История перерождения завершилась разрывом маркизы с морочившим ей голову шарлатаном. Для Казановы это был, пожалуй, не самый худший выход из положения: ведь продолжай мадам д’Юрфе верить ему, какое объяснение пришлось бы ему придумать, когда в урочный срок она бы не родила обещанного ей младенца? А ведь он еще обещал выбрать маркизе мужа, дабы ребенок был признан законнорожденным и получил бы наследство матери… Вряд ли у Казановы хватило бы терпения растянуть превращение маркизы д’Юрфе в мужчину еще на несколько лет — упорство и постоянство никогда не входили в число его добродетелей. Пожалуй, только побег из Пьомби был предприятием, доведенным им до конца.
В Марселе Казанова, по своему обыкновению, попытался уговорить Марколину вступить в брак, однако гордая венецианка заявила, что коли она надоела ему, она лучше уедет домой, но замуж не выйдет. Пришлось смириться — не без удовольствия, конечно, ибо к этому времени Марколина, по словам Казановы, стала не только еще краше, но и приобрела изысканные манеры и могла привлечь внимание любого вельможи. Единственным ее недостатком было неумение говорить по-французски: Марколина отказывалась учить язык, со смехом утверждая, что со своим милым Казановой она прекрасно объясняется на родном венецианском наречии, среди гостей Казановы всегда найдется кто-нибудь, кто говорит по-итальянски, а когда они расстанутся, она не собирается оставаться во Франции, а вернется домой, так что и мучить себя незачем. Переубедить ее было невозможно, и Соблазнитель сдался, хотя обстоятельство усложняло отправку Марколины домой: надо было подыскать ей спутника, говорящего по-итальянски, ибо такая красавица, путешествующая в одиночестве, неминуемо стала бы жертвой первого же дерзкого развратника. Венецианец был готов уступить свою любовницу, но хотел быть уверенным, что она перейдет «в хорошие руки». Ему нравилось играть роль демиурга своего маленького мирка, поэтому он любил ходить на свадьбы своих любовниц. Наблюдая за царящим там весельем, он тешил себя мыслью, что счастьем своим все эти люди обязаны ему. Если же брак не был делом его рук, он откровенно скучал.
Устроить судьбу Марколины ему помог случай. В Лионе он встретил венецианское посольство, возвращавшееся из Англии, где оно пребывало, дабы засвидетельствовать почтение вступившему на престол новому королю Георгу III. Есть мнение, что встреча эта произошла в Париже, однако сути дела уточнение не меняет. Знакомый со всеми членами посольства, возглавляемого нотаблем Кверини, Казанова немедленно напомнил им об этом и недвусмысленно попросил протекции в деле получения им разрешения вернуться на родину. Тоска по Венеции все чаще охватывала Соблазнителя, порой становясь просто нестерпимой.
Судьба распорядилась так, что Марколина приглянулась синьору Кверини, у которого, как оказалось, камердинером служил родной дядя юной венецианки. Словом, обстоятельства складывались как нельзя удачно, и Казанова, хотя и не без труда, сумел убедить возлюбленную вернуться в Венецию под опекой Кверини, обещавшего обращаться с ней как с родной дочерью. Обеспечив Марколину небольшой пожизненной рентой, Казанова расстался с ней, обещая помнить ее и любить вечно. И, как обычно, вскоре позабыл о ее существовании. Не способный на глубокие чувства, он не любил скандалов и всегда старался сделать разлуку с очередной возлюбленной легкой и приятной. Поэтому женщины, в отличие от Казановы, навечно сохраняли в сердцах своих память об их любви.
В Париже у Соблазнителя было единственное дело: забрать проживавшего у маркизы д’Юрфе юного Помпеати-Аранду: он твердо намеревался отвезти мальчишку к матери в Лондон. Остановился Казанова на этот раз в гостинице: маркиза, прибывшая в Париж незадолго до него, чувствовала себя неважно, и вокруг нее кружила стая племянников, готовая в любую минуту подать в суд на проходимца, живущего за счет их тетушки.
Но прежде чем отбыть в Лондон, Казанова избавил своего брата Франческо от их младшего братца Гаэтано. Прибыв, как и было договорено, в Париж и не найдя там Джакомо, Гаэтано отыскал Франческо, поселился у него и принялся тянуть с него деньги на разгульную жизнь, одновременно поливая грязью Джакомо, которому он никак не мог простить того, что тот увел у него Марколину. Узнав об этом, Казанова так разозлился, что буквально вышвырнул Гаэтано из дома Франческо, а потом предложил ему отправиться на все четыре стороны, пообещав оплатить ему дорогу. В случае отказа он пригрозил подать на него в суд за похищение все той же Марколины. Струхнув, Гаэтано решил отправиться в Рим, и Джакомо выдал ему несколько кредитных писем, на основании которых ему в каждом крупном городе, через которые он станет проезжать, указанные в письмах банкиры станут выдавать небольшие суммы.
В этот приезд в Париж ему суждено было совершить еще один милосердный поступок. В театре у итальянцев он встретил Кортичелли. За то время, что они не виделись, бывшая возлюбленная Казановы постарела и подурнела. Вдобавок она была больна «галльской болезнью», ее осаждали кредиторы, деньги все вышли, а любовники, в том числе и тот, кто наградил ее теперешним недугом, ее бросили. Увидев жалкую комнату Кортичелли и выслушав рассказ о ее несчастьях, Казанова, позабыв старые обиды, сжалился над ней, оплатил ее долги, а ее саму поместил в хорошую больницу к опытному целителю венерических заболеваний. Воспрявшая духом девица искренне благодарила и от всего сердца благословляла Казанову. Но, к сожалению, болезнь ее оказалась запущенной, и в скором времени она скончалась. Казанова узнал об этом много позже.
АНГЛИЯ И АНГЛИЙСКИЕ НРАВЫ. ЗЛОКОЗНЕННАЯ ШАРПИЙОН
Вполне довольный собой, Казанова вместе с Помпеати-Арандой прибыл в Англию. С первых же шагов страна поразила Казанову своей чистотой, здоровой пищей, благоустроенными дорогами, удобными почтовыми экипажами, выносливыми лошадьми и обустроенностью городов. Все эти достоинства он успел подметить, когда ехал из Дувра в Лондон. В английской столице он приказал везти себя прямо к мадам Корнелис, как называла теперь себя Тереза, взявшая фамилию своего последнего любовника. Однако к Терезе его не пустили, а направили по адресу, куда, как сообщил лакей, Тереза прибудет вечером, дабы поужинать с ним. Неприятно удивленный Казанова тем не менее послушно поехал по указанному адресу и нашел там дом, полный слуг, радостно встретивших «молодого хозяина», то есть Помпеати-Аранду, коего они величали «мистером Корнелисом». К Казанове челядь отнеслась с некоторым опасением; прибывшая к вечеру Тереза также гораздо больше радовалась сыну, нежели бывшему любовнику и даже забыла предложить Казанове остаться на ночь у нее в доме. Ему пришлось напомнить, что, спеша привезти к ней сына, он, прибыв в Лондон, сразу поехал к ней и не успел позаботиться о собственном жилье. Ссылаясь на радость от встречи с сыном, заставившую ее забыть о законах гостеприимства, Тереза приказала отвести гостю довольно удобную комнату. Однако Казанова не стал распаковывать вещи, решив на следующий день снять для себя дом. В Англии он собирался пробыть никак не менее десяти месяцев.
Положение Терезы было отнюдь не блестящим. Постоянного покровителя у нее не было, она содержала знаменитый «веселый дом», который посещали все лондонские аристократы, и несколько раз в год устраивала платные балы для знати. При этом она была по уши в долгах и выходила из дома только по воскресеньям, когда кредиторы не имели права ее арестовать. Содержала более трех десятков слуг, двух секретарей и собственный выезд с шестеркой лошадей. Теперь, когда сын ее вернулся, она надеялась, что он поможет ей вести дела и не дозволит поставщикам обкрадывать ее. Помпеати-Аранда послушно соглашался с матерью, однако восторга ее планы у него явно не вызывали. Сестра его Софи была очаровательной девочкой, играла на клавесине, пела итальянские и французские песенки, смеялась и радостно называла Казанову папой, чем вызывала недовольство матери. Соблазнитель при всех, в открытую, восторгался Софи, а когда положение Терезы стало поистине критическим, он предложил поместить девочку в пансион для благородных девиц и оплатил ее содержание на год вперед, тем самым получив право навещать ее в любое время. Тереза, теперь упорно отрицавшая родство Казановы и Софи, насколько было в ее силах, препятствовала общению бывшего любовника с девочкой.
