Эту особенность памятника невозможно объяснить, если признать, что его автором был великокняжеский летописец. Обычно официальная великокняжеская летопись подробно описывала даже не очень важные военные кампании. Систематическое исследование летописей конца XV — начала XVI в. выявило позднее происхождение Лихачевской летописи.

К числу ранних летописей относится ростовская владычная (так называемая Типографская) летопись, связанная не с местной ростовской, а с официальной московской традицией. Составитель ростовского свода положил в основу своего сочинения великокняжеский свод 1479 г. В свою очередь, великокняжеский летописец при составлении нового официального свода 1490-х гг. использовал текст ростовского рассказа об «угорщине». Выявленное исследователями соотношение летописных текстов нуждается в пояснении. Обычно составление официальной летописи было делом митрополичьего дома и великокняжеской канцелярии. Однако из-за конфликта между Иваном III и митрополитом Геронтием в 1479–1484 гг. этот порядок оказался нарушенным, и вместо митрополита за составление летописи взялся ростовский архиепископ Вассиан Рыло, духовник Ивана III, энергично поддерживавший государя в конфликте с митрополитом. Вассиан принимал непосредственное участие в составлении ростовских записей об «угорщине». Однако следует иметь в виду, что владыка умер 23 марта 1481 г., а известия Типографской летописи, как правило, имеют характер не первоначальных записей, а литературной обработки таковых. Иначе говоря, авторами явились скорее всего те, кто продолжил дело Вассиана.

В дни угорского «стояния» владыка обратился к Ивану III с обширным посланием. Это едва ли не единственный источник, написанный знающим современником в разгар событий, а потому имеющий исключительную ценность. Давно установлен факт влияния «Послания» Вассиана на ростовскую и другие летописи.

В ростовской летописи нет точных дат, но весьма четко определена последовательность событий. Когда на Руси узнали о приближении Орды, Иван III занял позиции в Коломне, сына отправил в Серпухов, а удельного князя Андрея Меньшого — в Тарусу. Полки заняли оборонительные позиции по всему течению Оки. Ахмат не посмел атаковать русскую рать и, свернув на запад, предпринял обходное движение к Калуге. Иван III немедленно направил войска на Угру, в Калугу, а сам выехал в Москву «на совет и думу» к боярам и духовенству для подготовки столицы к возможной осаде.

Сделав все необходимое, Иван III выступил в Кременец, где и остался с «малыми людьми», тогда как сопровождавшие его отряды последовали на Угру. Орда пыталась овладеть угорскими переправами.

Бои шли «по многи дни». В результате татары были отбиты «от берегу» и понесли потери. Летописец подчеркнул, что действиями на переправах руководили наследник Иван Иванович («великий князь») и Андрей Меньшой. Сам Иван III оставался в Кременце, пока к нему не присоединились братья — князь Андрей Большой и Борис Волоцкий, прекратившие мятеж. Посреди осени грянули морозы, Иван III отступил к Боровску.

Вассиан направил письмо к государю после боев на Угре.

«Послание» отразило реальные факты. Духовник напомнил Ивану III о последней беседе «усты к усты», когда тот приезжал в Москву «добраго ради совета и думы». (Эти слова из «Послания» позже были повторены в ростовской летописи.) Вассиан горячо хвалил наследника, одержавшего победу над татарами. «Радуемся и веселимся, — писал он, — слышаше доблести твоя и крепость, и твоего сына Богом данную ему победу (имеются в виду бои на Угре. — Р.С.) и великое мужество и храбрость…» Обращаясь к духовному сыну с сугубо доверительным письмом, Вассиан не побоялся затронуть в нем некоторые нравственные моменты, касавшиеся лично государя и членов его семьи. Истолкование этих моментов затруднено тем, что составители ростовского и официального московского сводов прокомментировали их с предельным лаконизмом.

Духовник напомнил Ивану III, что при посещении Москвы тот обещал крепко стоять против басурман, «духов же льстивых, шепчущих в ухо твоей державе, еже предати христианство, не слушати». Далее Вассиан пенял своему духовному сыну, что тот не исполнил обещания и послушал «духов». «Прииде же убо в слухи наша, — писал он, — яко прежнии твои развратници не престают шепчуще в ухо твое льстивая словеса и совещают ти не противитися супостатом, но отступити». Владыку более всего возмутило то, что, слушая «духов», монарх вступил в мирные переговоры с Ордой. «Ныне же слышахом», писал духовник, что Ахмат уже «погубляет» христиан, «тебе же пред ним смиряющуся и о мире молящуся и к нему пославшу…». Именно это известие вызвало наибольшую тревогу владыки и побудило его взяться за перо.

Послание Вассиана позволило историкам сделать ряд важных выводов. В дни войны с Ахматом, как полагают, дала о себе знать оппозиция — реакционная влиятельная группа бояр, противившихся решительной борьбе с Ордой. В подтверждение своего тезиса исследователи ссылаются на опалу бояр. Однако в источниках отсутствуют какие бы то ни было данные об опалах в 1480 г.

О каких «духах» писал Вассиан и в каких преступлениях он их обвинял?

Исполняя роль нравственного наставника, Вассиан заботился об исправлении поступков государя, вызывавших осуждение.

В момент решающих боев на Угре монарх уклонился от личного участия в военных действиях и оставался вдалеке от Угры. Примечательно, что в «Послании» Вассиан не жалел слов, чтобы внушить Ивану III мысль о необходимости пролить кровь за веру и отечество, пострадать «и до смерти», ибо такая смерть венчает христианина венцом истинного мученика. Великий князь Дмитрий, писал духовник Ивану III, не убоялся «татарского множества», не отступил, «не рече в сердце своем: жену имею, и дети, и богатство многое; аще и землю мою возмут, то инде вселюся». Приведенные слова дают ключ к пониманию конфликта, возникшего в кругу ближайших советников Ивана III. Каждый раз, когда татары грозили Москве, великокняжеская семья либо оставалась в «осаде», укрепляя ратный дух народа, либо искала убежище на севере, в недоступных для татар местах.

Дмитрий Донской отвергал возможность «вселиться» в иные земли (на север) с женой, детьми и богатствами в случае, если татары захватят Москву. Вассиан предлагал следовать его примеру.

Иван III не внял советам тех, кто противился отъезду великокняжеской семьи из столицы.

Ростовский владычный летописец расшифровал сведения, которые присутствовали в «Послании» Вассиана в виде полунамека.

«Тое же зимы, — записал он, — прииде великая княгини Софья из бегов, бе бо бегала на Белоозеро от татар, а не гонял никто, и по которым странам ходили (через Ростов на Белоозеро. — Р.С.), тем пуще стало татар и от боярских холопов, от кровопивцев крестьянских».

Столь резкий отзыв о поведении жены самодержца ставит вопрос: не был ли ростовский летописец в оппозиции к великокняжеской власти? Недоумение возрастает при обращении к официальным великокняжеским сводам 1490-х гг., автор которых заимствовал из ростовской летописи резкие обличения по адресу Софьи, нисколько не пытаясь смягчить их. Попробуем объяснить этот парадокс.

Восхваляя Ивана Молодого за победу на Угре и черня его мачеху за бегство на Белоозеро, ростовский летописец возвеличивал законного наследника престола Дмитрия.

Софья была матерью удельного князя. Ее интриги потерпели неудачу, результатом чего были кровавые казни 1497 г. Великокняжеский летописец, составивший свод в то время, повторил рассказ ростовского летописца, позоривший «грекиню» и ее слуг-кровопийц.

В официальный свод была включена такая подробность: великая княгиня бежала на Белоозеро «со своими боярынями». Создавалось впечатление, будто ответственность за отъезд Софьи на север несли она сама и ее советчицы-боярыни, и никто больше. На самом деле Иван III. отправляя жену на север, послал с ней некоторых своих ближайших советников.

В глазах патриотов сведения о мирных переговорах Ивана III с Ордой пятнали его репутацию, а потому они уклонились от каких бы то ни было пояснений на этот счет. В конце концов тревоги Вассиана Рыло не оправдались. Русские выиграли время, так что опасность столкновения с татарами окончательно исчезла.