Несмотря на относительно молодой возраст, ко времени поступления Попова Петербургский университет был уже ведущим в стране. Здесь наиболее интенсивно развивалась творческая общественная мысль, питавшая освободительное движение. С первых лет своего существования это учебное заведение зарекомендовало себя в правительственных кругах как «неблагонадежное». Уже через год университет подвергся разгрому[136]. Это, однако, не предотвратило распространение передовых идей в высшей школе[137], которую царское правительство не без основания считало опасным очагом крамолы[138], угрожавшим самому его существованию[139]. Репрессивные меры посыпались одна за другой. Однако они только загоняли вглубь антиправительственные настроения, вырывавшиеся время от времени наружу с еще большей силой. Мощный взрыв протеста произошел в 1861 году[140]. Были применены неслыханные до того меры: университет в течение двух лет был закрыт[141], а сотни студентов были заточены в Петропавловской и Кронштадтской крепостях[142]. Но правительство понимало, что одними репрессивными мерами нельзя добиться успокоения; пришлось пойти на уступки. Университетам был дан новый устав. Его принятие имело большое государственное значение и стало предметом внимания не только русской, но и зарубежной общественности[143]. В указе 18 июня 1863 года Александр II признал, что считает «необходимым изменить, сообразно современным потребностям, действующие в настоящее время в императорских университетах наших устав и штаты»[144]. Этот новый устав действовал во все годы пребывания Попова в университете. Согласно § 85 устава в студенты зачислялись лица, представившие свидетельство об успешном окончании полного гимназического курса (или же сдавшие экзамены в какой-либо гимназии экстерном). Таким же правом пользовались и «воспитанники высших и средних учебных заведений разных ведомств, с успехом окончившие общий курс учения в них, если сей последний признан будет со стороны Министерства народного просвещения соответствующим курсу гимназическому»[145]. Совету университета представлялось право в любом случае, если «признает нужным проверить степень знаний желающих поступить в студенты, подвергать их новому испытанию»[146]. Выданное Попову Пермской духовной семинарией свидетельство, в котором удостоверялось, что по всем предметам он получил высший балл и что «поведения он отличного», освобождало его от проверочных испытаний, и он без экзаменов поступил в университет. Устав 1863 года сыграл немаловажную роль в истории русской науки. Менее стеснительные условия, в которых развивалась теперь жизнь в высшей школе, дали свои плоды. На многих факультетах зарождались, а на некоторых успели уже развиться целые научные школы и направления. Включавший в себя все естественные и математические дисциплины физико-математический факультет[147] Петербургского университета славился своими профессорами. И. П. Павлов, окончивший этот факультет (по естественному отделению) за два года до поступления туда Попова, писал в автобиографии: «Это было время блестящего состояния факультета. Мы имели ряд профессоров с огромным научным авторитетом и с выдающимся лекторским талантом»[148]. В студенческие годы Попова в университете профессорская коллегия факультета возглавлялась лучшими научными силами страны — такими всемирно известными учеными, как И. М. Сеченов[149], П. Л. Чебышев[150], А. М. Бутлеров[151] и Д. И. Менделеев[152].
Непревзойденной высоты на факультете достигли математика и химия, которые долго оставались ведущими для всей страны. Петербургская математическая школа по праву заняла почетное место в мировой науке, а достижения Бутлерова и Менделеева вошли в ее золотой фонд. Менее выдающимися были успехи в области физики. Она вообще стала широко и глубоко развиваться лишь после Великой Октябрьской революции, когда возникли школы академиков Д. С. Рождественского, А. Ф. Иоффе, П. П. Лазарева и Л. И. Мандельштама, ученики которых сами создали целые направления в науке. Однако в последней четверти XIX века физика в Петербургском университете также получила заметное развитие. Именно здесь зародилось то научно-прикладное направление, которому столь многим обязаны такие важные области современной материальной культуры в нашей стране, как электротехника (включая сюда, разумеется, и радиосвязь) и оптика. Кафедру физики в те годы возглавлял профессор Ф. Ф. Петрушевский[153]. Наиболее близкая Попову область знания получила мощное развитие благодаря трудам создателя этой кафедры Эмилия Христиановича Ленца (1804–1865), одного из виднейших ученых в области электричества. Он является также одним из организаторов физико-математического факультета, на котором занимал пост декана; одно время Ленц был ректором университета[154]. Научные интересы Ленца, тесно связанные с вопросами прикладного применения достижений в области учения об электричестве — он был одним из самых деятельных членов Комиссии для приложения электромагнетизма к движению машин[155], — наложили отпечаток на преподавание физики в университете[156]. По штату на кафедре полагалось два профессора — заведующий кафедрой и так называемый второй профессор. Вторым профессором на кафедре был сын Э. X. Ленца, Роберт Эмильевич Ленц (1883–1903)[157]. Федор Фомич Петрушевский также внес немалый вклад в историю физико-математического факультета. Он не ограничивал преподавание физики одними лекциями, а привлекал студентов к самостоятельным практическим занятиям в лаборатории. Он первым в России ввел лабораторные занятия. Легко себе представить, какое важное значение имело для будущих творчески работающих специалистов обладание экспериментальным мастерством. В наши дни это представляется элементарной истиной, но в то время физический практикум был большим нововведением, оказавшим, по признанию учившихся у Петрушевского физиков-экспериментаторов и электриков-практиков, большое влияние на них. Ближайший его ученик В. В. Лермантов[158] писал о своем учителе: «Великой заслугой покойного Ф. Ф. Петрушевского было то, что он „вдохнул душу живу“ в преподавание физики в нашем университете. До него физику только „читали“, как всякий другой предмет, нужный студентам для экзамена; Федор Фомич первый вовремя понял, что наступает время, когда умения, основанные на знании фактов этой науки, станут необходимыми и для обыденной жизни. Понял он и то, что одним слушанием лекций никакого реального умения приобрести нельзя, кроме умения сдавать экзамены у своих профессоров. Реальные умения приобретаются лишь обращением с реальными объектами изучаемой науки, т. е. с явлениями природы и с приборами, служащими для их воспроизведения и измерения в случае физики»[159]. вернуться Материалы для истории образования в России в царствование императора Александра I. Ч. II. СПб., 1866. С. 86 и сл. вернуться С. С. Уваров, занимавший пост министра народного просвещения, в Записке о десятилетнем управлении им этим министерством должен был говорить о «быстром падении религиозных и гражданских учреждений в Европе, при повсеместном распространении разрушительных понятий, ввиду печальных явлений, окружавших нас со всех сторон» (Десятилетие Министерства народного просвещения. 1833–1843. СПб., 1864. С 2). вернуться «В словаре русской реакции слово „студент“, — писал историк студенческого движения С. Гессен, — было синонимом политически неблагонадежного лица. Студенческая фуражка в течение полустолетия являлась предметом настороженного и бдительного внимания полицейских органов и особенной ненависти черной сотни. К этому имелись серьезные основания. На протяжении всей истории русского революционного движения студенчество играло в нем выдающуюся роль. Во всех антиправительственных кружках, во всех революционных организациях, начиная с первой „Земли и Воли“, студенты принимали активное участие» (Гессен С. Студенческое движение в начале шестидесятых годов. М., 1932. С. 3). вернуться Не имея возможности совсем уничтожить этот оплот «крамолы», правительство стремилось максимально сократить число студентов в высших учебных заведениях. В этом отношении характерен следующий документ, датированный 30 апреля 1849 года: «Статс-секретарь Танеев сообщил министру народного просвещения, что государь император высочайше соизволяет, чтобы штат студентов в университетах ограничен был числом 300 в каждом, с воспрещением приема студентов, доколе наличное число не войдет в сей узаконенный размер. С сим вместе е. и. в. благоугодно, чтоб при будущих приемах в студенты избрать из кандидатов одних самых отличных по нравственному образованию» (Соловьев И. М. Русские университеты в их уставах и воспоминаниях современников. Вып. 1. СПб., 1914. С. 56). вернуться См. воспоминания участника студенческой группировки Л. Ф. Пантелеева, впоследствии известного издателя научно-просветительной литературы (Пантелеев Л. Ф. Из воспоминаний прошлого. СПб., 1905. С. 183 и сл.). вернуться В России, а еще раньше в Германии реакционные круги выступали вообще за закрытие университетов, этих очагов «крамолы», и замену их специальными учебными заведениями, в которых будет учиться несравненно меньшее количество студентов (Андреевский И. Е. О значении университетов в государственном, ученом и учебном отношениях // Приложения к Журналам заседаний Ученого комитета Главного правления училищ по проекту общего устава имп. Российских университетов. СПб., 1862. № 1). вернуться Вольфсон Т. В. Петербургские студенты в Петропавловской и Кронштадтской крепостях в 1861 г. // Вестник ЛГУ. 1949. № 1. С. 133 и сл. вернуться См.: Журналы заседании Ученого комитета Главного правления училищ по проекту общего устава имп. Российских университетов. СПб., 1862; Замечания иностранных педагогов на проекты уставов учебных заведений Министерства народного просвещения. СПб., 1863. вернуться Университетский устав 1863 года. СПб., 1863. С. 1. вернуться Университетский устав 1863 года. СПб., 1863. С. 28. вернуться Университетский устав 1863 года. СПб., 1863. С. 28. вернуться Еще в 1920-х годах факультет состоял из пяти отделений: математического (включая астрономию), физического, химического, биологического и геологического (см.: Ленинградский государственный университет. Л., 1925. С. 15). В 1933/34 учебном году этот факультет разделился на пять факультетов: математики и механики, физический, химический, геолого-почвенно-географический и биологический (Ленинградский университет за советские годы 1917–1947. Очерки. Л., 1948. С. 17). вернуться Павлов И. П. Полное собрание трудов. Т. V. С. 371. вернуться Сеченов Иван Михайлович (1829–1905) — основоположник русской физиологической школы; профессором Петербургского университета состоял с 1876 по 1888 год. вернуться Чебышев Пафнутий Львович (1821–1894) — основатель петербургской математической школы. В 1847 году приехал из Москвы в Петербург, где много лет преподавал в университете. вернуться Бутлеров Александр Михайлович (1828–1886) — создатель теории химического строения. Профессором Петербургского университета был с 1869 года, занимал кафедру органической химии до конца жизни. вернуться Дмитрий Иванович Менделеев (1834–1907) начал преподавательскую деятельность в Петербургском университете в 1867 году; отсюда он ушел в 1890 году вследствие конфликта с реакционным министром народного просвещения И. Д. Деляновым. вернуться Петрушевский Федор Фомич (1828–1904) — заслуженный профессор Петербургского университета, основатель и многолетний председатель Физического отделения Русского физико-химического общества. Ученик Э. X. Ленца, Ф. Ф. Петрушевский, заняв кафедру, стал учителем ряда поколений физиков, из среды которых вышли крупнейшие русские ученые-электрики и оптики (Боргман И. И. Памяти Ф. Ф. Петрушевского // ЖРФХО. 1904. Т. 36. Вып. 3. С. 51 и сл.). Попов был связан с Петрушевским на протяжении всей его жизни. Между прочим, Петрушевский председательствовал на заседании Русского физико-химического общества, когда Попов демонстрировал изобретенный им беспроволочный телеграф в действии (Петрушевский мелом на доске расшифровывал принятую радиограмму). Об этом подробно речь будет ниже. вернуться Баумгарт К. К. Эмилий Христианович Ленц // Ленц Э. X. Избранные труды. Л., 1950. С. 449 и сл.; Лежнева О. А., Ржонсницкий Б. Н. Эмилий Христианович Ленц. М.; Л., 1952. С. 140 и сл. вернуться Об этой комиссии см.: Радовский М. И. Борис Семенович Якоби. М., 1953. С. 51 и сл. вернуться Историк университета, профессор В. В. Григорьев, писал: «Как профессор, Ленц отличался строгим систематическим и критическим изложением тех отделов физики, которые преподавал он; любимой же его специальностью было и здесь чтение курса об электричестве, магнетизме и гальванизме по собственным запискам, сопровождавшееся всегда опытами, к которым он приготовлялся заранее и которые потому всегда были удачны: малейшая аномалия тотчас же привлекала на себя его внимание, и он тут же старался объяснить происхождение ее слушателям» (Григорьев В. В. Имп. С.-Петербургский университет в течение первых пятидесяти лет его существования. СПб., 1870. С. 193). вернуться Биографический словарь профессоров и преподавателей имп. С.-Петербургского университета. Т. I. С. 404. вернуться Лермантов Владимир Владимирович (1845–1919) — приват-доцент Петербургского университета, фактический заведующий физической лабораторией. Большинство выдающихся русских электротехников и оптиков конца прошлого и начала текущего столетия являются прежде всего учениками В. В. Лермантова; к ним в первую очередь относится А. С. Попов. «На всех работавших в Физической лаборатории университета, — писал М. А. Шателен, прошедший ту же школу, — в те годы громадное влияние оказывал В. В. Лермантов, числившийся лаборантом (термин, соответствующий нынешнему ассистенту. — М. Р.), но на деле бывший главным руководителем лаборатории, дававший тон всей ее жизни. Под руководством В. В. Лермантова Александр Степанович приобрел те навыки и выработал в себе то отношение к эксперименту, которые были так характерны для него во всей его деятельности. Работая в физической лаборатории, Попов понемногу стал увлекаться электротехникой» (Шателен М. А. Русские электротехники второй половины XIX в. М.; Л.: Госэнергоиздат, 1955. С. 322). вернуться Сборник статей по физике, посвящаемый памяти дорогого учителя профессора Федора Фомича Петрушевского. СПб., 1904. С. VII. |
