– Он не неблагодарный, – твердо сказала Шэрон, – И все это стоит одного единственного тычка мокрым носом в руку или благодарного ржания.

– Я тронут, что ты так заботишься обо мне, – Эдвард ухмыльнулся ветеринару, – Мне на это плевать, я хочу, чтобы ты позаботился о ней!

– А ВЫ заплатите за все это? – спросил ветеринар у Эдварда.

И я возненавидела тот взгляд в его лицо. На секунду в нем промелькнуло злорадство.

– Я заплачу, – тут же сказала Шэрон, произнося то, что Эдвард не мог сказать. У меня навернулись слезы на глаза, когда я увидела, какой взгляд Эдвард бросил на Шэрон – бесконечно благодарный.

– Эта лошадь никогда не сможет выступать на родео, – ветеринар смущенно взглянул на Шэрон, мысленно задаваясь вопросом, зачем тратить кучу денег на «бесполезную» лошадь.

– Это ТО, чего мы ждали весь день и вечер? – спросил Эдвард, толкая ветеринара, – Какого-то КОНОВАЛА, который пожимает плечами и говорит: «Просто смиритесь с этим – она не сможет выступать!». Может быть, когда я закончу с ТОБОЙ, ТЫ ТОЖЕ НЕ СМОЖЕШЬ БОЛЬШЕ РАБОТАТЬ!

– Энтони, – Боб положил ему руку на плечо, – Я не хочу, чтобы сегодня ты загремел в тюрьму, парень. Ты нужен мне здесь. Понял?

И Эдвард просто принялся сверлить ветеринара взглядом, не говоря больше ни слова.

– Порой ты делаешь все, что в твоих силах, чтобы облегчить боль, вылечить то, что можно вылечить лишь для того, чтобы принять самое трудное решение. Не лучше ли для лошади тихий мирный конец мучениям и боли, чем тот, который финансово и эмоционально уничтожит Вас? Если Вы не думаете, что сможете принять такое решение, тогда, пожалуйста, не спасайте лошадь. Или любое другое животное. Иногда мы просто не в состоянии вылечить их. Порой даже всех мер недостаточно.

– Такое впечатление, что ты ХОЧЕШЬ смерти этой лошади! – Эдвард со злостью и отвращением взглянул на него.

– Он не так уж и неправ насчет этого, Муравей, – сказал Боб с теплотой в голосе, глядя на своего друга, – Порой все в руках Господа.

– Снова Бог, – он ухмыльнулся, словно это слово было ядовитым, и немного походил туда-сюда, – Нет, это не в БОЖЬИХ руках,… а в наших,… так что скажи нам, что нужно сделать, чтобы она снова была в порядке!

– Прежде всего, – сказал ветеринар, – Эта лошадь выглядит так, словно она сама уже приняла решение. Когда они ложатся так, то это значит, что они потеряли волю к жизни. Вы сами сказали, что она не ест. Она хочет уйти. Ей нечего терять.

– Нет, – голос Эдварда треснул, когда он взглянул на нее, а затем он с яростью посмотрел на ветеринара, – НЕТ, ты не понимаешь, о чем говоришь! Она просто устала и ослабла! А ты не пошевелил и пальцем, чтобы помочь ей!

Теперь глаза Эдварда были полны слез, и я почувствовала, что тоже плачу, просто глядя на него.

– Потому что она не может ЗАРАБОТАТЬ денег для ЕБАНОГО РОДЕО! – крикнул Эдвард и швырнул его чемоданчик с такой силой, что тот пролетел через все помещение и ударился о противоположную стену загона.

– Это все из-за ДЕНЕГ, да, ты, ебаный УБЛЮДОК? – крикнул Эдвард, – Сколько же, блять, для ТЕБЯ СТОИТ жизнь?

– Энтони,… прекрати…, – попытался вмешаться Боб, но Эдвард набросился на него так же, как на ветеринара.

– Я позвоню отцу сегодня,… и он заплатит тебе, сколько захочешь, – сказал Эдвард, и мой рот открылся. Он не может этого сделать!

– Теперь ты можешь ей помочь? – он взглянул на ветеринара как на паразита, – Держу пари, что можешь.

– Конечно, если Вы не собираетесь принимать правду, – ветеринар пожал плечами, – Есть кое-что, чем Вы можете облегчить ее боль,… облегчить и смягчить ее кончину. Но это не прекратит агонию этой лошади,… это не излечит ничего. Порой случается чудо,… порой, но не факт, что это произойдет. Из-за того что ВЫ не хотите смириться с обстоятельствами, это бедное животное будет мучиться и дальше.

– Я не услышал из твоего рта НИ ОДНОГО медицинского термина, – проскрежетал Эдвард сквозь зубы, – У тебя вообще есть лицензия?

Теперь пришла очередь ветеринара злиться и обижаться.

– Боб…, – ветеринар взглянул на него, игнорируя злобный взгляд Эдварда, – Обычно я имею дело с ТОБОЙ. Эту лошадь нужно усыпить. Если этого не сделать, она будет жить, испытывая постоянную боль. Я могу сделать это сейчас. Всего два укола: первый – чтобы она потеряла сознание… и второй – чтобы она сразу после этого умерла. Сто пятьдесят долларов… вместо нескольких тысяч, чтобы оттянуть ее неминуемый конец.

– Мне НЕ ПОНАДОБИТСЯ ДВУХ уколов, чтобы стать причиной ТВОЕЙ немедленной смерти! – пригрозил ему Эдвард, снова встревая в разговор.

– Или можно просто воспользоваться пистолетом, – ветеринар по-дурацки пытался разозлить Эдварда, – Большинство ковбоев поступают именно так,… стреляя прямо лошади в лоб…

Я набросилась на ветеринара раньше, чем Эдвард выпил его крови.

– Уноси отсюда свой зад! – я толкнула его назад, подальше от Эдварда, выталкивая его из загона, – Передохни! Нам нужно поговорить с ним, обсудить все, но только нам – ЛЮДЯМ!

– Засранец, – пробормотала я, возвращаясь назад.

– Хорошая работа, Мэри, – Шэрон ухмыльнулась, глядя на меня.

Эдвард не обратил на это внимания, потому что с ним говорил Боб.

– Я знаю, что ты привязался к этой лошади, приятель, знаю…, – говорил он, – Я понял это еще в каньоне. Но может быть он прав насчет нее,… он много лет работал на меня…

– Ты считаешь, что он прав в том, что нам не стоит даже ПОПЫТАТЬСЯ? – у Эдварда в глазах снова появились слезы, когда он снова стоял перед больной лошадью, – А что, если бы на ее месте лежал человек? Что бы мы тогда говорили?

Дженна стояла в дверном проеме, молчаливо наблюдая за нами.

– Но это не человек, Муравей…, – мягко заметил Боб, пытаясь говорить так, чтобы Эдвард его понял.

Шэрон молча с грустью опустила глаза.

– Она – живое существо! – Эдвард заплакал, глядя каждому в глаза в поисках поддержки, и слезы катились по его лицу, – Пожалуйста,… я заплачу, сколько бы это ни стоило, клянусь! Она не хочет умирать,… я знаю это.

Затем он взглянул на меня так, как смотрит на тебя утопающий, и прокряхтел:

– Белла…

Он нуждался во мне, и я поспешила к нему,… обнимая и целуя его там, где билось его сердце, через рубашку. Он обнял меня и коснулся моих волос. Его руки дрожали.

Я не знала, что сказать. Я ничего не знала о лошадях, и – если честно – не знала, какое из решений будет более гуманным: попытаться спасти ее … или просто избавить ее от мучений. Я знала, почему Эдвард хочет спасти ее. Он БЫЛ ею. Я видела, что они стали очень близки, словно родственные души, …и это было так прекрасно, …но сейчас лошади было чертовски больно.

Его сердце разбивалось, … и я не знала, что с этим делать.

Следующей высказалась Дженна.

– Я видела лошадей, которые выбирались из крайне дерьмовых ситуаций, – заявила она без эмоций в голосе, и мы все повернулись к ней.

– Некоторым лошадям это удается, некоторым – нет, – сказала она, – Врачи всего не знают. Они постоянно ошибаются. Я считаю, нам нужно побыть с ней ночью и понаблюдать. Посмотрим, что принесет нам утро. Если она все еще будет лежать к утру, тогда мы на самом деле ничего не можем сделать, кроме как дать ей умереть. Но если она будет сражаться за свою жизнь, даже немного,… тогда мы сделаем все, что должны, чтобы вылечить ее.

Я ненавидела признавать это, но Дженна была права. Она не обещала, что лошадь выживет, она лишь сказала, что ей следует дать шанс. Одной ночью больше – невелико дело.

Лично я бы не вынесла, если бы лошадь пришлось усыпить. Эдвард бы сражался,… и меня бы убило – видеть, как это произойдет. Когда бы все решилось окончательно, я позвонила бы Питеру и попросила его поскорее приехать сюда.

– Да…, – Эдвард тут же согласился, и мне была ненавистна мысль, что у меня не было таких познаний в этой области, чтобы предложить такое. В глазах у Эдварда мелькнула искра надежды.

– Думаю, она права, – продолжил он, глядя на Боба и Шэрон, – Лошадь устала от успокоительного и от всего, что случилось за сегодня. Она снова поднимется на ноги. Сегодня в фургоне она была полна жизни,… она прижималась ко мне,… и терлась своей мордой об мое лицо,… даже когда я не прикасался к ней, а просто был рядом. Она вела себя как пони,… она играла.