Я продолжал обучать молодых ребят искусству летать и был уже командиром целого звена самолетов.
Однажды летом, во время отпуска, я летал на агитсамолете по Московской области. Забирался в самые далекие, глухие уголки, где никогда еще но видели самолета.
Вернувшись из одного такого полета и Москву, я встретил Славку.
— Еду в Крым, — объявил он, — на планерные состязания. Хочешь, поедем вместе?
— А что я там делать буду?
— Летать, чудак! Вот а думаю новый мировой рекорд поставить. Давно мечтаю!
— Ну что же, — счастливый путь!..
— Поедем! — пристал Славка. — Хочешь, я тебя с одним конструктором познакомлю? Он новый планер построил. Хороший — двухместный. И ему как раз планерист нужен.
Я подумал: «Отпуск у меня еще не кончился, планеристом в свое время был хорошим. Разве в самом деле поехать в Крым, попробовать опять полетать на планере?»
— Ладно, Славка! Знакомь меня с этим конструктором!
Спустя несколько дней я уже был на заводе, где строился планер, и наблюдал за его снаряжением. Это был прекрасный двухместный планер замечательной отделки. Глядя на него, я невольно вспомнил те планеры, которые когда-то строил сам. И какими жалкими и убогими они показались бы, если бы поставить их рядом с этим красавцем! Да, на этом полетать можно!
Конструктор планера мне тоже понравился. Зато я ему — не очень. Ему во мне не нравился мой вес.
— Что я буду делать? — вздыхал он, оглядывая мою фигуру. — У меня же, знаете, все рассчитано. У меня каждая часть планера на весах свешана. Я рассчитывал, что мой планерист будет весить не более как шестьдесят килограммов. А вы, товарищ Головин, такой огромный! В вас, пожалуй, все сто килограммов будет!
— Да нет! — успокаивал я конструктора. — Совсем не сто, а всего лишь восемьдесят пять!
— Ну вот! На целых двадцать пять килограммов больше. Ведь это лишняя тяжесть! Пожалуй, мои планер вовсе не взлетит с вами.
— Взлетит! В Крыму тепло. Я в одних трусиках летать буду. Все же легче…
На планере установили освещение — красные и зеленые лампочки на крыльях — и приборы, показывающие высоту. Наконец сборы окончились. Планер запаковали в вагон, а следом за ним поехали и мы с Борисом Николаевичем. Вот и Коктебель — место, куда я, помните, еще маленьким мечтал попасть на состязания планеров.
На склоне горы выстроились планеры, участвующие в состязаниях.
Среди них выделялся яркой, пестрой окраской наш красавец. «Темп».
На хвосте у нет стоял номер «5».
Когда мне разрешили подняться в воздух, чтобы испробовать, как летает новый планер, я очень волновался. Дело в том, что на состязания приехали уже опытные планеристы.
Многие из них не раз бывали в Коктебеле на состязаниях; некоторые считались замечательными планеристам и рекордсменами. А я почти что новичок среди них. На планере не летал очень давно и боялся осрамиться.
Сначала меня совеем не хотели пустить на состязания, потому что я не имел звания «парителя». А чтобы получить это звание, надо выдержать особый экзамен, доказать, что ты умеешь летать на планере. Потом решили не делать экзамена.
Взлетел я благополучно и скоро очутился на семьсот метров вверху.
Так высоко я никогда еще не летал на планере.
В начале этой книги я обещал вам рассказать, как летают на планере и почему вообще он летает, раз у него нет мотора, как у самолета.
Ну, вы, конечно, все знаете, что наша земля со всех сторон окружена атмосферой, проще говоря — воздухом. Воздух — это газ. Мы его не можем видеть глазами — он невидим. Не можем пощупать руками — он слишком легок для этого. Но мы всегда можем узнать, что вокруг нас есть воздух. Попробуйте махнуть рукой около лица, и вы почувствуете ветер. Это и есть воздух, который вы заставили двигаться, потревожив его рукой. Значит, ветер есть движение воздуха. По тому, как движется воздух — быстро или тихо, мы с вами и говорим: «сильный ветер» или «тихий ветер».
Бывает такой ветер, который ломает деревья, сваливает телефонные столбы, топит корабли в море. Мы его называем бурей. Но бывает такой ветерок, что едва шевелятся листья на деревьях. Вообще же в окружающем нас воздухе никогда не бывает спокойно. Воздух всегда двигается, иногда так тихо, почти незаметно.
Вот это постоянное движение воздуха и помогает планеристу летать.
Высоко от земли воздух очень холодный. А у самой земли он теплый, потому что нагревается от теплой же земли. А вы знаете, что теплый воздух легче холодного. Сверху к земле постоянно движется, словно падает, холодный, тяжелый воздух, а от земли вверх поднимается легкий, теплый… Это движение воздуха вниз и вверх у планеристов называется «потоками».
Поток теплого воздуха называется «восходящим», потому что он поднимается вверх.
Поток холодного воздуха называется «нисходящим», потому что он падает вниз.
Теперь подумайте и скажите: что́ будет с планером, если он попадет в поток теплого воздуха? Конечно, планер тоже станет подниматься кверху. Его увлечет за собой восходящий поток.
А если он попадет в холодный поток? Ясно, что, падая на землю, нисходящий поток потянет за собой вниз и планер.
Значит, для того, чтобы планеристу хорошо летать, ему нужно выбирать в воздухе нужный ему поток.
Я вам расскажу интересный случай, который был со мной во время одного полета в Коктебеле.
Вылетели мы на планере «Темп» с пассажиром Федей. Летали над склоном горы. Недалеко от нас летал орел. Летал он так: сделает несколько кругов над одним местом, потом остановится, распластав крылья, и словно висит в воздухе, не шелохнувшись ни одним перышком. И вниз поглядывает — добычу ищет…
Меня заинтересовало: почему орел не падает? Ведь он не машет крыльями. Почему он держится в воздухе? Я направил планер к тому месту, где летал орел. Оказавшись над этим местом, я почувствовал, что планер медленно поднимается еще выше. Значит, мы попали в сильный восходящий поток.
При нашем приближении орел замахал крыльями, отлетел в сторону и опять остановился. Я — за ним. Подлетели — опять восходящий поток.
Мы долго гонялись за орлом. Куда он, туда и мы. И везде оказывалось, что наш планер тянет вверх. Значит, орел искал для себя места, которые и нам нужны были, — восходящие потоки.
— Чудеса! — засмеялся мой пассажир Федя. — Оказывается, орел тоже планерист.
То ли орлу надоело от нас удирать, то ли ему любопытно стало, что это за штука за ним летает, но он подпустил нас к себе, поднялся немного повыше и стал кружиться над нами.
Над своей головой, совсем близко, я видел его чешуйчатые лапы. Такие огромные, чти в них свободно можно унести теленка.
Свесив горбатый острый клюв и поворачивая голову то в ту, то в другую сторону, орел внимательно разглядывал меня немигающими глазами. Федя испугался.
— Смотри ты, — прошептал он, — вот ему взбредет сейчас в голову долбануть тебя клювом в затылок — и поминай, как звали. Полетим вниз камнем!..
Но орлу, должно быть, не хотелось с нами связываться.
Он еще раз облетел вокруг планера, осмотрел его со всех сторон и, тяжело махая крыльями, скрылся за горой.
Когда я испытал планер, конструктор меня спросил, что я буду делать дальше. Планеристы между собой состязались так: кто дольше всех пролетает, не садясь на землю, кто выше всех поднимется на планере в воздух и кто дальше всех улетит.
Я решил побить рекорд на продолжительность — пролетать дольше всех.
Я вылетел утром, а сел уже вечером. Пробыл, кружась в воздухе, целых двенадцать часов. До этого никто у нас в Союзе так долго не летал.
Этим полетом я установил уже мировой рекорд.
Я пролетал дольше всех в мире.
Обо мне стали писать в газетах, а командир состязаний предложил завоевать еще один мировой рекорд: дольше всех пролетать на планере, но не одному, а с пассажиром.
Незадолго до того этот рекорд завоевали немцы. Они у себя и Германии на своих состязаниях пролетали семь часов. Это считалось очень много, потому что летать с пассажиром вдвое труднее, чем одному.
