— Вот возьми эту туфлю, брось ее в лицо тому, кто писал это письмо. Это будет мой ответ ему».

Садриддин добросовестно обо всем рассказал Сайид-Акбару.

— Хабиба — легкомысленная дура! — крикнул тот и ударил по лицу Садриддина. Мальчик убежал в слезах и затаил в душе обиду. Сайид-Акбар-ходжа был почти взрослым, и мальчик долго не мог рассчитаться с ним. Но однажды…

…Иброхим-ходжа лечил сумасшедших: лечил так, как лечат всех сумасшедших, — заковывал их ноги в кандалы и цепь от оков крепил на столбе. Утром и вечером он нещадно их бил. Однажды привезли больного человека лет тридцати. Садриддин часто приносил несчастному хлеб, кашу или какую-нибудь еду. Больной привязался к мальчику и часто просил отпустить его.

— Я вернусь. Даю слово, что вернусь. Я потом сам надену оковы на ноги. За это я подарю тебе солнце. Ты сможешь сесть на него верхом и покатиться на нем, куда захочешь.

Однажды, когда враг Садриддина Сайид-Акбар-ходжа возвращался из мечети домой, Садриддин указал сумасшедшему на него и сказал, что это и есть тот человек, который держит его на цепи. Потом он снял замок и выпустил сумасшедшего. Тот догнал Сайид-Акбара-ходжу, поднял и бросил наземь, сел ему на грудь и стал душить… С большим трудом люди оторвали безумного от потерявшего сознание Сайид-Акбара-ходжи.

Мальчик отомстил за нанесенную ему обиду, но никому в этом не признался, боясь наказания…

Однажды Садриддин уговорил бабушку взять его к себе. Сидя во дворе в тени, мальчик видел, как судья Абдулвохид вершит дела. На этот раз он должен был разрешить спор одной девушки с ее родителями. Судья спросил, согласна ли девушка выйти замуж и согласны ли на это ее родители.

«Этот человек теперь для меня и отец и мать. Мне нет дела до их согласия или несогласия!» — твердо ответила девушка. Это и была Хабиба, учившаяся вместе с Садриддином. Она вопреки воле родителей и шариата выходила замуж за гончара, за своего любимого. Это еще раз убедило мальчика, что человек всегда должен оставаться человеком и должен бороться за свое счастье, даже в самые мрачные времена.

Садриддин окончил школу, но писать так и не выучился. Отец отвел его к мулле, занимавшемуся с Мухиддином и Сайид-Акбар-ходжой.

Сперва мулла проходил с учеником «Начало науки». Мулла читал вслух, а мальчик повторял за ним. Понятно, что особой пользы для себя Садриддин не извлек, но все же научился счету «абджад» и полюбил стихи. Особенно нравились ему газели, когда-то слышанные от Хабибы, и тогда стройная, быстрая Хабиба представлялась Садриддину героиней сказок Царевны Туты. Вот тогда-то Садриддин и научился мечтать. Богатое воображение уносило его в туманные дали, в сказочные чертоги. Отец пояснял ему непонятное в стихах, научил их читать. Настоящего живого поэта тоже впервые показал ему отец.

Маленький Садриддин играл как-то во дворе у протекавшего арыка. По примеру отца мальчик тоже строил маленькие запруды, делал колеса и возводил игрушечные мельницы. Отец одобрил увлечение мальчика и внушал ему серьезное отношение к труду. Садриддин играл у арыка, отец отложил инструменты — он в то время обтесывал жернова — и, совершив омовение, направился к мечети. Вдруг он поспешно вернулся, поднял сына и поставил на небольшой глинобитный дувал, отделявший двор от сада мечети.

— Сейчас из медресе выйдет один человек, — сказал он. — Повнимательнее приглядись к нему. Это учитель твоего старшего брата. Он поэт, и стихи у него хорошие.

Из маленькой кишлачной медресе вышло несколько человек. Впереди шел имам, а рядом с ним высокий худощавый незнакомец с маленькой бородкой, в которой просвечивалась седина. Одет был этот человек в полотняный халат, и чалма у него была гораздо меньше, чем у имама…

Это был поэт Исо Махдум. Вечером отец прочитал сыну его стихи:

До этого мальчик думал, что поэты были святыми и жили очень давно, что живого поэта сейчас нельзя увидеть. Поэтому Садриддин удивленно спросил:

— Значит, можно складывать стихи в наше время и святым для этого быть не обязательно?

— Конечно, время и святость не имеют здесь значения. Даже я, когда построили новый айван нашей мечети, сложил в честь этой мечети такое двустишие:

Для любознательного и пытливого мальчика это было новым открытием мира: значит, и в наши дни живут поэты, значит, поэты такие же люди, поэтом может стать любой, и даже отец, не поэт, при желании написал двустишие, значит, можно научиться писать стихи.

Мальчик полюбил стихи, но читать и писать так и не научился, однако отец обещал ему помочь.

Отправляясь как-то в базарный день в Верхнюю Махаллу, отец взял с собой сына до Гидждувана. На Гидждуванском базаре отец купил ему пенал, два калями — тростинки для письма, резинку, бумагу и папку из бараньей кожи для бумаги, ножик для точки калямов, пучок шелковых ниток и четыре листа кокандской воловьей кожи. Радость Садриддина была безгранична. Еще бы! У него уже есть собственные письменные принадлежности!

Взяв в руки сверток, мальчик верхом на осле возвращается домой. По дороге случилось происшествие: седло начало сползать, мальчик слез, чтоб подправить и подтянуть подпруги, и… вдруг пенал упал в глубокую яму на дне сухого арыка.

Маленький Садриддин разрыдался.

Случайный прохожий, расспросив малыша, о чем он плачет, разделся и полез в яму за пеналом.

Да, отец купил ему пенал, но так оно и положено. Но вот случайный прохожий полез за этим пеналом в колодец! Это заставило мальчика призадуматься и оценить отношение народа к грамоте, и еще мальчик понял, что в мире много добрых людей, хороших, но бесправных. Признательность свою незнакомцу, что полез ради него в колодец за пеналом, мальчик мог выразить только широкой и ясной улыбкой. На всю жизнь сохранил Садриддин Айни чувство благодарности к добрым людям.

Сайид-Акбар вернулся из Бухары. Начались занятия Сай-ид-Акбара с Садриддином. Поначалу Сайид-Акбар выводил неуклюжие крупные буквы, потом долго подскребал, подправлял их, и в конце концов буквы получались у него сносные.

За время учебы Садриддин только и усвоил, что подскребать да подправлять буквы. Впоследствии он часто досадовал, что из-за Сайид-Акбара у него на всю жизнь сохранился неразборчивый почерк.

Стояла осень. Пришло время поездки, в Дарвешобод.

Двоюродный дядя Иброхим-ходжа взял с собой Садриддина и своего сына Хомид-ходжу.

Рано утром во вторник все трое отправились в Гидждуван и остановились у родственника — гончара. В доме у того было полно народу: это гончары готовили ракеты — катали комки глины, готовили заряды, смешивали порох с просеянными железными опилками. Ракеты напоминали кувшин, только без горлышка и ручки. Каждая ракета обходилась в десять тенег. Мальчика поразило, что гончары, жестянщики и другие мастеровые дважды в году на гуляньях пускали ракеты, а сами не имели ни детей, ни семьи, ни порядочного дома. И подумать только — они трудятся круглый год ради того, чтобы дважды в году запускать ракеты…

В Соктари жил веселый, остроумный и находчивый человек — Кори-Махмуд. В детстве он учился в школе чтецов корана, потом десять лет служил военным и, бросив это занятие, стал муллой, лечил людей заклинаниями, отпевал покойников. Он признавал, что военные живут хорошо, но притесняют и пугают народ, а муллы живут хуже, но берут деньги не угрозами, а обманом, и это лучше. Человек болеет — нужен мулла, умрет — опять нужен мулла. Выздоровеет — мулла вылечил, умер — бог прибрал. Простая философия, а мулле почет и уважение. Как-то на одну пирушку пригласили Сайид-Акбара, но он не явился. На следующий день Кори-Махмуд стал его отчитывать.