Однажды в небольшой кухоньке Ульяновых появились совсем особые гости — ученики школы на острове Капри, исключенные за свои большевистские взгляды. Один из них, рабочий Михаил Вилонов, рассказывал Надежде Константиновне о своей работе в Екатеринославе, и ей сразу вспомнились прекрасные, живые корреспонденции о партийной и заводской жизни, приходившие в "Искру" из Екатеринослава за подписью "Миша Заводский". Она спросила Вилонова, не знает ли он такого товарища. "Да это я и есть", — ответил тот. Вилоновым очень заинтересовался Владимир Ильич, он возлагал на Михаила большие надежды, но Михаил был безнадежно болен. На партийные деньги его послали в санаторий, 1 мая 1910 года он умер от туберкулеза.
Ульяновы с интересом изучают жизнь рабочего Парижа. Они ходят на митинги, забираются в рабочие предместья, посещают маленькие театры, слушают знаменитых шансонье, отражавших в своих песнях жизнь и настроения масс.
Крупская пишет Марии Александровне: "Вот уж целый год, как мы живем в Париже! Приладились понемногу, жаль только, что мало видим настоящей здешней жизни.
Недавно как-то дошли в маленький театр неподалеку от нас и остались очень довольны. Публика была чисто рабочая, с грудными младенцами, без шляп, разговорчивая, живая. Интересна была непосредственность, с какой публика реагировала на игру. Аплодировали не хорошей или дурной игре, а хорошим или дурным поступкам. И пьеса была соответствующая, наивная, с разными хорошими словами, приноровленная под вкус публики. Получалось впечатление чего-то очень живого, непосредственного". Это письмо было написано в декабре 1909 года, а 2 января 1910 года Владимир Ильич пишет об их жизни сестре: "До сих пор здесь зима не в зиму, а в весну. Сегодня, напр., прямо весенний, солнечный, сухой и теплый день, который мы использовали с Надей для великолепной утренней прогулки в Булонский лес. Вообще на праздниках мы "загуляли": были в музеях, в театре, посетили Ми-зее Огёлпп, которым я остался очень, очень доволен. Собираюсь и сегодня в один увеселительный кабачок на goguette revolutionnaire (революционные песенки, куплеты — Ред.) к "песенникам" (неудачный перевод chansonniers)"[29]1.
Эти концерты шансонье пользовались в рабочих предместьях огромной популярностью. Певцы умели найти тесный контакт со своей аудиторией, откликались на все события окружающей жизни. Кто-то из старожилов-эмигрантов познакомил Ульяновых со знаменитым Монтегюсом — сыном коммунара. Они побывали на многих его концертах. Монтегюс выходил на сцену, такой же рабочий парень, как те, кто заполнял зал. Его песни, проникнутые ненавистью к богатым и сытым, электризовали слушателей. Ленину особенно нравилась песня "Привет вам, солдаты 17-го полка" — этот полк отказался стрелять в восставший народ. И горько было впоследствии узнать, что во время первой мировой войны Монтегюс стал петь шовинистические песни.
Во время перевыборной кампании на одном многолюдном митинге впервые услышала Надежда Константиновна знаменитых социал-демократических ораторов — Жореса и Вайяна. Аудитория была наэлектризована их речами, чувствовалось, как любят их рабочие. Крупской больше понравилось выступление старого коммунара — Вайяна. Оно было более непосредственным, тогда как каждое слово Жореса было рассчитано по всем правилам ораторского искусства.
Огромное впечатление произвела на Крупскую стотысячная демонстрация, организованная в знак протеста против казни в Испании Ферреро, обвиненного в подготовке восстания в Барселоне. Мощные колонны рабочих, грозные своей сплоченностью, шли через Париж. Это было совсем не похоже на майский праздник в Германии. Здесь чувствовалась сила, организованная и готовая к действию.
Живя в Париже, Ленин часто выступал перед различными аудиториями с докладами и рефератами, уделяя большое внимание разоблачению контрреволюционного либерализма.
С новой силой разгорелась борьба Ленина против ликвидаторов на пленуме Центрального Комитета партии в январе 1910 года. К ликвидаторам и отзовистам прибавились примиренцы. Против них и их союзника Троцкого решительно выступал Ленин.
Пленум ясно определил позиции группировок, показал их непримиримость.
Активно участвуя в этой борьбе, Надежда Константиновна и в Парняге не оставила занятий педагогикой. Накопив изрядный теоретический багаж, она продолжала изучать труды педагогов всех стран, посещала школы и дошкольные учреждения города. Многократно просматривала она труды Маркса и Энгельса, вчитываясь в их замечания о воспитании. Она постоянно была в курсе новейшей педагогической литературы, следила за педагогическими журналами, читала отчеты о съездах и конференциях педагогов. На основе личных наблюдений Крупская пишет одну из своих первых педагогических статей — "Школьные колонии, праздничные поездки и детские площадки". Надежда Константиновна послала ее в Петербург, и статья была опубликована в сентябрьском номере газеты "Наша школа" за 1909 год. Она вызвала живейшие отклики русского читателя.
В этой статье Надежда Константиновна совершенно откровенно говорит о тяжелом положении детей в России, об отсутствии заботы об их здоровье и развитии со стороны царского правительства. Она заостряет внимание общественности на том, что дети трудящихся в России живут в антисанитарных условиях, ютятся летом в грязных дворах, дышат затхлым воздухом подвалов, не имеют ни детских площадок, ни садов. Крупская делится своими впечатлениями о посещении детских садов Берлина и Вены. Она рассказывает об организации летних школьных колоний, подчеркивая, что они устраиваются на средства профессиональных союзов.
Собственно, первая педагогическая статья Крупской "В швейцарской школе" была написана еще в Женеве на основе наблюдений, сделанных в одной из школ.
Десятого марта 1910 года в письме к Ивану Ивановичу Горбунову-Посадову, известному писателю и педагогу, возглавлявшему издательство "Посредник", Надежда Константиновна сообщала: "…Посылаю Вам еще статейку: "В швейцарской школе". Эту статью я послала с год тому назад в Питер Вл. Дм. Бонч-Бруевичу, прося его пристроить куда-нибудь. Статью взяли в новый "Журнал для всех", но летом там переменилась редакция, и статья затерялась. Теперь я попробовала воспроизвести ее. Не знаю, пригодится ли она для Вашего журнала. Меня страшно поразило то, что я видела в женевской школе, и мне хотелось бы поделиться своими впечатлениями".
Что же так взволновало Надежду Константиновну в так называемой образцовой школе Женевы?
На прошение познакомиться с постановкой школьного дела в Женеве чиновники министерства народного образования благосклонно разрешили госпоже Крупской присутствовать на уроках в течение недели в указанной школе и посещать пришкольный детский сад.
Еще подходя к школе, Надежда Константиновна обратила внимание на прекрасное здание, за окнами которого раздавалось стройное детское пение. Со всех сторон к школе спешили оживленные стайки детей. Они были одеты удивительно чисто. И ей в первый момент показалось, что, наверное, им очень хорошо в этой школе. Но как обманчиво было первое впечатление!
Сначала Надежду Константиновну повели в детский сад, организованный при школе для детей от 5 до 6 лет. Преподавательница твердила о материнской любви к младшим ученикам, а напротив нее пятилетний малыш сидел в течение часа совершенно не шевелясь, заложив руки за спину. Муштра в школе была ужасная. Учитель раздавал пощечины и подзатыльники — у этого руки не очень чисто вымыты, у того — уши, но все это относилось к бедным, плохо одетым детям. Богатому ребенку — и ласковая улыбка, и нежные слова. Учителя, не стесняясь, показывали свое отношение к неимущим. Обо всем этом Крупская очень живым, образным языком рассказала в своей статье. В каждом классе она видела одно и то же. И хваленая дисциплина была палочной, бессмысленной, она соблюдалась лишь в присутствии учителя. Крупская отмечала полное отсутствие самостоятельности у учеников, отсутствие инициативы. Никто не интересовался в школе общим развитием детей, главная задача была — знать программу.
