Оба голоса говорили вместе. Мужчина и женщина, поддерживаемые многоголосным хором.

Именно поэтому, этот камень знаний, как и многие другие, были сложены здесь. Потому, что мы знали, что однажды богиня приведёт сюда того, кто сможет услышать нас.

— Меня, — сказал Меларн.

Да.

Он коснулся пальцем своего лба.

— Но почему, когда я в первый раз закрепил камень на лбу, вы лишили меня памяти?

Это был другой селу'киира. Поскольку ты не относился к его Дому, воплощение сущностей лишили тебя памяти и заставили вернуть камень на место. И то же самое произошло с мальчиком. Его Дом подходил, но он был совершенно не достоин носить селу'кииру. Ему повезло, что в его жилах, по крайней мере, течёт немного крови тёмного эльфа. В противном случае, он бы умер, как только киира коснулся его разума.

— Так, как это произошло с читином?

Он почувствовал их неодобрение, и подслушал кусочек разговора:

… точно он — Миэритари?

Да.

— Так… — К'арлинд поглядел на Дверь Краанфора. Только сконцентрировавшись, он смог разглядеть её, — там есть ещё киира?

Множество. Один от каждого Дома, чей патриарх или матриарх пережили Смертельный Шторм.

Он коснулся своего лба:

— Так если я Меларн — чистый потомок вашего Дома, вы научите меня Высшей Магии?

Когда ты сможешь овладеть арселу'тель'куэс, тогда — да.

— Что я должен сделать, чтобы быть готовым?

Научиться доверять.

— Сделано, — К'арлинд махнул рукой в сторону учеников. — Вы можете видеть доказательство. Я разделил с ними всё знание, которое смог добыть.

И поэтому трое из них всё ещё стоят связанные твоей магией.

— Я объясню. Пири…

Ты до этого поместил в кольца заклятие зачарования.

— Да, но Пири…

А что ты ожидал от того, кто скрестил себя с демоном? — упрекнул мужчина.

Ты не можешь обвинять К'арлинда, за то, что он попробовал, — прервала его женщина. — Тоска по дружбе, семье, инстинктивно приходит к нему. Это всё от жестокости, которую он перенёс в детстве, когда ещё ребёнком, его избивали до беспамятства. В нём всё ещё есть доброта.

Меларн ощерился. Она, казалось, думала, что он — такой же, как и поверхностные эльфы: мягкий и слабый. Не истинный дроу.

Твоя кожа может быть чёрной, но ты не дхаэроу, — сказала женщина, придавая слову его первоначальное значение: предатель, — Искра лунного света горит внутри твоего сердца. Дхаэроу приложили все усилия, чтобы он погас, но свет всё ещё танцует в тебе.

Это было похоже на то, что когда-то сказала ему Куилью.

— Хватит обо мне, — сказал К'арлинд. — Теперь, о тех заклинаниях…

Когда будешь готов. Может после столетия или двух обучения.

— Я не должен ждать так долго! Вы ничего не забыли? Я уже использовал Высшую магию, однажды.

Да, когда того пожелала Эйлистри.

К'арлинд ухватился за эту соломинку:

— А разве она не пожелает вновь? Если жрицы Киарансали не будут повержены, то Фаэрз’ресс по всему Подземью станет столь мощным, как и во времена Спуска. Ваши потомки будут вновь пойманы в ловушку, как и вы. Аривандаар победит.

Праведный гнев поразил его, словно удар. Он закачался. И тогда безмолвная песня затмила сердитые голоса. Она была столь красива, что из глаз К'арлинда хлынули слёзы. Его разум заполнили воспоминания: Халисстра, напевающая ему, чтобы излечить его раны, в то время как он лежит без сознания после падения с ящера.

Халисстра использовала магию баэ'квешел, а не песню Эйлистри, но она всё равно спасла его. Возможно, богиня уже тогда следила за ним, используя Халисстру как проводника…

— Вот именно! — он задыхался.

Он сконцентрировал своё внимание на месте, откуда слышался хор голосов.

— Вы все — маги? — спросил Меларн.

Волшебники, жрецы, воины — в течение почти трёх тысячелетий, патроны и матроны нашего Дома носили камень знаний.

— И другая киира, о которой вы говорили, тоже содержит объединённую мудрость всех волшебников и клириков?

Конечно.

— И каждая киира может активировать заклятие, которое стёрло часть моих воспоминаний, когда я одел не тот камень знаний?

Да.

К'арлинд восхищённо рассмеялся.

— Тогда у нас всё ещё есть шанс. Слушайте.

Он быстро, в общих чертах, обрисовал свою идею.

Это возможно, — сказал камень знаний, когда он закончил. — С благословления Эйлистри. Я знаю, что могу вложить тебе в руку клинок, что ты так ищешь. Но относительно того, сможешь ли ты овладеть им…

— Мы должны, по крайней мере, попробовать.

Да.

Поскольку голоса его предков исчезли, К'арлинд ещё раз огляделся. Элдринн внимательно наблюдал за ним, его глаза блестели.

— У нас есть срочная работа, — мрачно сказал Меларн. — Киарансали попробует на вкус свой же яд.

Каватина начала задыхаться, когда её сознание вернулось в тело. Мгновение назад, она летела к священной роще Эйлистри, прокладывая путь сквозь усеянные лунным камнем ветви, а её дух танцевал под песню, чья красота заставила плакать. Сейчас она лежит на каменном холодном полу, а её горло болит от раны. Песня Эйлистри исчезла, уступив место ужасным стенаниям и скрежету костей.

Мужчина склонился над нею, и его рука лежала чуть выше её левой груди.

И рыцарь была голой.

— Карас, — прорычала она.

Она уже почти встала на ноги, подняв кулаки, когда поняла, что он, должно быть, сделал. Она опустила руки и превратила своё движение в поклон. Немного менее изящный, нежели хотелось Рыцарю, но всё же.

— Ты излечил меня?

Карас кивнул.

— Спасибо.

Каватина поглядела вокруг. Они находились в маленькой, словно клетка, комнате с каменными стенами и единственным выходом. Дверь была закрыта и перегорожена чем-то напоминающим бедренную кость. Стены покрывали ужасные фрески, нарисованные чем-то похожим на высохшую кровь. Смена теней показала худшие из них — работа Караса, без сомнения.

Не было никакого смысла, в том, чтобы выяснять, что случилось. Каватина слишком хорошо помнила ощущение кинжала призрака пронзающего её горло.

— Где мы? — спросила она, потирая горло.

— На окраине Акрополя, — сказал Карас низким, напряжённым голосом. — В комнате, теперь принадлежащей Леди в Маске. Но моя молитва не сможет слишком долго сдерживать Карг. Даже Кабрат — призрак, которого ты видела, возродится, в конечном счёте.

Брови Каватины поползли вверх:

— Ты знаешь её?

— Я знал её, когда она была ещё жива. Она была одной из жриц Киарансали, там, в Мэримидре. Тогда ещё смертная.

Каватина решила оставить дальше расспросы. Она огляделась вокруг, но не увидела своего поющего меча.

— Что на счёт Лелианы и остальных Защитников?

— Мертвы. Даже под маскировкой, я мог спасти только одну из вас, — он вытащил из своего кармана маленький посеребрённый меч на порванной цепочке, её святой символ. — Мне удалось найти его.

Каватина взяла миниатюрный меч и, прижав его к груди, от всего сердца прошептала благодарственную молитву.

— Я удивлена что…

Она замолчала как раз вовремя. Каватина собиралась спросить, почему он не спрятался подальше от Акрополя, спасая себя, что было бы более характерно для Ночной Тени, но потом поняла, что нет никакого смысла поднимать старые споры.

Карас понял её, несмотря на то, что женщина замолчала:

— Леди В Маске — приказывает, я — подчиняюсь.

Каватина одобрительно кивнула. У Ночной Тени было чувство долга. Возможно, в конце концов, она ошибалась в Карасе. Она многому научилась за последние дни.

— Что ты предложишь делать теперь?

Карас, казалось, был удивлён, что она спросила его совета. Его глаза сузились, как если бы он почуял обман. Затем Ночная Тень пожал плечами: