Однако автор Ростовской летописи, продолжавший дело Вассиана, усмотрел в напрасных тревогах владыки сбывшееся пророчество. Когда Угра замерзла, записал он, Иван III отозвал полки с Угры на Кременец, чтобы объединить все силы и «брань сотворить». Тут-то и произошло чудо, вызванное вмешательством, с одной стороны, Богородицы, а с другой — дьявола. Преславное чудо Богородицы состояло в том, что едва русские отступили с Угры, как татары побежали прочь от границы, поддавшись страху перед русскими. Русские же «мнили», будто татары идут им вслед, и отступали все дальше и дальше. Вмешательство дьявола состояло в том, что Иван III послушал «злых человек сребролюбцев богатых и брюхатых и предателей хрестианскых» (это определение прямо заимствовано из «Послания» Вассиана) и побежал от Кременца к Боровску.
Автор московского свода 1490-х гг. повторил ростовскую версию, но постарался устранить из нее противоречия и дополнил некоторыми подробностями. При описании боев на Угре ростовский книжник не упустил случая упомянуть о том, что русские стрелы и пули произвели опустошение в неприятельских рядах, тогда как татарские стрелы «межю наших падаху и никого же оуязвляху». Эта подробность была вычеркнута из великокняжеской летописи. Кроме того, московский летописец впервые назвал по имени «предателя» Мамона, устами которого сам дьявол посоветовал Ивану III бежать от татар.
Официальный летописец заметил несообразность в рассказе ростовского книжника. После отступления с Угры русские предприняли энергичные действия против татарского царевича, вторгшегося в московские пределы к югу от Оки. В результате стремительного марша русских дружин татары поспешно бежали в степи. Эта подробность, сообщенная ростовской летописью, плохо согласовалась с версией о бегстве Ивана III к Боровску.
Московский летописец вычеркнул эпизод со «злыми советниками» и отступлением Ивана III к Боровску, а сведения о предательстве соблазненного дьяволом Мамона отнес к рассказу об отступлении полков с Угры к Кременцу. Обличая Мамона, книжник старательно списал из Ростозской летописи неуместную ссылку на соблазнение дьяволом Адама и Евы: «Сам бо дьявол тогда усты Мамоновы глаголаше, той же древле вшед возми и прельсти Адама и Еву».
Приведенный рассказ о «злых советниках» Ивана III, обличенных Вассианом, несет на себе отчетливую печать позднего литературного сочинительства.
Уникальные сведения о «стоянии на Угре» сообщает неофициальная московская летопись (Софийский II свод), отразившая свод 1518 г. Полагают, что известие этой летописи об Угре имеет раннее происхождение и отличается такой же достоверностью, как записи ростовской летописи.
Такая оценка вызывает сомнения. В самом деле, могут ли быть одинаково достоверными сведения, решительно противоречащие друг другу?
Авторы летописи (по спискам Софийской II и Львовской) включили в свое сочинение полный текст «Послания» Вассиана и составили наиболее подробный комментарий к нему. Результатом явилось удвоение рассказа о возвращении Ивана III с Оки на Москву. Первый рассказ воспроизводил московскую версию о том, что Иван III, напрасно прождав татар в Коломне, вернулся в Москву, чтобы приготовить город к осаде, затем получил благословение и отправился на Угру. Вторая версия, служившая как бы иллюстрацией к «Посланию» Вассиана, гласила, что «злые советники» убедили Ивана III уже в самом начале войны бросить армию и «бежать» из Коломны в Москву. Страх перед татарами был столь велик, что государь приказал сжечь Каширу. Беспокоясь за сына, оставшегося на Оке, Иван III приказал воеводе насильно препроводить наследника из армии в столицу. Однако в отличие от струсившего Ивана III наследник «мужество показа, брань прия от отца, а не еха от берега, а кристьянства не выда». Рассказ о бегстве государя в Москву очевидным образом противоречил данным ростовской летописи и официального свода 1490-х гг. Иван III и его сын стояли на границе до тех пор, пока Орда угрожала Москве.
Ахмат не решился идти на Москву прямым путем и ушел на территорию союзной Литвы, после чего Иван III выехал в Москву. Для паники не было ни малейших оснований. Русь, а не Орда добилась неоспоримого успеха на начальном этапе кампании.
В «Послании» Вассиан упомянул о доверительной беседе с государем после возвращения того в Москву. Автор неофициальной московской летописи сочинил монолог владыки, следуя своим представлениям о сложившейся ситуации. Вот его рассказ. Когда Иван III «побежа» с Коломны от Ахмата, его «срете» митрополит Вассиан Рыло и другие лица. «Нача же владыка Вассиан зле глаголати князю великому, бегуном его называя, еще глаголаше: Вся кровь на тебе падет христианская, что ты, выдав их, бежишь прочь, а бою не поставя с татары и не бився с ними».
Обличительная речь духовника заканчивалась словами: «Дай семо вой (армию. — Р.С.) в руку мою, коли аз старый утулю лице против татар». Русская армия успешно защитила границу. Орда отошла с московского направления на запад. Как же мог Вассиан в такой ситуации обличать государя как «бегуна»? Предложение духовника взять на себя командование полками являлось позорным для чести Ивана III. Худшего оскорбления невозможно было придумать.
Составитель версии, получившей отражение в Софийской II и Львовской летописях, показал себя человеком осведомленным. Во всяком случае, он получал сведения от знающих людей. Тем не менее его рассказ в целом производит впечатление позднего комментария к «Посланию» Вассиана. В одних случаях он уточняет, в других грубо искажает содержание этого памятника. По указанной причине протограф Софийской II и Львовской летописей трудно отнести к раннему слою известий об Угре, датируемому 1480-ми гг.
Вассиан, судя по тексту «Послания», а также фактам биографии, был человеком безусловно лояльным по отношению к государю. Под пером неофициального московского летописца Вассиан превратился в его злейшего обличителя. Либо этот летописец преднамеренно искажал факты, либо он писал в сравнительно позднее время, когда смысл намеков и иносказаний «Послания» Вассиана был забыт.
Упомянув о малодушии Софьи, ростовский, а вслед за ним московский летописцы тщательно обходили вопрос об ответственности Ивана III за поведение жены. Совершенно иной смысл приобрели обличения автора Софийской II и Львовской летописей. Он утверждал, будто Иван III по трусости сам помышлял о сдаче Москвы татарам и бегстве на край света. Государь, записал летописец, послал жену «римлянку» на Белоозеро с казной, «а мысля, будет Божие разгневание, царь (хан. — Р.С.) перелезет по сю страну Оки и Москву возмет и им бежати к Окияну-морю». Известия о подобного рода позорных намерениях Ивана III якобы и послужили для Вассиана поводом обратиться к нему с письмом. Текст «Послания» Вассиана не оставляет сомнений в том, что оно было послано на Угру после боев с татарами. Из неофициального летописного свода следует, будто владыка отправил письмо не на Угру, а в Коломну, до того как начались военные действия. Иван III якобы не послушался «того писания владычня», а внял наказам «злых советников» и бежал с Оки в Москву.
Рассказ Софийской II и Львовской летописей впервые прояснил вопрос о лицах, несших ответственность за отъезд «римлянки».
С Софьей на север была отправлена государственная казна. Иван III распоряжался казной вместе с думой. Неофициальный летописец подчеркнул этот факт, указав на то, что государь послал на Белоозеро с «римлянкой» и с великокняжеской казной бидного боярина В. Б. Тучко-Морозова, окольничего А. М. Плещеева и дьяка В. Долматова. Выбор лиц, сопровождавших Софью, не был случайным.
Когда братья Ивана III Андрей Большой и Борис Волоцкий в начале 1480 г. подняли мятеж и ушли к литовской границе, государь послал к ним с увещеваниями сначала A. M. Плещеева, а затем владыку Вассиана и боярина В. Б. Тучко. Назначение названных лиц в свиту Софьи показывает, что более всего тревожило Ивана III. Великий князь решил отослать жену и малолетних детей на Белоозеро ко двору удельного князя Михаила Верейского. Этот князь располагал военной силой и сохранял верность Ивану III.
