полу брюхом прижимаясь, двинулась вслед за ним. Стремглав пронеслась вниз по лестнице, и, когда дружинник, не переставая наносить удары, выкатился на подворье и бросился к конюшне, кошка тоже побежала за ним и проскочила в конюшню через ей одной известный лаз. Видела она, как закрывал Бадяга ворота, как бежал к стойлу, поднимал крышку в полу. Едва скрылся он под землей, появились те, кто гнался за ним. Видела кошка, что безуспешными оказались поиски борейцев, злые, усталые побрели они назад, вложив в ножны мечи свои.

А когда над Ладором опустился полог темной ночи, поднялась эта черная кошка по лестнице на деревянный помост, установленный вдоль стен, по которому днем расхаживали дозорные. Знала она, что ночью спят борейцы, уверенные в том, что в это время никто не отважится на штурм. Спят и во дворце, и в сторожевых башнях. Но знала также кошка, что самострелы они с помоста не уносят, оставляют, прислонив к стене рядом с колчанами, полными стрел, — на случай, если тревога вдруг заставит всех на стены выйти, чтобы отразить возможный приступ.

По времени ночному, зимнему только пять стражников, поставленные на помосте, должны были следить за спокойствием внутри подворья и за его пределами — не бродят ли под стенами подозрительные люди, не собирается ли кто проникнуть во дворец. И так далеко друг от друга они стояли, что не видели товарищей своих, поэтому лишь перекликались на всякий случай в темноте: «Поглядывай! Посматривай! Послушивай!»

70
{"b":"197578","o":1}