Трудно было верить, что за железобетонными стенами стоит взнузданный Сулак. Впитав в себя силу ледников и снегов высоких гор Большого Кавказского хребта, эта взнузданная лошадь создает гигантский поток дешевой электроэнергии…

Мы поднимаемся на гребень плотины с отметкой 232,5 метра. Какое водное раздолье, тишина.

Я подошел к парапету плотины и, взглянув вниз, сказал: «На такой высоте лет 35 назад истребители делали высший пилотаж. Это я понимаю как летчик, но совершенно не представляю, как вы вели бетонные работы?» Главный инженер объяснил: «У нас для этой цели было три кабельных крана грузоподъемностью по 25 тонн, работавшие с цилиндрическими радиоуправляемыми бадьями.

Вообще говоря, мы многое сделали для высокой механизации работ по установке и перестановке опалубочных устройств по разравниванию и вибрированию бетонной смеси, по зачистным работам».

Возник еще вопрос: «Интересно сравнить данные прошлого и современных дней».

Главный инженер ограничился коротким ответом: «Ныне мощность электростанций Дагестана в 1093 раза превосходит дореволюционный уровень. За годы Советской власти производство электроэнергии увеличилось в 640 раз!..»

Перед отъездом я еще раз смотрю с высот плотины Чиркейской станции и откровенно восхищаюсь: «Вряд ли придется еще увидеть такую красоту, созданную природой вместе с человеком. Но как назвать это чудо?»

Главный инженер снова улыбается и говорит: «Я бы назвал это чудо интернационализмом. Такие станции силами одной Дагестанской республики невозможно поставить и за сотню лет…

Да что говорить о Чиркейской ГЭС. Вы взглянули бы на развалины Дагестана в мае 1970 года. Боже ты мой, страх и горе!..»

Вернулись в гостиницу.

Выяснилось окончательно — сегодня в горы я не попаду из-за непогоды. Едем на один из заводов, где изготавливаются великолепные шлифовальные станки, станки с числовым программным управлением и многие другие виды изделий.

На заводе много молодых рабочих самых разных национальностей. В одном цехе меня заинтересовала технология изготовления одной детали. Аварец, лезгин и русский с усердием старались разъяснить, как она изготовляется. Вскоре подошла женщина. Представилась: «Инженер-технолог». А я улыбаюсь: «Вы с Эльбруса или Казбека?» — «Я из Ботлихского района, где вы, когда меня не было на свете, бывали довольно часто…» Думаю: «Какая же она красивая… Ей бы актрисой быть…» Спрашиваю: «Как великий аллах и его пророк Мухаммед пропустили женщин через проходную завода, да еще разрешили работать без чадры?..» Симпатичная женщина принимает мою шутку, смеясь, отвечает: «К сожалению, отголоски многовекового ислама еще живы, но наши бабушки унесли чадру с собой в могилы…» — «Вы замужняя?» Она кивает головой: «Уже два сына и дочь у нас в семье».

Спрашиваю: «А кто ваш муж и где работает?» — «Он фрезеровщик, на соседнем заводе…» Вновь к ней с шуткой: «И все же, таких красавиц нужно держать в золоченой клетке, а то может улететь…» Технолог покраснела, стала еще более привлекательной, сказала: «Нет, в гарем нас не затащат даже на аркане…» Успокаиваю красавицу: «Зачем обязательно гарем? Нет, одну, но держать на замке…» Инженер ответила: «Коммунисты перевернули старые представления о семье и браке, и возврата к прошлому дагестанки не допустят… А об исламе вы, как я поняла, многое знаете, но советую почитать книгу Вагабова «Ислам и семья». Я смеюсь: «О! Михаил Вагабович Вагабов подарил мне свою книгу с надписью: «Дорогой Генерал! Пусть мой скромный труд будет памятью от бывшего «воздушного пехотинца» — гвардейца 91-го гвардейского авиаполка». А этот полк входил, будучи еще обычным авиационным полком, в состав 212-й штурмовой авиадивизии, сформированной мной на Калининском фронте в 1942 году.

Полки нашей 4-й гвардейской дрались на территории Украины и помогли пехоте овладеть 7 ноября 1943 года Киевом, одновременно поддерживая наземные войска на плацдармах, захваченных на западном берегу Днепра.

Вот здесь ваш Михаил Вагабов великолепно воевал в штурмовом полку 4-й гвардейской дивизии, воевал здесь и Георгий Тимофеевич Береговой, ныне дважды Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель, космонавт, начальник Центра по подготовке космонавтов. В его Центре часто встречаются ветераны 5-го авиакорпуса генерала Каманина, в который входила и наша 4-я гвардейская…»

Встреча подошла к концу, рабочие вернулись к своим ста-нкам. А мы уехали в гостиницу, рассчитывая на следующий день отправиться в горы. Но погода опять обманула наши ожидания.

А между тем Гостелерадио Дагестанской АССР зря времени не теряло. Каждый день до позднего вечера с Феликсом Аванесовичем Астратьянцем, Геннадием Васильевичем Фроловым, Иса-Гаджи Ахемедовичем Ахме-довым и Магомедом Ахмедхановичем Шуаиновым я сижу в телевизионной студии и снимаюсь.

Днем снова выступление. На этот раз в аэропорту.

В начале беседы выясняю, смогу ли сегодня побывать в горных районах. Результат прошлых дней — погоды нет как для воздушного, так и для автомобильного транспорта. Думаю: «Как часто природа грозит пальцем человеку: не зазнавайся, не задавайся». В Хунзах, где я был во время избирательной кампании при первых выборах в депутаты Верховного Совета Советского Союза, добраться в течение нескольких дней невозможно. Обращаюсь к летчикам: «Скажите, кто из присутствующих воевал и есть ли среди них летавшие на «катюше: ^ Встает средних лет летчик: «Почти всю войну пролетал на СБ. Лишь в конце перешел на Ту-2». — «Скажите, дорогой, взялись бы вы меня доставить из Махачкалы в Хунзах на СБ, если этот тип самолета был у вас в отряде?»

Старый и опытный летчик подумал и сказал: «Если честно, то не только с вами, но и один не полетел бы на Хунзахскую площадку, хотя с тех пор, как вы ее открыли с воздуха, прошло более 40 лет…»

Я удивился: «Бог с вами! Вы меня обижаете. Выходит, что я авантюрист?» Собеседник стоит на своем: «Я честно вам сказал — не полетел бы ни за какие деньги…»

Планы мои сорвались и на этот раз.

Всю вторую половину дня до позднего вечера работаю с товарищами в телестудии, они заканчивают фильм. Завтра лечу домой, в Москву.

Возвращаюсь в гостиницу «Ленинград» вечером.

«В вашем номере давно вас ждут. Приехали первый секретарь Хунзахского райкома Магомедов Газий Халиевич с товарищами и председатель Ботлихского райисполкома Абдулбаширов Ахмед Маджидович…»

Вхожу в номер. Красавцы набрасываются на меня, обнимают: «Вас не сумели доставить к нам. Вы завтра улетаете, а мы все же рискнули и приехали повидаться с вами». Они заставили весь стол закусками, привезенными из Ботлиха и Хунзаха.

Беседа затянулась допоздна. Было приятно сознавать, что эти высокообразные молодые люди, коммунисты, руководители районов, конечно, ведут дело среди горцев умело и эффективно, о чем мечтал в 1937 году Гамзат Цадаса, Максим Федорович Сорокин да и я как депутат Верховного Совета СССР первого избрания. Тепло прощаемся. Утром сажусь в самолет.

Меня узнают, говорят, что видели и слушали меня по телевидению и радио Махачкалы.

А я смотрю на вершины гор и в мыслях остаюсь на земле, в которую влюбился еще в 1937 году.

1981 г.

Не так давно мне пришлось выступать перед большой аудиторией солдат.

Из зала поступали записки. В одной из них спрашивали: «Какие вы и ваши товарищи по арктическим перелетам — В. П. Чкалов и А. В. Беляков — имеете памятники? Когда, где и при каких обстоятельствах были установлены и открыты?»

Я внимательно осмотрел аудиторию. В зале сидели юноши 18–20 лет, народ дотошный, но нетерпеливый.

Поэтому я предупредил, что рассказ может оказаться скучным и длинным. Но кто-то из зала крикнул: «Все равно рассказывайте!» ;

Начал я с рассказа о гибели Чкалова 15 декабря 1938 года при испытании нового истребителя и решении правительства установить памятник ему в Москве на площади перед Курским вокзалом.

Но Москву первым обогнал город Горький, где работал кузнецом отец Валерия, и сам он во время гражданской войны работал в четвертом военном авиационном парке и ремонтировал самолеты для красных летчиков, дравшихся с колчаковцами. Отсюда Валерий Павлович уехал в Егорьевскую авиационную школу. Ему тогда чуть-чуть не хватало до совершеннолетия.