Я отправился за лошадьми, примерно, около полуночи. Холод усилился. «Охота пуще неволи!» — вырвалось у меня, когда я споткнулся, с трудом различая в темноте привязанных на аркан к колышкам лошадей. Приметив меня, мои вороные дружно заржали. «Куда, думаю, поедем в такую ночь? Чего он, дурень, затеял!». Но тут же, вспомнив, как насмешливо улыбался Херель, быстро оседлал лошадей.
Херель уже снарядился в дорогу. Спутник, который его сопровождал, давно спал мирным сном. Херель даже не взглянул на него.
— Ружье у вас есть, отец? — спросил Херель.
Я сказал «есть», но из двух имевшихся зарядов один я пустил в воздух. Да и ружье валялось где-то за хашаном. Зачем оно, если нет патронов?
У Хереля одна из лучших марок охотничьих карабинов, ружье «с черной ложей», как говорят наши тувинцы.
Ехали молча. Тишина полная. Слышен лишь топот, фырканье лошадей да мерное постукивание наших идиков[17] о крылья седла.
— Здесь главная вершина? — чуть слышно спросил Херель, когда мы поднялись на верхушку Кара-шата.
— Самая высокая гора тут, — ответил я.
— У подножья есть юрты?
— Три юрты есть.
— Значит, остановка наша здесь, — сказал Херель и спешился. — Ну, слезай! — строго добавил он, видя мою полную растерянность. — Пора начинать охоту. Или думаешь на лошади ночевать?
— Ночевать, не ночевать, — обиделся я. — Но вашей охоты никак понять не могу. Никогда не видел и не знал, чтоб нормальные люди охотились ночью. И на волков!
— Не беспокойся, дело простое. А нормальные или нет — увидишь после.
Выколотив трубку о носок идика, Херель закурил. Потом передал мне свой повод. Приложив ладони к вискам и приседая, он долго вглядывался в горизонт. Показывая затем поочередно то на восточный, то на западный склон горы, он еще раз спросил: знаю ли я точно — пасутся ли там табуны?
Я ответил утвердительно. Херель вдруг по-волчьи завыл.
Преобразился он при этом неузнаваемо. Низко склонив голову, Херель прикрыл рот рукавом, чтобы смягчить звук и придать ему удаленность. Он медленно приподнимался и тут же, снова припадая к земле, продолжал выть жутко и протяжно:
«У-у-у… а-а-а… у-у-у»…
Его вой совершенно ничем не отличался от волчьего.
Сначала Херель выл в западном направлении. Через минуту он радостно прошептал.
— Слышишь, мои друзья откликаются!
Я прислушался. Где-то в нескольких километрах от нас в ответ завыла целая стая волков. Волки выли глухо и так же протяжно, тоскливо, как и Херель. Но они делали короткие промежутки, очевидно прислушивались.
— Отвечают нам только пять волков, — уверенно сказал Херель, еще раз прислушавшись. — Они недалеко, но гнаться нам за ними нет надобности…
— Почему?
— Сами придут к нам. И не один, много…
Херель повернулся к востоку, снова, прикладывая руки ко рту, принялся выть на разные голоса.
В том, что волков много, я убедился скоро. Но меня одолевало другое сомнение: «Херель привел тебя сюда на съедение волкам!»…
Моя рука невольно тянулась к бижеку[18], единственному оружию, которым обладал. Бижек — большой, острый, им от волка можно оборониться.
— Постой, — вывел меня из тревожного раздумья голос Хереля. — Слышишь, эти тоже не забывают нас — откликаются. Они неподалеку, километрах в двух. Там три волка. Всего значит восемь.
— Но как же ты подсчитываешь их? Ничего ведь не видно! — с удивлением спросил я.
— А голоса! У каждого свой голос. Теперь мы можем поспать пару часов.
Мы отошли метров двести. В седловине, поросшей молодыми лиственницами, для ночлега самое подходящее место.
— Что теперь будем делать? — спросил я, привязав коней.
— Как что? Отдыхать будем. Только не проспать бы. Если проснешься раньше меня, на рассвете — разбуди непременно.
Завернувшись в негей[19], Херель захрапел мгновенно, будто спал не вблизи от волков, а в своей юрте.
Я попытался тоже уснуть, но сон отлетал от меня, как только я смыкал глаза. Много раз вскакивал, видя перед собой, как наяву, стаи синеглазых. Представлялось, будто они сбежались со всех окрестных хребтов и подкрадывались, ползли на брюхе. А спутник мой, словно дома, спокойно похрапывал, порою скрежетал зубами, что еще больше отгоняло от меня сон.
Ночь казалась мне бесконечно длинной, но вот и утренняя зорька! На этот раз она была особенно светлой и радужной, как бы улыбалась пробуждающейся земле.
— Вставай, светает! — тихо тормошил я Хереля.
Он проворно поднялся:
— Да, пора. Веди лошадей! — торопливо проговорил Херель, протирая глаза и пристально всматриваясь в даль.
Лошадей приготовил быстро. Занеся ногу в стремя, а другой еще опираясь о землю, Херель указал взмахом руки:
— На тот хребет отправимся. Там примемся за дело. Садись. Торопиться надо.
Метрах в двадцати от намеченной позиции Херель остановил коня и ползком взобрался на пик. Я поспешил за ним.
— Ложись! — остановил он меня. — Наблюдай за той горкой. — Не медля ни минуты, Херель, как и ночью, наклонился к земле, прикрыл рот рукавом и завыл протяжно, жалобно. В ответ — тишина. Херель повысил голос, приподнимая голову, и вдруг оборвал вой.
Так и обмерло у меня сердце, когда совсем неподалеку послышался ответный вой кок-караков. Херель же, будто ничего особенного не происходило, спокойно взглянул в сторону, откуда доносился волчий вой.
— Видишь? — спрашивал меня Херель.
Я слышал звериный вой, но ничего не видел, ничего не соображал.
— Вон там три волка, видишь? Один большой, сидит в ложбине у камня. Другой на бугорке, вон видна спина — лежит. А этот третий наблюдает из-за бугорка, одни уши торчат.
Я напрягал зрение, но, как ни силился, не мог различить ничего.
— Приснились волки тебе, — сказал я. — Они воют где-нибудь далеко.
— Какой вы непонятливый, отец! Они рядом же, тут!
Херель взял карабин, прицелился:
— Вот, смотри в прицел — теперь видишь?
Я припал к карабину, взял мушку в прорезь прицела.
Рядом с камнем, и верно, сидел огромный волк. Остальных и разглядывать не стал. Протянул Херелю карабин, сам плотнее прижался к земле, полушопотом попросил:
— Херель, дорогой, стреляй, а то убежит…
— Торопиться в таких случаях — нет ничего хуже. Всю охоту испортишь. Лучше подзовем их поближе. Они станут послушны нам, как овцы.
Припав к земле, Херель завыл еще более глуховатым тоном:
— У-у-у… у-у-у…
Потом схватил карабин, отвел предохранитель и замер. Прошло несколько секунд. Не меняя положения и не шевелясь, Херель тихо ткнул меня в бок и показал пальцем под гору.
Я с трудом удержался, чтобы не пуститься в бегство. Матерый серый волк, отделившись от остальных, быстро приближался к нам. Время от времени он оглядывался. Пройдя с полкилометра, волк остановился, снова стал прислушиваться.
Тогда Херель наклонил голову еще ниже, почти к земле, и завыл. На этот раз вой был совсем тихий, обрывистый, жалобно-тоненьким голоском.
Волк стремглав рванулся к нам, уже не оборачиваясь. Расстояние сокращалось с каждой секундой, и вот волк перед нами. Сейчас прыжок и… В этот момент раздался выстрел.
Матерый несколько раз перевернулся через голову и закружил на передних лапах, издавая странный звук, похожий на собачий визг или рычание.
Я и о страхе позабыл, привскочил на корточки. Раненый хищник продолжал кружиться на месте. Почему он вертелся — надо узнать.
Внезапный, довольно сильный толчок вернул меня к действительности. Я едва не вскрикнул от боли и неожиданности, но сильная рука Хереля прижала меня к земле.
— Охотничек! Испугаешь! — едва слышно прошипел он, не выпуская меня.
К нам скорой рысью мчались еще два волка: один — впереди, другой — несколько поодаль. Не обращая внимания ни на что, в том числе и на нас, передний волк галопом скакал к раненому, пока не видя его. Шел он на визг, может быть на запах крови, и, только взбежав на пригорок, увидел раненого зверя. Здесь остановился, обозревая и обнюхивая окрестность, но тотчас последовал второй выстрел. Наблюдатель отпрянул в сторону, приподнял голову, как-то рявкнул и, подрыгав ногой в предсмертных судорогах, успокоился.
