2-е. Беглый с линии, сосланный туда за преступление с наказанием, малороссиянин Василий Гноенко отважился там всякого народу людей, однакож самых подлых, каторжных, содержащихся в остроге и работах, в сию злодейскую партию подговаривать и в Сибирской губернии сделать возмущение, уверяя также о сем самозванце, к которому и пристали бывшие солдаты Федор Сорокин, Данило Долотов, которые и прежде за таковые же преступления присланы в ссылку в Тобольск были.
Всем оным определено учинить следующее наказание: начав у острога, по всем переулкам сечь кнутом и, вырвав обои ноздри, сослать в Нерчинск, вечно в ссылку, с таковым при том повелением, чтобы во всяком от Тобольска городе чинить им наказания и кнутом же, что им в Тобольске 1-го числа ноября учинено.
Я не сумневаюсь, что верноподданные Ея Императорского Величества в Сибирской губернии всякого звания люди из сего явно увидят, что сие злодейское собрание состоит единственно из каторжных злодеев; следственно, ни один честный человек не только пристать и поверить тому не может, а напротив, всякий по своей присяжной должности не оставит стараться о таковых зловредных разглашениях разведывать и сих злодеев или поймать, или оных объявить, так как верная присяга от каждого требует, за что и ожидать Высочайшей Ея Императорского Величества милости. Ноября 5 дня 1773 года. Денис Чичерин».
Жестокая программа, естественно, не могла быть выполнена во всей полноте: люди, присужденные к наказанию, не вынесли даже и той доли истязаний, которые им определены были в Тобольске. Все перечисленные в объявлении лица умерли под ударами кнута в Тобольске. По-видимому, никакого расследования о преступном разглашении сведений о Пугачеве сообщниками Рябова – Григорьевым, Певцовым и Середининым не производилось и потому осталось неизвестным: кому именно и в каком виде эти лица производили то разглашение, в котором они обвинялись.
Сибирскому губернатору Чичерину нужны были жертвы для выполнения над ними такой казни, которая устрашила бы население, полагая этими мерами восстановить спокойствие. Поэтому при поимке в Тобольске бежавшего с Иртышской линии казака Гноенко, заподозренного в соучастии с Яицкими казаками, Чичериным определены были к казни и такие лица, от которых можно было ожидать выражения сочувствия самозванцу.
Казак Гноенко задержан был 25 октября 1773 года в Тобольске, близ острога, вооруженный ружьем и пистолетом. При допросе дал следующее показание: «Побег учинил назад тому месяца с полтора с Иртышской линии крепости Полуденной, где находился в казачьей службе, оттого что обще с казаком же Данилою Гричениным убили идущих их дорогою двух киргизцев и ограбили у них двух лошадей, два котла с таганом, два волка, с намерением пробраться в Тобольск и подговорить находящихся в Тобольске из запорожцев казаков и бежать в Яицкое войско. Для того он имел согласие с находящимися, с таковыми же казаками, Шпагом, Федором Горновениным, Степаном Горновениным, Сидором Даниловым, которые уже у Яицких казаков были и каковые, по отлучке к тем казакам, и ныне находятся в бегах. А заводчик этому запорожец Григорий Рот, который остался в Плоском редуте. То намерение они начали сего году летним временем. По прибытии в Тобольск с имеющим у него одним казенным пистолетом пристал к живущей на загородном архиерейском доме малороссийке Пелагее, а чья дочь не знает, по знакомству такому, что он Гноенко, будучи в Тобольске в казенной работе, к ней хаживал, где и ночевал три ночи, а что он беглый о том ен не сказывал, да в городе у казака Кудрина, у присыльного Ивана Горева, у расстриги Степана Никитина, у присыльного Панфила, а чей прозывается не знает, по одной ночи ночевал, объявляя о себе, яко бы он с линии в Тобольск приехал за препровождением поляков.
Затем был из малороссиян у казаков Голубя и Ермолаева и подговаривал бежать и пробраться к Яицким казакам и сообща с ними учинить измену и воевать, кои к тому были согласны. Будучи же в Тобольске, хаживал на квартиры к сержанту Родичеву, гусару Никите Коробченину, у коего одну ночь ночевал. У сержанта Родичева, купя на собственные свои деньги вина, обще оное пили, у коего он и плащ казенный унес. К острогу он ходил двукратно, по посылке казака Голубя, для того, чтобы вызвать присланных Яицких казаков на рынок для подговорения к побегу. Однако, по не отпуску, они на рынке не были и просили, чтобы оный Голубь пришел к ним к острогу сам, кои речи он, Гноенко, ему и пересказывал; а был ли тот Голубь у острога и с ними виделся ль, – он не знает. Взятое же у него, Гноенко, ружье он украл у находящегося в Тобольске на своем пропитании малороссиянина, а как зовут и чей называется – не знает, только квартиру указать может. А всего куплено было на тринадцать коп. двадцать патронов, а деньги он употребил из вырученных за проданную лошадь. Да виделся на рынке с распопом Бабичем, который был за караулом одного из поляков казака и имел по подговору его Гноенко согласие учинить общее с ним»[21].
Это показание, которым оговаривались в соучастии и многие лица как в Тобольске, так и в особенности на Иртышской линии казаки, было проверено уже много времени по совершении казни.
Личность Гноенко произведенным расследованием, первоначально комендантом Петропавловской крепости бригадиром Сумароковым, а затем комендантом Омской крепости бригадиром Клавером, была установлена согласно показаний, данных им при задержании; обвинения же его в соучастии с ним других казаков с Иртышской линии было совершенно отвергнуто этими казаками, также установлена была ложность его показания относительно бытности в бегах на Яик казаков, им оговоренных в единомыслии с ним.
Совершенная казнь не прекратила смятения: население Сибири находилось в страхе, ожидая нашествия самозванца. 10 ноября 1775 года комендант Верхнеяицкой дистанции Ступишин донес Чичерину, «что пойманные близ Белорецкого завода беглые из толпы изменника Пугачева Белорецкие же крестьяне по допросам их показали, что злодей намерен с своими сообщниками от Оренбурга идти, по нынешнему времени, для стоянки в Тобольск или в Яицкий городок, так как все люди в его толпе находятся от холода и голода в истощенных силах»[22].
В то же время воевода Исетской провинции Веревкин донес генералу Деколонгу, что медные заводы Мясниковых и Твердышевых – Богоявленский, Преображенский, Архангельский и Воскресенский – злодейскою толпою уже захвачены и все заводские жители присягнули злодею; в той же опасности находятся и другие заводы той же компании, а также заводы Лугинина – Троицкий и Саткинский[23].
Башкиры большими толпами разъезжали с целью грабежа русских сел и заводов, почему Уфимская провинциальная канцелярия, от 26 ноября 1773 года, описывая стесненное положение города Уфы, окруженного толпами башкир, грабящих пригородные русские селения и не дающих проезда к городу, муча и умерщвляя жителей, просила у Исетского воеводы помощи.
Этой помощи, однако, воевода Веревкин оказать не мог, так как и город Челябинск, место его резиденции, находился в одинаковых условиях с Уфою и других войск кроме башкир, уже в значительной своей части передавшихся на сторону бунтовщиков, он в своем распоряжении не имел; почему обращение о помощи Уфимской провинциальной канцелярии было представлено воеводою Веревкиным на распоряжение генерала Деколонга и Сибирского губернатора Чичерина[24].
Появление башкирских полчищ, передавшихся на сторону самозванца, вынудило генерала Деколонга, ордерами от 1 и 7 декабря 1773 года, предложить командовавшему войсками на Сибирской линии генералу Скалону иметь бдительное наблюдение за состоящими в войсках по линии башкирами, которых насчитывалось до 1000 человек; в особенности обращалось внимание на башкир, находившихся в Тобольской, Ишимской и Тарской дистанциях, «которые взбунтовавшись могут разбежаться в свои жительства и удержать их от сего на местах нет никаких сил, а потому, в предупреждение сих неполезностей», генерал Деколонг просил Сибирского губернатора Чичерина командировать из ближайших дистриктов до 600 казаков с их старшинами для размещения их от Пресногорьковской крепости до Омской[25].
