– Тебе достаточно тепло, малышка? – спросил я, проверяя целостность ее попоны и обходя ее со всех сторон, чтобы проверить, хорошо ли она укрыта. Она издала негромкое довольное ржание, когда я снова встретился с ней взглядом, вернувшись к ее голове.
– А что у папочки есть для тебя? – спросил я ее, как всегда это делал, – Сахар, …морковка, яблоки … что?
И Дэнсер принялась с фырканьем обнюхивать меня, чтобы понять, что же я принес ей сегодня. Это было щекотно, прямо как в тот первый раз в прицепе. И затем она просто ткнулась мордой в мой нагрудный карман, поняв, что в этот раз я прячу лакомство там.
– Ты всегда находишь его, молодец, – я улыбнулся, доставая угощение из кармана, – Яблочные дольки, …ты снова угадала. Просто умница.
Я скормил их ей, с осторожностью поднося свои пальцы к ее зубам. Она выглядела безмерно благодарной за угощение, глядя на меня такими же глазами, какими смотрел бы я сам, если бы лежал больной в постели.
– У тебя красивые зубы, как у папочки, – я выставил перед ней руку и дал ей приблизиться, …и она, как и всегда, …ткнулась мордой мне в руку и прильнула к моим пальцам. Мне это нравилось.
– Я тоже люблю тебя, малышка, – проворковал я, словно новый отец и поцеловал ее между глаз, – Такая нежная, …такая красивая, …да, это я про тебя.
– И, знаешь, мне правда все равно, будешь ли ты когда-нибудь бегать или буду ли я ездить на тебе верхом…, – сказал я низким, спокойным голосом, глядя на ее милую мордочку, – Я не хочу ничего, за исключением того, чтобы смотреть, как тебе становится лучше… и ты счастлива. И не позволяй другим лошадям заставлять тебя чувствовать себя неполноценной, если ты не можешь делать того, что могут они. Ты гораздо лучше, чем они все.
Я нежно провел пальцем по длинному шероховатому рубцу на ее лбу, и Дэнсер негромко заржала, но не дернулась от моего прикосновения. Она доверяет мне.
– Шрамы…, – сказал я шепотом, и мои мысли вернулись в прошлое, – Виктория обычно говорила, что это полосы чести, …то, чем стоит гордиться. Это фигня, …все они на самом деле означают, что злой человек приложил к тебе свои руки. Мои шрамы все еще со мной, …и, думаю, всегда будут, не важно – сколько слоев кожи нарастет на них сверху. Но знаешь, Дэнсер, все нормально, …нам действительно не следует забывать боль и страх, …ты можешь позволить этому сделать тебя крепче. И раньше, чем ты это поймешь, ты станешь стеной, которая сможет защитить других людей… или животных, …чтобы С НИМИ этого никогда не случилось. Это хорошо. Это часть нас, девочка, …но мы не должны позволить этому нас сломать, …никогда. Не позволяй им сломать тебя, малышка, …оставайся сильной. Ты им ПОКАЖЕШЬ.
Дэнсер уткнулась мне в грудь носом и головой, и я осторожно обнял ее руками за морду, целуя под глазом.
– И если однажды тебе захочется побегать, это произойдет потому, что ТЫ этого хотела… – прошептал я, – А не потому, что тебе приказали какие-то засранцы. Я никогда не позволю им приказывать тебе что-либо, хорошо? Дай мне знать, чего ты хочешь. И когда ты ПОБЕЖИШЬ, это будет огромное ШИРОКОЕ поле! И я надеюсь, что ты вернешься ко мне, …но… я не настаиваю. Но сначала выздоравливай, сейчас это твоя работа. И отдыхай. Не беспокойся. Ты можешь здесь расслабиться, никто и никогда больше не причинит тебе боли, я клянусь тебе, моя Дэнсер.
И тогда она лизнула меня, …прямо там, где заканчивалась рубашка – в шею и в лицо, прекратив лизать только тогда, когда уперлась языком в шляпу на моей голове, и она повела языком вниз, к моим закрытым глазам, облизав мне пол-лица. А затем это маленький дьяволенок заржал мне в лицо!
– Спасибо, крошка, я тоже тебя люблю, – я усмехнулся, сдвигая шляпу на затылок и вытирая ее слюни со своих глаз, – Как-нибудь нам нужно будет поработать над твоими… проявлениями любви.
Она просто зацеловала меня. Ее поцелую были идеальными, в своем роде. Мне стало интересно – целовала ли она людей до нас. И я содрогнулся от ярости, представляя себе ее прежних владельцев и то, как они обращались с ней. Я надеюсь, копы найдут тех, кто несет за это ответственность. Я бы бил их до тех пор, пока от них не осталось бы и мокрого места!
***
После этого время полетело быстро. Кэти впервые встретилась со своим новым психологом. Это была очень приятная пожилая женщина со светлыми коротко подстриженными волосами, и, когда мы с ней познакомились, на ней было красивое платье с цветочным рисунком. Она сказала нам, что постепенно со временем будет узнавать Кэти и тогда начнет говорить с ней о ее прошлом и обо всех тех годах перед смертью Тани. Мы рассказали ей факты из жизни Кэти, не раскрывая подробностей о том, что я был в рабстве, о Виктории, Джеймсе и обо всем этом дерьме.
Я не слишком нравился доктору, пока она думала, что я просто бросил Таню погибать в огне, чтобы спасти свою собственную жизнь и оставил Кэти. Это было тяжело, но мы подумали, что это лучший способ для Кэти получить помощь, и, ни разу «случайно» не проговориться доктору о том, почему ее папочка так долго отсутствовал. Я бы навешал любой лапши ей на уши, если бы это помогло моей дочери. Ничего нового, верно?
Единственная ее фраза, которая действительно была мне как НОЖ по сердцу: «Вам нужно знать, мистер Мейсен, что Кэти смотрит на Вас как на принца. И когда маленькие девочки теряют отцов, они навсегда меняются изнутри. Это разбивает им сердце».
Выглядело так, словно я оставил своей дочери шрамы, прямо как те ублюдки, которые причинили боль Дэнсер. Все, что я мог сказать доктору: «Ну, я сделаю все возможное, чтобы попытаться… исправить это».
Я чуть не расплакался на середине этой фразы. Я не мог этого исправить, и все мы знали об этом. Я думаю, после этого доктор возненавидела меня даже сильнее. Но, будучи профессионалом, она не могла этого показать.
Кэти сказала нам, что доктор ей понравилась, поэтому я решил перебороть себя и сделать все, что Транчбоул скажет мне делать. Так я называл ее теперь – Транчбоул, как эту бабу-изверга из фильма «Матильда» (фильм поставлен по одноименному роману 1988 года Роалда Дала – прим.пер.). Она не была похожа на нее внешне, но изнутри от нее просто РАЗИЛО той стервой!
На улице похолодало, и я действительно СПРАВИЛСЯ с нервами, чтобы снова взять Беллу в тот публичный дом с привидениями. Ни разу ничего не произошло и мы всегда очень приятно проводили время. Мы даже приносили туда еду и иногда готовили там – кухня в доме была отлично оборудована. Это был словно наш маленький дом вдали от дома. И он принадлежал только нам. По крайней мере, складывалось такое ощущение. Мы всегда брали с собой мобильные на случай, если понадобимся Кэти и мы даже начали потихоньку расчехлять мебель и использовать ее, …но я всегда проверял, чтобы после она снова была накрыта чехлами, как до этого. Я не хотел злить дам, живущих в доме. Я не делал им ничего плохого, они и так уже получили свою порцию дерьма. Они не заслужили того, чтобы их сожгли заживо. Виктория вот заслужила. Я надеялся, что духи, живущие в доме, поймут, что я им не враг.
Я начал думать, что Шэрон наколола меня с рассказом о привидениях. Мы ни разу не видели и не слышали ничего странного. И я вел себя осторожно, поверьте! Я никогда не рассказывал Белле о призраках, она бы НИКОГДА не вернулась сюда снова! Мы не смогли включить в особняке отопление. Забавно, но мне кажется, что это призраки поддерживали в доме тепло для нас. И потом,… у нас было свое собственное тепло – у меня с Беллой. Наши занятия любовью никогда не были прохладными и не становились скучными, …и мне нравилось это в нас. Мы лишь погружались все глубже и глубже друг в друга, …и наш секс с каждым разом становился все более насыщенным.
Прямо сейчас большой проблемой, по моему мнению, было противостояние Анджелы и Беллы. Мне предстояло выбрать – кому из них готовить ужин на День Благодарения в этом году. Это был великий год – наш первый День Благодарения как семьи (американский и канадский праздник, когда люди возносят хвалу Богу за урожай и благодарность семье и близким за любовь, материальное благосостояние и доброе отношение, отмечается в США в последний четверг ноября; по легенде в 17 веке у первых поселенцев выдался неурожайный год, и вознести хвалу Богу за дары Его было нечем, и тогда индейцы, жившие по соседству с первыми поселенцами пришли с пищей и был устроен совместный праздник – прим.пер.). Я понимал позицию Беллы: она хотела, чтобы мы были семьей и, на правах матери семейства, готовить все блюда. И также я понимал позицию Анджелы: она бабушка, которая всегда готовила, а сейчас, когда мы с Беллой были здесь и являлись частью новой семьи, она хотела выразить нам свое одобрение и любовь, приготовив весь ужин сама. И они обе хотели, чтобы я сделал выбор.
