Одним из результатов кризиса Хараппской цивилизации явилось то, что население старых хараппских центров и давно обжитых районов стало широко осваивать новые территории. Выходцы из индских городов двигаются на юг и восток и создают там новые поселения (сходный процесс происходил на востоке Ирана и юге Средней Азии в период упадка там протогородских цивилизаций).
Вывод о коренных — внутренних — причинах падения главных хараппских центров ни в коей мере не исключает, однако, и значительную роль внешнего фактора — вторжения иноземных племен, которые в ряде поселений довершили упадок хараппских городов. Это проявлялось, например, в укреплении оборонительной системы, в создании специальных построек для отражения нападения врага и т. д. Судя по раскопкам в Мохенджо-Даро, последний этап в жизни города был отмечен весьма странным на первый взгляд усилением контактов с культурами Белуджистана. Вряд ли в это трудное для города время могла значительно оживиться торговля с соседними областями; скорее всего «белуджистанское влияние» надо объяснять проникновением племен из Белуджистана в долину Инда в период ослабления хараппских центров. Именно с племенами Белуджистана, но не с ариями следует, очевидно, связывать и послехараппские культуры Джхукар и Джхангар.
Какую же археологическую культуру Северного Индостана послехараппской эпохи можно соотнести с индоариями? Для ответа на этот вопрос следует исходить прежде всего из данных ведийских источников, которые позволяют восстановить характерные черты материальной и духовной культуры индоарийских племен, обитавших в эпоху сложения гимнов «Ригведы» в районах Пенджаба и примыкающих территориях. Исходя из двух необходимых условий, которые следует предъявлять к археологической культуре, сопоставляемой с индоиранскими племенами, — хронологических рамок и географического ареала, известный индийский археолог Б. Б. Лал высказал идею о связи ведийских племен с «культурой серой расписной керамики». Данная точка зрения и сейчас представляется наиболее приемлемой. «Культура серой расписной керамики», названная так по одному из видов посуды ее керамического комплекса, обнаружена в Восточном Пенджабе, Хариане, в верховьях Ганга и Джамны, в ряде районов Ганго-Джамнского бассейна, в Раджастхане. До недавнего времени нижняя граница этой культуры, по данным карбонного анализа, датировалась рубежом II–I тысячелетий до н. э., но большинство раскопанных поселений относится к 800–500 гг. до н. э. В последние годы в Пенджабе, Хариане, Кашмире и Джамму выявлен более ранний этап «культуры серой расписной керамики», предшествующий X в. до н. э. (раскопки Дж. П. Джоши), что дает возможность выделить две ее стадии: первую — ранее X в. до н. э. (в более северных районах) и вторую (условно) — около 1000-500 гг. до н. э., охватывающую в основном поселения к югу от Пенджаба.
В совокупности археологические материалы, связанные с «культурой серой расписной керамики», могут быть соотнесены с ранними письменными свидетельствами об индоариях: если первая стадия, памятники которой относятся преимущественно к Восточному Пенджабу и Хариане, может быть условно сопоставлена с эпохой «Ригведы», то вторая по времени и по ареалу распространения — с данными ведийских сочинений послеригведийского периода (поздними Самхитами, Брахманами, Араньяками и Упанишадами, датируемыми первой половиной — серединой I тысячелетия до н. э.).
Судя по материалам «Ригведы», индоарии уже в тот период вступили в тесное взаимодействие с местным доарийским населением. В гимнах упоминается об их столкновениях с племенами, которые произносят «оскверняющие» слова, не почитают истинных (т. е. арийских) богов, следуют странным обычаям и ритуалам. Данные лингвистики позволяют проследить процесс взаимодействия индоариев с доарийскими этносами — протомундами и протодравидами (труды Т. Барроу, М. Эмено, Ф. Кейпера, М. Майрхофера, Я. Гонды). В «Ригведе» встречается несколько слов с явно мундской (и шире — аустроазиатской) этимологией; они относятся к названиям растений и животных, сфере духовной и материальной культуры. Так, согласно Я. Гонде, вполне возможна протомундская этимология встречающегося в «Ригведе» слова «балбаджа». Эта название особой травы, которая употреблялась в религиозных церемониях (о ней сообщается также в «Атхарваведе», «Яджурведе» и более поздних текстах). Ритуалы играли в жизни ригведийских племен столь важную роль, что нет ничего удивительного в заимствовании индоариями некоторых местных растений (и их названий), якобы дарующих «магическую силу». Особо следует упомянуть о слове «лангалам» — плуг (оно, по мнению известных лингвистов, мундского происхождения). Это слово упоминается уже в «Ригведе», а затем часто встречается в более поздних ведийских текстах, начиная с «Атхарваведы». Заимствование индоариями этого важного хозяйственного термина хорошо объяснимо с общих историко-культурных позиций: ведийские племена вступили в контакты с протомундами (их основным занятием было земледелие) в период, когда начинался переход индоариев к освоению речных долин. Археологически с протомундами связывается культура «медных кладов и желтой керамики», распространенная в долине Ганга. На ряде поселений слои этой культуры залегают под слоями «культуры серой расписной керамики».
Остается, однако, не совсем ясным первоначальный ареал ранних контактов ригведийских племен с протомундами: гимны «Ригведы» были оформлены, как уже говорилось, в Восточном Пенджабе, где пока не обнаружено поселений «культуры медных кладов и желтой керамики», но следует иметь в виду, что в «Ригведе» упоминаются Джамна и Ганг (кстати, само слово «Ганга», по мнению ряда исследователей, аустроазиатского происхождения). Кроме того, новые археологические исследования в Свате показали, что в этом районе во II тысячелетии до н. э. появляется желтая керамика, сходная с керамикой «культуры медных кладов», поселения которой обнаружены в верховьях Ганга. Создатели этой энеолитической культуры достигали, хотя и эпизодически, областей Пенджаба и даже более отдаленных районов (движение протомундов из восточных областей к западу и северу, к верховьям Ганга и Джамны, засвидетельствовано раскопками поселений «культуры медных кладов и желтой керамики»). Можно, таким образом, предположить, что заимствование ригведийскими племенами мундских слов произошло в первый период контактов индоариев с протомундами — в верховьях Ганга и Джамны или даже в юго-восточных районах Пенджаба. Следует особо упомянуть и о мнении крупнейшего знатока мундских языков Ф. Б. Я. Кёйпера: ко времени прихода ариев протомундская языковая область распространялась вплоть до долины Инда. Свидетельством ранних контактов индоариев с племенами мундской группы может служить имя Шамбары — главного соперника Индры, по «Ригведе». Полагают, что это «мундское имя» (М. Майрхофер, Т. Барроу, Ф. Б. Я. Кёйпер).
Как и в эпоху «Ригведы», незначительное влияние мундского субстрата прослеживается и в период поздних Самхит и Брахман. Несколько слов мундского происхождения встречается в «Атхарваведе». Они относятся к бытовой лексике и названиям растений: «удумбара», которое употреблялось в религиозных церемониях (упоминаются также амулеты из удумбары); «баджа», якобы изгонявшее злых духов. Не случайно, что в «Атхарваведе» — своего рода «книге заговоров и заклинаний», тесно связанной с народными магическими обрядами, встречаются отражающие мундский субстрат слова и термины именно обрядового характера.
«Атхарваведа» и особенно Брахманы и Упанишады по времени значительно моложе «Ригведы» и оформлялись в более восточных районах Индии. Вероятно, протомундские слова были включены в эти ведийские тексты в результате контактов ведийских племен с мундами (протомундами) в период расселения индоариев по долине Ганга и освоения ими восточных областей (скорее всего, на последнем этапе «культуры серой расписной керамики», т. е. до VI–V вв. до н. э.). По мнению известного специалиста по языкам Индостана Г. Грирсона, в древности зона обитания мундских племен была значительно шире — они жили в пригималайских областях, в Ганго-Джамнской долине и в Центральной Индии. Этот вывод хорошо увязывается с данными археологии о возможном ареале контактов индоариев с протомундами не только в ведийский период, но и в последующую эпоху. Большая часть мундских заимствований представлена в санскритских текстах конца I тысячелетия до н. э. (т. е. уже в период распространения «культуры северной черной лощеной керамики») не только в Восточной, но и в Центральной Индии. Показателен характер этих заимствований: как и в более раннее время, санскрит обогащался обычно за счет отдельных хозяйственных и бытовых терминов, названий местных растений и животных (антилопа, крыса, бамбук, хлопок, бетель и т. д.). Эти лингвистические данные, говорящие о возросшем влиянии мундского субстрата на санскрит во второй половине I тысячелетия до н. э., хорошо согласуются с материалами санскритских сочинений, свидетельствующими об отношениях индоариев с местными племенами Восточной Индии (прежде всего данные литературы Сутр, Шастр, эпоса).
