Вторая часть Летописца Данила Галицкого обозначена в исследовании Н. Ф. Котляра как «Повесть о собирании Данилом волынской вотчины». По хронологии Ипатьевской летописи это 1212–1217 гг., в действительности 1218–1228 гг. По содержанию и месту написания, как полагает Н. Ф. Котляр, повесть волынская, созданная по горячим следам описанных в ней событий, — где-то в 1228–1229 гг.[641]
При внимательном ознакомлении с этой частью Летописца нетрудно убедиться, что в ней звучат две основные темы: Данила Галицкого (волынская) и Мстислава Мстиславича (галицкая).
В свое время Б. А. Рыбаков высказал предположение, что часть Галицкой летописи за 1218–1228 гг. есть не что иное, как княжеская летопись Мстислава Удалого, написанная его духовником Тимофеем. Одним из аргументов в пользу этого было содержание статьи 1226 г., в которой рассказывается о коварстве боярина Жирослава, оклеветавшего Мстислава, будто бы тот намеревался выдать галицких бояр тестю Котяну на расправу. Поверив клеветнику, бояре ушли в Перемышльскую землю, а Мстислав послал к ним своего духовника Тимофея — «отца своего», чтобы он убедил их в отсутствии такого замысла. «Тимофею же кленшюся имъ о сем, яко не свѣдущу Мьстиславу ничто же о семь, и приведе бояре вси к нему».[642] Жирослав был разоблачен и изгнан Мстиславом из Галича. При этом его поступок летописец сравнил с Каиновым и с помощью библейских фраз выразил ему проклятие.
«Князю же обличившю Жирослава изгна и от себе, яко же изгна Богъ Каина от лица своего».[643] Как полагал Б. А. Рыбаков, это напоминает нам «притчи» мудрого книжника Тимофея 1205 г.[644]
Трудно сказать, насколько отождествление книжника Тимофея 1205 г. и духовника Тимофея 1226 г. является корректным, но то, что автор яркой изобличительной речи — проклятия в адрес Жирослава — был ближайшим сотрудником Мстислава Удалого, не вызывает и малейшего сомнения. От летописца Данила, который определенно знал о непростых отношениях своего князя с Мстиславом, ожидать такой откровенной апологии Мстислава невозможно.
Этому же автору принадлежит и продолжение летописной статьи 1226 г. В ней сообщается, что по совету «льстивых бояр галицких» Мстислав выдал свою младшую дочь за венгерского королевича Андрея и посадил его на перемышльский стол.{21} Вскоре королевич, напуганный каким-то известием боярина Семеона Чермного, бежит в Венгрию, а затем возвращается к Перемышлю с венгерскими полками и берет его. Привел свое войско в Галичину и король Коломан. Не решившись идти к Галичу, он поочередно овладевает галицкими городами Теребовлем и Тихомлем. Под Кременцем терпит первое поражение и отводит свои силы к Звенигороду. Навстречу ему выступил из Галича Мстислав, одновременно послав боярина Судислава к Данилу с просьбой о помощи. Данило в очередной раз не поспевает придти на выручку тестю, но тот справляется и без него. В завязавшейся сече галицкие полки побеждают королевское войско, после чего король, как пишет летописец, «смятеся умом и поиде изъ земли борзо».
Мстислав предлагает Данилу, пришедшему с братом Васильком к Городку, организовать преследование короля, но тот, побуждаемый боярином Судиславом не делать этого, ушел в свою землю: «Судиславъ же браняшеть ему (Данилу. — П. Т.), бѣ бо имѣяшеть лесть во сердци своемь, не хотяше пагубы королеви».[645]
И вновь летописец прибегает к иронии. Он объясняет такое поведение Данила тем, что тот «изнемоглъ бо ся бѣ, ходивъ на войну».[646] Но в войне, как явствует из предыдущего текста, Данило участия не принимал.
Вероятно, постоянное уклонение Данила от помощи тестю было причиной того, что, будучи уже смертельно больным, Мстислав отписал Галич не ему, а королевичу Андрею, мужу своей младшей дочери: «Мьстиславъ дасть Галичь королевичю Андрѣеви». Не обошлось тут и без лести боярина Судислава.
Несомненно, летописцу Мстислава принадлежит и статья о смерти галицкого князя в 1228 г. «Потом же Мьстиславъ великыи удатныи князь умре, жадящю бо ему видити сына своего Данила. Глѣбъ же Зеремѣевичь убѣженъ бысть завистью не пустяше его. Оному же хотящю поручити домъ свои, и дѣти в руцѣ его, бѣ бо имѣя до него любовь велику во сердцѣ своемь».[647]
Н. Ф. Котляр считает, что эти слова принадлежат летописцу Данила, который был реалистом, хорошо понимал хитромудрое сплетение современной политики и, следовательно, написал их в расчете на восприятие галицкими боярами.[648] Мне кажется такое объяснение чересчур сложным и современным. Перед нами ведь не открытое послание к галицкому боярству, а завещание умирающего князя, его последняя воля. Она вовсе не противоречила праву Данила на унаследование галицкого стола, за которое ему придется еще долго бороться. Замечание, что желанной предсмертной встрече Мстислава с Данилом помешал галицкий боярин Глеб Зеремеевич, указывает на то, что автор статьи был в курсе той закулисной борьбы, которая велась вокруг вопроса о наследовании галицкого стола. Конечно, таким информированным лицом мог быть только летописец Мстислава.
Записи Мстиславова летописца отчетливо прочитываются в статьях 1218 и 1219 гг., где речь идет о борьбе Мстислава с венгерским воеводой Филей. Подробности рассказа свидетельствуют о том, что он был составлен лицом если и не участвовавшим в походах Мстислава против Фили, то, несомненно, хорошо знавшим о них со слов очевидцев. К тому же записан по горячим следам. Это видно хотя бы из следующего отрывка: «Наутрѣя же, на канунъ святой Богородици приде Мьстиславъ рано на гордаго Филю, и на Угры с Ляхы и бысть брань тяжка межи ими и одолѣ Мьстиславъ, бѣгающим же Угромъ и Ляхомъ, избьено бысть ихъ множьство и ять бысть величавыи Филя паробкомъ Добрыниномъ».[649]
После выигранной битвы Мстислав пошел к Галичу и взял его, пленив при этом королевича Андрея. Вскоре сюда прибыл и Данило. Судя по ироничному замечанию летописца, он должен был участвовать в битве за столицу Галичины, но пришел, когда ею уже овладел Мстислав, к тому же с небольшой дружиной. «Даниловы же приѣхавшю в малѣ дружинѣ с Демьяномъ тысячскымъ, не бѣ бо приѣхалъ во время то, потом же приѣха Данилъ ко Мстиславу».[650] Конечно, такое опоздание не украшает Данила и вряд ли его летописец стал бы отмечать такую пикантную подробность.{22}
Завершается статья своеобразным гимном великодушию Мстислава. Он не только не казнил мятежного боярина Судислава, которого схватили княжеские слуги, но простил его, оказал великую честь, и дал ему в управление Звенигород. «Мьстиславу же вѣровавшю словесемь его (Судислава. — П. Т.) и честью великою почтивъ его, и Звенигородъ дасть ему».[651] Ни о какой неосмотрительности Мстислава, как казалось В. Т. Пашуто, в летописи нет и слова.
Параллельно с записями Мстиславова летописца в летописи идут сообщения, несомненно принадлежащие летописцу Данила. Позднейшим редактором они объединены в единую повесть, однако их самоценность вполне прочитывается. Центральной фигурой в них выступает Данило. Летописец не навязчиво, но последовательно героизирует молодого князя. Когда Мстислав отказал ему в помощи против Лешка Краковского, состоящего с галицким князем в союзных отношениях, Данило, вместе с братом Васильком идут в поход самостоятельно и возвращают отнятые ранее волынские земли. «Данилу возвратившуся к домови, и ѣха с братомъ, и прия Берестии, и Угровескъ, и Верещинъ, и Столпье и всю Украину».[652] Лешко пытался восстановить статус-кво, но Данило, направив против вторгшихся в Побужье поляков свои дружины, водимые знатными владимирскими боярами Гаврилом Душиловичем, Семеном Олуевичем и Васильком Гавриловичем, успешно отразил его претензии. Летописец с гордостью заметил, что дружины Данила вернулись во Владимир «с великою славою».
