Развившая бурную активность гражданка Пен привела доктора Пеллетана, члена Совета здоровья, и тот написал медицинское заключение о смерти гражданина Марата:
«Нож, которым нанесли удар Марату, проник в грудь под правой ключицей, между первым и вторым ребром, и проник так глубоко, что указательный палец полностью погружается в рану, свободно проходя сквозь легкое, отчего, судя по положению органов, можно заключить, что ствол сонной артерии перерезан, о чем свидетельствует большая потеря крови, повлекшая за собой смерть; как отметили присутствующие, кровь лилась из раны ручьями».
Следом за хирургом, примерно в половине восьмого, прибыли Геллар, полицейский комиссар секции Французского театра[75], и двое чиновников из департамента полиции, Марино и Луве. Не дожидаясь представителей Конвента (на место происшествия вскоре прибудут Мор, Лежандр, Шабо и Друэ), Геллар, уговорив «добрых патриотов» расступиться, осмотрел место происшествия и, заглянув под ванну, вытащил нож «с ручкой из черного дерева, лезвие коего, совсем недавно заточенное, оказалось в пятнах крови, свидетельствуя, что именно этим ножом вышеуказанный Марат был убит у себя в ванной». Сознавая всю важность случившегося, Геллар отправил посланца в Комитет общественного спасения, а сам прошел в гостиную, где его помощники уже разместились за столом, приготовив чернильницы, перья и стопки бумаги. Двое гвардейцев крепко держали за локти миловидную гражданку со связанными руками — ту самую, что нанесла смертельный удар Другу народа. Взглянув на обвиняемую, Геллар невольно проникся к ней симпатией: посреди всеобщего буйства она одна хранила спокойствие и смотрела на него уверенным и кротким взором. Набившиеся в квартиру любопытные, подражая античным плакальщицам, почитали долгом картинно выражать свою скорбь и норовили ударить арестованную гражданку, так что комиссару пришлось выставить у дверей гостиной часовых. «Правильно! — раздался из коридора чей-то голос. — Ее нельзя убивать, пока мы не раскроем весь заговор!» Семена, посеянные Маратом, давали всходы: парижанам всюду мерещились заговоры.
Жертвой подозрительности едва не стал Туссен Колле, работник дубильной мастерской, который в девять часов случайно проходил по улице Кордельеров и узнал об убийстве Марата. Возбужденный, он примчался в Тюильри, где заседал Конвент, и стал кричать, что гражданин Марат только что убит женщиной в собственной ванне. Его арестовали и препроводили в Комитет общественного спасения, где ему учинили допрос. На вопрос, откуда ему известно о несчастье с Маратом, он ответил, что, проходя мимо дома гражданина Марата, он увидел большую толпу граждан, которые и сообщили ему эту новость. На вопрос, по какой причине он решил сообщить эту новость Конвенту, он ответил, что причиной является горе, которое вызвала у него смерть Марата. На вопрос, не подговаривал ли его кто-нибудь это сделать, он ответил, что нет. Но беднягу все равно отправили в Комитет полиции, дабы «мудрые члены комитета» установили, не вражеский ли он эмиссар. После выяснения личности возмутителя спокойствия «мудрые члены» вынесли вердикт: объявить о смерти представителя народа не является преступлением. Однако гражданин Колле не имел свидетельства о благонадежности, а потому его под охраной отправили в секцию.
Протокол, составленный комиссаром Гелларом в «год Второй Французской республики, в субботу тринадцатого июля, в семь часов и три четверти после полудня», стал первым в папке с «Делом об убийстве гражданина Марата Мари Анной Шарлоттой Корде». Всего папок по делу Шарлотты Корде будет две: в первую сложат материалы расследования, показания свидетелей, письма, написанные в тюрьме Шарлоттой и ее записки Марату. Во вторую, где на первом листе будет стоять «Приговор, вынесенный 17 июля 1793 девице Корде» и рукой секретаря трибунала Вольфа добавлено: «Смерть», поместят бумаги Революционного трибунала: речь общественного обвинителя, речь защитника, допрос обвиняемой, вердикт присяжных, приговор и отчет о казни. Исход процесса сомнений не вызывал, однако Фукье-Тенвиль решил разделить материалы дела, полагая, что их, быть может, придется использовать для процессов сообщников Шарлотты — Деперре и Фоше. Желание выявить сообщников было настолько велико, что подсудимую, никогда не менявшую своих показаний и не отрицавшую своего поступка, несколько раз допрашивали самым подробнейшим образом, а также выслушивали самые невероятные домыслы взявшихся буквально из воздуха свидетелей.
Ровным голосом Шарлотта уверенно отвечала на вопросы, поражая всех своей убежденностью.
«Да, это мой нож».
«Нет, ни одна живая душа не знала о моем замысле».
«Во Франции вот-вот вспыхнет гражданская война. Марат являлся главным виновником этого бедствия, и поэтому я решила пожертвовать своей жизнью ради спасения отечества».
«Марат спрашивал меня имена депутатов, находящихся в настоящее время в Кане, и когда я назвала их, Марат ответил, что скоро их всех гильотинируют. Тогда я вытащила нож, который прятала на груди, и этим ножом ударила Марата, находившегося в ванне».
«Нет, я не намеревалась бежать через окно, а хотела уйти в дверь, и ушла бы, если бы меня не задержали».
На вопрос, девица ли она, Шарлотта ответила утвердительно.
Потом, во время процесса, общественный обвинитель Фукье-Тенвиль с насмешкой спросит ее, сколько она успела сделать детей, и Шарлотта, покраснев, ответит, что она не замужем. «Добродетельные санкюлоты» никак не могли смириться с тем, что их кумир погиб от руки целомудренной девы, воодушевленной республиканскими идеалами. Наверное, дух Жанны д'Арк оберегал Шарлотту: никакая клевета, распускаемая почитателями Марата, к ней не приставала. В стремлении опорочить убийцу «главного Друга народа» тело Шарлотты после казни подвергли медицинской экспертизе, дабы убедиться в том, что она действительно была девственна. При этой позорной процедуре присутствовал и знаменитый художник Давид, чье полотно «Смерть Марата» обессмертило имя Друга народа и во многом способствовало созданию мученического ореола вокруг этого образа.
При обыске, проводившемся уже в присутствии спешно прибывших членов Комитета общественной безопасности Конвента, у Шарлотты изъяли паспорт, выданный муниципалитетом Кана, кошелек со сбережениями, серебряный наперсток, золотые часы, ключ от чемодана, а также ножны из шагрени от ножа, которым она убила Марата. Когда изъяли ножны, Шабо (получивший от Марата прозвище «кретин-капуцин») углядел подколотые под корсажем Шарлотты бумаги. Почувствовав на себе нескромный взгляд, девушка резко повернулась, шнурок корсажа лопнул, и обнажилась красивая грудь. Моментально согнувшись, Шарлотта жалобно попросила уставившихся на нее мужчин на минутку развязать ей руки, дабы она поправила одежду. Порыв ее был столь естественным, а голос столь искренним, что просьбу незамедлительно исполнили. Шарлотта быстро привела в порядок платье, прическу, прикрыла грудь косынкой и сама отдала депутатам бумаги — свидетельство о крещении и «Обращение к французам». Когда ей вновь связывали руки, Шарлотта попросила дозволения надеть перчатки и спустить рукава, дабы веревки не врезались в кожу; ей пошли навстречу.
Тем временем Лежандр, желая привлечь к себе внимание, спросил ее, не она ли приходила к нему сегодня утром, переодевшись монахиней. Может, она хотела на нем опробовать свой кинжал? Снисходительно улыбнувшись, Шарлотта ответила, что он еще не возвысился до тирана, а потому из-за него не стоит и стараться. Она намеревалась убить только Марата. Лежандр оторопел, не зная, возмущаться ему скрытой в ее словах насмешкой или же восхищаться ее мужеством. Промолчал и Шабо, когда Шарлотта, увидев, что он собирается положить в карман отобранные у нее во время обыска золотые часы, заметила, что, насколько ей известно, капуцины дают обет бедности.
Тут Геллар отвлек присутствующих, заявив, что несмотря на поздний час он считает необходимым обыскать номер преступницы в гостинице «Провиданс». Все поддержали его, и «в субботу тринадцатого июля 1793-го, второго года республики единой и неделимой, в половине одиннадцатого вечера» уполномоченные граждане произвели обыск в комнате номер семь вышеуказанной гостиницы, где, помимо уже перечисленных личных вещей Шарлотты, обнаружили «три клочка бумаги», на самом маленьком из которых был записан адрес Деперре: «Гражданин Деперре, улица Сен-Тома-дю-Лувр, № 45». Привратник, гражданин Брюно, сообщил полицейским, что за время пребывания гражданки Корде в гостинице к ней дважды заходил какой-то субъект ростом около пяти футов четырех дюймов, одетый во фрак светло-желтого цвета, примерно сорока лет от роду. Судя по всему, речь шла о Деперре.
