Самарканде Айни некоторое время работал учителем в новой школе для молодежи квартала Кош-Хауз. Низенькое, длинное помещение с толстыми, почти полуметровыми стенами, с пологой глиняной крышей. Классы большие, просторные. Два больших окна и стеклянная дверь, впрочем, тоже служившая окном, не хитрые, но видавшие виды, грубо сколоченные скамьи, кое-где из неотесанных досок, вызывали восхищение и радость — это была настоящая школа, там учили не только читать и писать, но, самое главное, правильно понимать события окружающей жизни. В стенах классов были ниши. Деревянный потолок светло-голубого цвета с огромными красно-желтыми рисунками национального орнамента, резные полочки, желтая классная доска, у окна — стол учителя.

Каждое утро невысокий, ладно сложенный, с коротко подстриженной черной бородкой и усами и серьезными задумчивыми глазами, в длиннополом полотняном камзоле, мягких черных сапогах на низких каблуках, в ослепительно белой чалме Садриддин Сайидмурадович с книгами и бумагами под мышкой направлялся в школу.

В классе он негромко здоровался с учениками, снимал чалму и надевал зеленую тюбетейку.

Ученики очень любили и уважали его. Он никогда не повышал голоса, никого не отчитывал понапрасну и был до крайности терпелив. Айни пользовался таким почетом и уважением, что коллеги вставали, как только он переступал порог школы. Случалось, что кто-нибудь из учителей отводил его в сторону и тихонько беседовал с ним. Люди верили, что поэт Айни посоветует, подскажет, поможет: время было непонятное, грозное, путаное… Не всегда можно было понять и осмыслить виденное или слышанное, и люди тянулись к своему земляку, поэту, большому ученому. Айни иногда читал свои произведения ученикам и коллегам. Скоро он оставил школу и перешел на работу в редакцию. Но школу он любил по-прежнему, и только необходимость заняться литературной работой заставила его расстаться с педагогической деятельностью.

В то время в Самарканде выходили журнал «Свет Революции» на таджикском и на узбекском языках, газета «Голос трудящихся». Айни писал стихи, и рассказы, и статьи на узбекском и таджикском языках и печатал в этих газетах и журналах.

Журнал «Свет Революции» объемом в 4 печатных листа выходил два раза в неделю. Это был орган партийного комитета Самаркандской области.

В каждом номере журнала были стихи, очерки или публицистические статьи Садриддина Айни.

Первый крупный исторический очерк Садриддина Айни «История эмиров — правителей Бухары» был напечатан в журнале, а впоследствии, в 1923 году, в Ташкенте был издан отдельной книжкой. Это произведение — история 150-летнего господства бухарских эмиров, с их жестокостью и гнетом, и о крушении этого господства. Очерк получил признание и одобрение и сыграл важную политическую роль в становлении молодой Советской власти в Средней Азии.

Гнет и бесправие, жестокость правителей и палачей в Бухаре довели народ до крайней степени отчаяния. Каждый день солдаты эмира, труженики и крестьяне группами и в одиночку бежали в Ташкент и Самарканд. В Ташкенте и Самарканде образовалась коммунистическая партия Бухары и наряду с этим так называемые «революционеры Бухары» — руководство реформистского движения — главари джадидов.

Айни завязал дружбу с руководством большевистской партии и помогал подготовке революционного выступления в Бухаре. Назревали события исторической важности: революция в Бухаре, освобождение от тирании эмира Сайида Алим-хана.

В июне 1920 года Коммунистическая партия Бухары пригласила поэта в Ташкент. Айни целый месяц писал лозунги, плакаты, воззвания, стихи, призывы — все, чем он мог помочь революции.

В сентябре 1920 года под руководством большевистской партии, при поддержке Красной Армии в Бухаре победила революция. Власть эмира была ниспровергнута, сам эмир бежал на восток, в горы, теряя на пути своих жен, свиту и власть…

Айни женился и избрал местом жительства Самарканд.

Весной 1922 года дождливым утром в одну из маленьких парикмахерских города Бухары вошел парень 16–17 лет. Он промок до ниточки, озяб и, войдя, несмело оглянулся. Судя по одежде, это был парень из кишлака. Два парикмахера-еврея несказанно обрадовались посетителю — в то утро это был первый клиент. Каждый из парикмахеров старался усадить его в свое кресло. Парень подошел к окошку и сел так, чтобы видна была улица. Мастер обрадованно засуетился.

— Братишка, видно, давно не брились, заросли.

— Да, давно не брился, — нехотя ответил парень. Он был явно чем-то расстроен и не имел желания продолжать разговор.

— Вы откуда будете? — не унимался другой парикмахер.

— Из Гидждувана.

— Из какой местности?

— Кишлак Соктари.

— А… а… а… из Соктари, из кишлака Айни? — радостно изумился парикмахер.

— Вы знаете Айни? — пришла очередь удивляться парню. Парень этот был нашим старым знакомым, Муслихиддином, племянником Айни.

— Как же не знать Айни, если я двенадцать лет обслуживал его, — ответил парикмахер.

— Скажите пожалуйста… — протянул задумчиво Муслихиддин и не добавил больше ни слова. Мастер только удивленно развел руками; он считал делом чести и своим долгом «разговорить клиента», но уж слишком немногословным был этот парнишка.

Муслихиддин намеренно скрыл свое родство с Айни. Сам он был намерен тайком добраться поездом до Самарканда. Это было нелегко, это было очень опасно и трудно…

Муслихиддин, погруженный в раздумья, сидел и слушал разговор двух парикмахеров:

— Я удивляюсь, почему Айни после революции не приедет в Бухару и не станет «комиссаром»? — спросил один из них. — Ведь он пользуется большим авторитетом среди населения, гораздо большим, чем все руководители джадидов!

— Ты, оказывается, ничего не понимаешь! — ответил другой парикмахер. — Руководители джадидов против Айни, и они не позволят ему переехать в Бухару и работать в органах новой власти. Айни имеет большой авторитет, и его боится руководство джадидов.

— Нет, это ты ничего не понимаешь, — возразил первый мастер. — Айни не стремится занимать руководящие должности. Даже когда эмир назначил его мударрисом в Хиёбон, он отказался.

— Айни сам не хочет стать «комиссаром»…

Муслихиддин рассчитался с мастером и вышел, а парикмахеры продолжали спорить…

В действительности среди населения Бухары ходили кривотолки: почему Айни не в Бухаре и почему он не работает «комиссаром»…

…В числе руководителей Бухары в то время были очень сомнительные люди. Они не дали бы возможности работать поэту. Айни это хорошо понимал…

Это стало особенно ясно после того, как Муслихиддин рассказал дяде страшную историю. Дело в том, что один из главарей басмаческой шайки, мулла Каххор-курбаши из соседнего с Соктари кишлака, пригласил на свадьбу всех жителей близлежащих кишлаков. Брат Айни, Мухиддин-ходжа, уважаемый жителями мулла и человек образованный для своего времени, не разрешил соктаринцам идти на свадьбу.

— Мулла Каххор вор и бандит, он угощает награбленным. Идти — на туй, свадьбу, к мулле Каххору — грех, — заключил Мухиддин-ходжа.

Однако на свадьбе присутствовали гости из Бухары — руководители джадидов и несколько руководящих товарищей. Это удивило жителей окрестных кишлаков. После свадьбы весной 1922 года мулла Каххор открыто выступил против Советской власти. Мулла Каххор направил шайку из басмачей во главе со своим братом в дом «богоотступника Айни и его ближних». В то время Мухиддин-ходжа был в мечети — он был мударрисом, учил детей и советом помогал дехканам.

Басмачи вывели Мухиддин-ходжу из мечети, привязали к дереву и расстреляли. Потом стали делить его имущество. Его сына Муслихиддина тоже хотели расстрелять, и только вмешательство стариков кишлака, просивших пожалеть мальчика, спасло ему жизнь. Муслихиддина увезли с собой в «логово» — в горы Нурата.

Семидесятилетний старик, троюродный брат Айни, поехал по следам басмачей и после долгих жалоб и просьб сумел освободить Муслихиддина…