Зоя плотнее закуталась в покрывало, огляделась по сторонам и несколько мгновений стояла неподвижно, обдумывая, куда идти. Возле ворот предместий ее ждала повозка, в которой Зоя приехала из Подере ди Романо в Кафу. С Мариной было договорено, что после встречи с «фра Бернардо» Зоя отправится в загородный дом подруги, там переночует, а наутро вернется в имение. Но теперь, когда встреча с лжемонахом закончилась для нее столь плачевно, Зое непременно захотелось узнать, что же станется с ее душителем, и действительно ли человек, пришедший ей на выручку, – муж Марины. Приняв решение выяснить правду, Зоя не пошла к воротам предместий, а стала осторожно пробираться назад, к таверне. Вечерний сумрак уже почти перешел в ночную тьму, но Зоя все равно опасалась, что ее кто-нибудь увидит, а потому ступала осторожно, прижимаясь к стенам и деревьям.

Неожиданно она замерла, услышав тихие шаги и приглушенные голоса, а потом и увидев, что с заднего двора гостиницы вышли два человека. Улица слабо освещалась взошедшей луной, но Зоя все-таки разглядела, что эти двое – мужчина и женщина и что мужчина несет, перебросив через плечо, какой-то громоздкий куль. Повинуясь безотчетному любопытству, Зоя подалась вперед и расслышала, как женщина сказала мужчине:

– Осторожно, Донато: здесь на дороге яма.

«Донато!.. Да это он!» – промелькнуло у Зои в голове, и она сразу же решила проследить, куда и зачем направляется муж Марины и кто его спутница.

Именно Зоя и была тем невидимым, но неотступным наблюдателем, который сопроводил Донато и Бандекку до глухого места возле рва. Когда Донато сбросил на землю свою ношу, Зоя без труда догадалась, что это – закутанное в ткань тело, что и подтвердили последующие слова женщины:

– У этого фра Бернардо были воровские повадки, так что никто не удивится, когда завтра здесь найдут его труп. – Бандекка заглянула вниз, в глубину рва и добавила: – Ров после дождя наполнился водой, так что лучше сбросить покойничка туда: подумают, что он был пьяным, оступился и захлебнулся.

С этими словами она толкнула ногой завернутое тело вниз, и оно с тихим плеском упало в воду.

Когда женщина повернулась к Донато, лунный луч осветил ей лицо и Зоя узнала трактирщицу Бандекку.

– Ну, дело сделано, пойдем. – Бандекка положила руку на плечо Донато. – Теперь, слава Богу, никто не узнает, что этот проходимец был убит в «Золотом колесе». А все из-за твоей горячности, римлянин! Как жаль, что ты достался этой северной ледышке Марине…

Она тихо рассмеялась и, прижимаясь к Донато, пошла вместе с ним обратно к таверне.

Зоя осталась стоять, спрятавшись за дерево, дрожа от страха и тревожного возбуждения. Итак, человек, которого она должна была убить и который чуть не убил ее, теперь мертв. А еще она удостоверилась, что его убийца – действительно муж Марины. Донато сделал то, что подруга поручала сделать ей, Зое. И вряд ли Марина узнает, как было на самом деле, – ведь не станет же ей Донато рассказывать, что совершил убийство в компании трактирной девки Бандекки.

Кстати, именно странная связь Донато и Бандекки заинтриговала Зою более всего. Трактирщица, знаменитая в Кафе своими любовными похождениями, была явно неравнодушна к мужу Марины и пошла с ним к постоялому двору чуть ли не в обнимку.

Женское любопытство Зои было не на шутку задето, и она, крадучись, последовала за странной парочкой. В голове у Зои невольно промелькнула злорадная мысль о том, что благополучной подруге Марине, скорее всего, изменяет ее горячо любимый муж.

На расстоянии Зоя не могла слышать, как Донато спрашивает Бандекку о Лукино Тариго, а та, посмеиваясь, увиливает от ответа. Наконец, они подошли к двери той комнаты, где Лукино проживал в бытность свою в Кафе. Бандекка открыла дверь и потянула за собой Донато:

– Входи, здесь тебя ждут!

На столе горела свеча, озарявшая таинственным светом нарядно убранную, но совершенно пустую комнату. Донато с удивлением огляделся по сторонам:

– Где же Лукино? Он сейчас в таверне?

– Наверное, он сейчас в Генуе, – усмехнулась Бандекка. – Не он, а я тебя жду! И жду уже давно!

– Бандекка! Что за шутки?

– Ну, мои шутки невинны по сравнению с твоими! Ты слишком зло пошутил, когда убил в моей гостинице человека!

Донато был все еще слишком возбужден случившимся, а потому ответил с яростью в голосе:

– Это не человек, а мерзкая скотина! Он заслужил свою участь!

– А все потому, что плохо отозвался о твоей Марине? Что он сказал? Наверное, похвастался, что спал с ней?

– Бандекка!.. – Донато схватил ее за плечи и встряхнул. – Зачем ты меня злишь?

Она, слегка прищурившись, с насмешливым вызовом бросила ему в лицо:

– Этот фра Бернардо был не промах по женской части! К нему такие красотки приходили! Иногда закутанные, под видом монашек. А вдруг среди них была и твоя жена?

– Как ты смеешь?!

Донато, не сдержавшись, дал пощечину Бандекке, а она, вцепившись обеими руками ему в волосы, горячо и яростно зашептала:

– И это твоя благодарность за то, что сегодня я спасла тебе жизнь? Ты волнуешься только о Марине? А тебе не приходило в голову, что ты плохо знаешь свою жену? Может, она не такая святая, как ты думаешь, и не так уж сильно любит тебя? Давид говорил мне, что раньше у нее было что-то с красавчиком Константином, а теперь… Да не будь ты таким влюбленным дураком! Она ведь не единственная женщина на свете! Вспомни, как я любила тебя! Люблю и сейчас!

Злая, безумная ревность ударила в голову Донато; на память пришли слова Нероне, содержавшие столь красноречивые доказательства близости генуэзца с Мариной. Умом и сердцем Донато не хотел и не мог верить в измену Марины, но его мужское естество вдруг охватила нерассуждающая, слепая ярость, которая сию минуту должна была куда-то излиться. Он подхватил Бандекку, бросил на кровать и, срывая с нее одежду, стал тискать, целовать, кусать ее обнаженное тело. Она отвечала на его грубую страсть с не меньшим пылом, и скоро любовники, соединенные отнюдь не нежным чувством, дали выход своему вожделению, похожему скорее на ненависть, чем на любовь.

Какое-то время они не видели и не слышали ничего вокруг; не заметили даже, как тихонько приоткрылась дверь и в щелочку заглянули любопытные женские глаза. Движения и звуки, наполнявшие комнату, не оставляли никаких сомнений у осторожной наблюдательницы; с одного взгляда Зоя поняла, что муж ее подруги не просто изменяет жене, но изменяет бесстыдно, грубо, да еще не с благородной дамой, а с известной своими похождениями бабенкой из трактира. Зоя невольно ощутила удовлетворение, что не только у нее несчастья в жизни. Она не желала зла подруге, но почему-то ей вдруг очень захотелось сию минуту рассказать обо всем увиденном Марине, чтобы нарушить ее спокойную и, как казалось Зое, самодовольную уверенность в благополучии своей семьи и в супружеской верности Донато.

Со стороны двора послышался собачий лай, и Зоя, тотчас отпрянув от двери, побежала прочь. Темнота позднего вечера позволила ей незаметно удалиться от «Золотого колеса» и выйти на улицу, которая вела к воротам предместий.

А Донато, очнувшись после совокупления с Бандеккой, почти сразу ощутил прилив досады и тяжкого, затаенного стыда, граничившего с отвращением. Он лег на спину, закинул руки за голову и какое-то время лежал неподвижно, выравнивая дыхание. Бандекка ластилась к нему, а он оставался безучастным и, закрыв глаза, старался ни о чем не думать. На душе у него были опустошение и горечь. Еще совсем недавно он рвался домой, к Марине, теперь же не знал, как встретиться с женой, как посмотреть ей в глаза. Что-то тяжелое, темное, нечистое встало между ними – и, возможно, он сам был в этом виноват. Но Донато мысленно оправдывал себя тем, что доказательства ее измены были налицо и он в припадке ревности не смог с собою совладать.

– Милый… – Бандекка склонилась над ним, целуя. – Почему ты так долго ко мне не приходил? Ты ведь знал, что я всегда тебя жду…

– Я бы и сегодня не пришел, если бы ты меня не заманила. Ведь как ловко придумала, что будто бы Лукино тайно приехал в Кафу! Это меня заинтриговало.