– Я не понимаю, что ты от меня хочешь? – спросила я. – Это что, я выкладывала? Это я его снимала? А ты что, адвокат? Нет? И вообще, в двенадцать звонить неприлично! – сказала я, отсоединилась и, чуть подумав, вообще выключила телефон.

Но так просто все не закончилось. На следующий день под фотографией было уже несколько сотен комментариев. Все писали, что я очень красивая, а над Стасом с летящим чайником смеялись. Вскоре кто-то назвал самого Стаса Чайником, и это прозвище моментально к нему прицепилось.

Если раньше Полянским все восхищались, теперь он стал клоуном!

Если раньше к нему в друзья добавлялись десятки почитателей, то теперь на его страницу заходили десятки незнакомцев и писали на стене: «Это настоящая страница Чайника или подставная?»

Никто не обращал внимания на его красивые фотографии с удачными ракурсами, всех интересовала только эта.

А через несколько дней я с изумлением увидела, что он вообще удалил страницу. Это был настолько мощный поступок, что я смотрела на надпись «Пользователь удалил свою анкету» и не могла в это поверить. Ведь там были сотни фотографий, записей, он вел ее несколько лет, а сейчас удалил… Видимо, настолько завалили вопросами, что Стас не выдержал такого внимания и решил уйти в тень. Хоть и любил заинтересованность собой, этот интерес был неприятным.

Мои каникулы тоже были испорчены. Каждый день приходилось думать и разговаривать только о фотографии. На меня сыпался шквал звонков и сообщений. Незнакомые писали в Интернете, а знакомые звонили лично и говорили, что видели в Интернете эту прикольную фотку.

Про те фотографии, на которых я была дома у Стаса, никто уже и не помнил. Дело в том, что, во-первых, он удалил анкету, а вместе с ней и эти снимки, а во-вторых – и это самое главное, – я была просто Катей. А вот Стас был звездой, и поэтому на его фотографию обратили внимание. Кому нужна какая-то там Фадеева со смятой салфеткой в руках, если появилась фотография знаменитого Полянского с таким лицом, какое никто никогда не видел? Поэтому разговоры были только про фотографию Чайника.

Единственный раз я отвлеклась, когда мы с мамой и братом сходили в магазин «Сезон» и купили ему ботинки.

Впрочем, был и второй раз.

Я, наконец, решилась сходить в больницу. Рита права – имею право посещать трех моих пациентов, даже если Ефремова изъявила желание, чтобы я не приходила. Есть общие часы, и я ими воспользуюсь. Получилось очень некрасиво – я помогала Пашке, Антонине Ивановне и Владимиру Олеговичу, мальчику даже пообещала, что принесу творог, и пропала. Они меня ждали, а я не пришла… Я старалась спасать их от одиночества, но, сама того не желая, нанесла им удар одиночества… Поэтому пусть проверяющая хоть волосы на голове рвет, мне все равно! Хочу ходить в больницу и буду!

Я собрала продукты, не забыв прихватить творожную массу, и в разрешенные для посещений часы отправилась в больницу.

Когда переступила порог, мне стало как-то неуютно. Казалось, что сейчас из-за угла выйдет Ефремова и снова меня прогонит… Если раньше я очень любила это место и чувствовала себя здесь как дома, то теперь мне было тревожно.

Я поднялась на второй этаж, где в коридоре лежал Пашка, и, подходя к его месту, увидела, что на кушетке лежит какая-то девочка лет двенадцати с перевязанной головой, а рядом сидит женщина с надменным видом.

Я растерянно остановилась.

– Простите, а где Паша? Тут, на этой кушетке, лежал мальчик с переломом правой руки…

– Выписали его, – ответила женщина, и ее брезгливо передернуло: – Я так не хотела, чтобы мою дочь положили на его место! Неблагополучный какой-то! Из семьи алкоголиков! Может, у него вши!

– Нет у него вшей, – ответила я и, чуть подумав, добавила: – И таких родителей, как вы, тоже. Если бы о нем так заботились, как вы о своей дочери, то люди не называли бы его неблагополучным.

Она озадаченно на меня посмотрела.

Я развернулась и направилась к лифтам, чтобы подняться к Антонине Ивановне на пятый этаж в отделение хирургии. Нажала на кнопку вызова.

И вдруг из лифта вышла Полина.

Она сделала шаг и неожиданно наткнулась на меня.

– Катя?.. – вздрогнула санитарка от неожиданности.

– Здравствуйте, – смущенно поздоровалась я. – К своим пришла. Имею право в общие часы для посещений.

У Полины изменилось выражение лица. Она была расстроена.

– Кать, ну зачем ты так… Думаешь, мне самой это приятно?

– Пашку выписали?

– Да. А завтра выписываем Антонину Ивановну и Владимира Олеговича.

– Как – завтра? – удивилась я.

– Курс лечения заканчивается, – пожала плечами Полина. – Можно сказать, что все твои пациенты выписаны.

И тут я поняла всю глубину сказанного. Выписали Пашку. Завтра – остальных. А больше у меня никого нет. Что же делать, когда выпишут Антонину Ивановну и Владимира Олеговича? О новых одиноких людях мне сообщала Полина. Но скажет ли она?

– А есть ли в больнице еще одинокие? – спросила я.

– Пока нет. Извини, Кать, мне пора на процедуры, – сказала санитарка и, стараясь не встречаться со мной взглядом, ушла.

Все понятно. Намекнула, что о поступлении новых людей не сообщит. А без нее я не узнаю.

Я понуро побрела к Антонине Ивановне и Владимиру Олеговичу, принесла им гостинцы, объяснила, почему не приходила, и, пожелав здоровья и благополучной выписки, вышла на улицу.

Мною овладело стойкое чувство, что прервалась последняя ниточка, которая связывала меня с этой больницей. Конечно, я обязательно пойду в другие и буду помогать другим людям, но очень грустно, что так все вышло.

Я с тоской посмотрела на здание, на машины «Скорой помощи», стоящие во дворе, и отправилась домой.

Я убирала, готовила, занималась с Максимом, а когда он днем лег спать и выдалась свободная минутка, вошла в Интернет. Открыла страницу и снова увидела несколько сообщений. «Это ты та девушка, которая фоткалась с Чайником?..», «Ты такая красивая! Давай познакомимся?» и так далее.

К концу каникул я так от всего устала, что просто перестала отвечать на сообщения и звонки.

Ответила только Рите, когда в последний день каникул она позвонила.

– Я даже и подумать не могла, что все так получится, – виновато и с удивлением говорила подруга. – Думала, мы просто поместим его фотку, как он твою, все увидят и забудут. Но все пошло не по плану…

– Поэтому нужно хорошо все взвешивать, прежде чем сделать, продумывать, какие могут быть последствия, – ответила я. – Ты хотела как лучше. А я не представляю, что завтра будет…

Когда на следующий день я собиралась в школу, меня трясло. Через час увижу Стаса. Что он скажет? Что сделает? Хотя, если хорошо разобраться, я ничего не совершила – не организовывала сцену в кафе, не отправляла фотографию в Интернет, но, тем не менее, всем казалось, что все провернула именно я: и снимок распространила, и специально подстроила, что я вышла красивой, а он страшным Чайником. Но это ведь не так! И красивой получилась случайно!

Сегодня я чувствовала себя особенно беззащитной, и захотелось надеть мамину коричневую кофточку из тонкой шерсти. Казалось, если пойду в ней, будет ощущение, что я дома, рядом с мамой, и благодаря этому нападки будут восприниматься не так остро. Кофточка как бронежилет, от которого веет уютом. Эту вещь маме подарил папа, и она бережно ее хранит. У нас есть семейная фотография, сделанная во время какого-то застолья – мама сидит на диване в этой кофточке, а папа ласково ее обнимает.

Как хорошо, что сегодня пятница. Поучусь всего один день, а потом будут два выходных. Надеюсь, что получится прийти в себя после встречи со Стасом.

Вместе с братом пойти в школу не получилось – ночью у него заболел живот, и он остался дома.

И не зря. Потому что сегодня случилось то, что помешало бы его забрать и вместе вернуться домой. Но не буду торопить события, обо всем по порядку.

Я пришла в школу и сразу поняла настроение класса. Меня встретили недоброжелательными взглядами, которые молчаливо говорили: «Явилась наконец-то, героиня!»