Сцена меняется и сейчас другой день, «Дом потерянных ангелов» и камера следует за Эдвардом.
«Это очень важная стена», – почтительно говорит Эдвард с экрана, останавливается, и камера фокусируется на нем.
Большими буквами на стене сверху идет надпись: «Они НЕ любят тебя». Это «они» означает сутенеров, собственников, хозяев, господ, …всех их. И в центре висит картина, на которой изображен Эдвард с руками, связанными над головой, на коленях, без рубашки, и вся его спина покрыта кровавыми отметинами от плетей. Его глаза закрыты, голова опущена вниз и одна-единственная слеза стекает по лицу.
«Мой первый «ангел» нарисовала это для меня», – гордо говорит Эдвард с улыбкой, – «Керри, с которой вы познакомились несколько минут назад. И, как видите, за годы здесь появились эти картины, изображающие людей, которые здесь побывали, …тех, кто хотел добавить свои изображения на эту стену, чтобы их увидели те, кто придет в этот дом после них».
Я вижу картины, на которых нарисованы раны, …порезы на лице,… синяки, ножевые ранения, черные глаза, опухшие губы и даже сломанную руку, пока камера медленно движется вдоль картин. На них все люди, с которыми мы знакомы, …люди, которых Эдвард нашел и привел к нам.
«Это некрасиво», – голос Эдварда, наконец, нарушает тишину, и его глаза влажные, когда он продолжает, – «Но это правда. Это лишь небольшая часть той боли и насилия, которую я видел за годы. Но их не сравнить с надеждой и любовью, которых в этом доме становится все больше и больше».
Затем Эдвард ухмыляется и говорит в камеру:
«Этот дом охраняется призраками. Время от времени я вижу их, прямо здесь. Этот дом был заброшен, пустовал, …полный боли, печали… и гнева. Здесь жили девушки, «ночные бабочки», и они были убиты во сне, …сожжены заживо. Они спасли нас здесь, …давным-давно. И, когда этот дом отдали нам, я не смог придумать лучшего места для «Дома потерянных ангелов». Когда я привожу сюда кого-то впервые, они МЕРТВЫ изнутри. Их сердце разбито, их дух сломлен, …прямо как у меня в свое время.
Но в этом доме мертвые снова поднимаются, …их дух возвращается к жизни… или отказывается умирать. Здесь много слез, …много злости, …но здесь больше смеха и жизни, чем всего остального. И здесь есть надежда. И в этом доме течет живая кровь.
Я спросил разрешения у призраков, …леди, живущих в этом доме, …прежде чем забить здесь первый гвоздь. Я встал здесь и спросил у них – принимают ли они мои идею создать здесь такое место. И я получил от них ответ. Здесь не произошло ни одного несчастного случая, …ни одного пожара, …не было ни единого упоминания о том, что здесь происходит что-либо страшное или угрожающее. Они делают кое-что – гасят свет, когда я слишком долго работаю за своим столом, если я засыпаю перед компьютером. Время от времени я слышу их, …словно где-то очень далеко раздается девичий смех. Когда я ухожу вечером домой, я желаю им спокойной ночи, прежде чем выйти за дверь. Я думаю, что сейчас они обрели мир. Им нравится то, что мы здесь. И я никогда не попрошу их уйти. Мы вместе».
Теперь на экране появляется Розали, мы с Элис сидим рядом с ней на белом диване в одном из конференц-залов особняка, и она выглядит очень злой, пока вспоминает:
«Мы трое жили в НЬЮ-ЙОРКЕ! Где живут тысячи проституток! И мы звонили во все инстанции, пытаясь хоть как-то помочь Эдварду выбраться из этой ситуации! НИКОМУ не было до этого дела! НИКТО ему не помог! Все слышали, что он – проститутка и говорили типа: «Ну, он сам попал в этот переплет, ему и искать – как из него выбраться». ЭВРИКА!»
«Это печально», – говорит Элис, – «Люди думают, что ты сам просил этого, словно ты ХОТЕЛ быть таким, …так что они поворачиваются к тебе спиной, …Эдвард прав. Никто не слышит их криков о помощи. Или им просто нет до этого дела. Есть всевозможные центры помощи алкоголикам, наркоманам, даже людям, которые бьют своих детей, …но никто не подумал, черт возьми, создать такой центр для тысяч людей на улицах…»
«Теперь он есть», – говорю я Элис на экране, и мы втроем гордо улыбаемся друг другу.
Розали уверенно кивает и говорит: «Чертовы добропорядочные граждане».
«У меня никогда не было необходимости ходить по улицам», – на экран снова вернулся Эдвард, он беседует с Питером на конюшне, поглаживая гриву Йо-Йо. Теперь Йо-Йо совсем взрослый, и это самый огромный конь на родео, …он звезда шоу.
«Я продавался в клубе», – говорит Эдвард, мысленно возвращаясь к тем дням, и его глаза снова печальны, – «Я продавался через интернет, …и я очень дорого стоил. Это стоит дорого – если ты хочешь подпортить товар, сжечь его плоть, порезать его кожу, вызвать кровотечение. Но это было моей работой… быть игрушкой, …быть тем, каким хотят, чтобы ты был, вне зависимости от того – хочешь ты этого или нет. Я хорошо делал свою работу, с широкой улыбкой на губах, …и со счастливым блеском в глазах. Я думал, что она любит меня, …я начал верить в ложь, …я хотел их денег, …я хотел, чтобы моя дочь снова стала целой, я хотел, чтобы у нее была жизнь, даже, несмотря на то, что моя закончится. Я стал прекрасным притворщиком. Я дурачил даже себя самого. Я все время говорил себе, что Виктория любит меня. Я даже сказал это Белле в самом начале. Я каждый день благодарю Бога за Беллу. Она открыла мне глаза».
Затем Питер спрашивает у Эдварда, который улыбается Йо-Йо с его по-прежнему огромными и невинными карими глазками: «Что бы ты хотел, чтобы люди знали о «Потерянных ангелах?».
«Я хочу, чтобы они знали, что теперь есть место, куда можно позвонить», – говорит Эдвард немного громко – в его речи заметна страсть, – «Если вы попали в ловушку и вам некуда идти,…если вы хотите выбраться и не можете, …если вы напуганы и чувствуете, что они убьют вас, если вы даже ОСМЕЛИТЕСЬ позвонить, …пожалуйста – даже если это будет всего лишь минутный звонок, позвоните нам! Я приеду к вам, где бы вы ни были, не обязательно, чтобы вы жили поблизости. Мы услышим вас – мы не повесим трубку, …нам НЕ ВСЕ РАВНО! У вас будет где жить, мы поможем вам найти работу или закончить школу, …мы вылечим вас, если у вас есть зависимость, …и, в конце концов, когда вы будете готовы, вы станете в состоянии занять свое собственное место и начать жить настоящей жизнью, …все, что вам требуется, …что бы вам ни требовалось».
В следующем кадре Эдвард с негромким смехом швыряет в камеру лопату лошадиного навоза, и ковбойская шляпа гордо сидит у него голове.
«Но здесь ничего не дается даром», – говорит Эдвард, по-прежнему черпая лопатой навоз, что он в совершенстве научился делать, пока работал здесь постоянно, – Каждый, кто приезжает сюда, начинает прямо здесь, на конюшне, где начинал я. Вы будете убирать лопатой дерьмо – это здешний девиз. Но я думаю, что любой, кто работал в секс-бизнесе, согласится, …что убирать лопатой дерьмо лучше чем то, что мы привыкли делать».
«Это помогло мне…», – продолжает Эдвард, вонзая лопату немного глубже, – «Думать о чем-то, кроме себя самого, …о чем-то, кроме Виктории, …заботиться о лошадях, …заботиться о чем-то кроме себя – это было очень полезно для меня. И эти лошади – это тяжелая работа. Вы должны заслужить их уважение. Вы должны потеть, …вонять, …и – верите вы мне или нет – когда вы делаете это, ваши мысли не о себе самом».
«Я по-прежнему прихожу сюда и делаю это время от времени…», – он улыбается, работая лопатой, – «Никто не должен думать, что он не сможет этого сделать. Это честный труд. Это хорошая работа».
Питер спрашивает:
«Как люди, которых ты привозишь сюда, реагируют на это? Они злятся? Или они решают, что это слишком трудно и просто бросают… и, может быть, возвращаются обратно на улицы?».
Эдвард обдумывает его слова секунду и улыбается, отвечая:
«Они не все поначалу выглядят возбужденными представившейся возможностью, …это тяжелая работа. Не многие проститутки привыкли к тяжелой работе. И платят здесь не ахти. Для них это суровая действительность. Но знаешь что? Ни один из тех людей, что я привел сюда, не причинил вреда ни одной лошади. Порой они немного возмущаются и жалуются, …но я привык к этому. Я сам так делал. Но через несколько дней, после того, как все обдумают и осознают, какова для них альтернатива, …они всегда приходят на следующее утро вовремя, готовые к работе.
