О молодости Нокса известно немногое до тех пор, пока он не появился в Восточном Лотиане в качестве папского нотариуса, занимавшегося юридическими вопросами церкви и мирскими делами, находившимися в ее ведении, бракосочетаниями, завещаниями и так далее. В письменных источниках он затем возник только в 1543 году, в качестве частного учителя. Обычно считается, что он оставил свои прежние занятия после обращения в протестантизм. Затем Нокс путешествовал со странствующим проповедником Джорджем Уишартом; он продолжал потрясать мечом, отваживая смутьянов. Уишарт был тем не менее арестован и казнен. Нокс нашел приют в Сент-Эндрюсе, где в замке скрывалась группа протестантов, которые в отместку убили кардинала Дэвида Битона. Там Нокс начал свое служение — впервые в качестве проповедника.[95]

Правительство Эдинбурга смотрело на протестантов как на английскую пятую колонну. В июле 1547 года оно отправило в Сент-Эндрюс французскую эскадру под командованием флорентийского адмирала Леона Строцци. Строцци обстреливал замок до тех пор, пока мятежники не сдались. Затем их перевезли во Францию и отправили на галеры. Ноксу удалось бежать в Англию и получить там место викария англиканской церкви; в 1549 году герцог Нортумберлендский предоставил ему приход в Берике. Таким образом, Ноксу удалось обратиться со своими проповедями и к Эдуарду VI. Ему был предложен сан епископа Рочестерского, но Нокс отказался.

Когда в 1553 году английской королевой стала Кровавая Мэри, восстановившая папизм в роли господствующей религии, Нокс бежал в Женеву. Там Жан Кальвин, сам бежавший из Парижа в 1536 году, превратил город в цитадель собственного радикального протестантизма. Его основы он изложил в труде «Институты христианской религии» (1536). Это была первая работа по теологии на французском языке. Она написана в совершенно другом стиле, нежели темные латинские тексты, которые призвана была заменить. Отличаясь рациональностью, точностью и ясностью изложения, она опиралась на современную интеллектуальную традицию — французскую классику, но обращалась при этом к некоторым более ранним христианским трудам, в особенности к сочинениям святого Августина, совсем было потерявшимся под средневековыми напластованиями. Он писал о спасении души через веру, а не дела; окончательной гибели падших; логически оправданной необходимости предопределения. Нокс стал учеником Кальвина.

На континенте Нокс оставался до 1559 года, за исключением года, проведенного дома (1555/56). Тогда он останавливался в Эдинбурге у купца Джеймса Сайма. На родине он встречался с элитой города — успешными, образованными, уверенными в себе вольными горожанами, такими как Джеймс Баррон, старшина гильдии, или Дэвид Форрест, глава монетного двора. Нокс также общался с аристократами, которые могли стать светскими лидерами шотландской Реформации, такими как Джон Эрскин из Дуна или Арчибальд Кэмпбелл, лорд Лорн, наследник графа Аргайла, — и даже с королевским бастардом лордом Джеймсом Стюартом, впоследствии графом Морэй. Нокс проповедовал в частных домах перед теми, кто был знаком с событиями, происходившими в Европе, по его словам — купцами и моряками, «которые, часто посещая другие страны, слышали о подтверждении истинной доктрины и открытом осуждении папистской религии». Эта прелюдия к Реформации была важна тем, что насаждала среди верхних слоев шотландского общества скорее кальвинистское понимание реформы церкви, нежели лютеранское.[96]

Деятельность Нокса обратила на себя внимание официальных лиц. В 1556 году он был привлечен к церковному суду за ересь. Процесс мог бы обернуться для Нокса смертным приговором, но в дело вмешалась Мария де Гиз. В то более нетерпимое чем когда бы то ни было время она оставалась политиком, а не религиозной фанатичкой. Проведя в Шотландии двадцать лет она, как настоящая дочь Стюартов, научилась примирять между собой различные стихии, которые соединял в своем лице народ этой страны — теперь, в том числе, и протестантизм. Во всяком случае, она не желала, чтобы процесс над Ноксом вызвал беспорядки, поэтому настояла на том, чтобы обвинение в ереси было с него снято. Нокс продолжал свои проповеди, пока не получил из Женевы послание, в котором его просили вернуться. У него не сложилось благоприятного впечатления о возможности церковной реформы в Шотландии, и он постоянно находился под угрозой нового судебного преследования. Тем же летом он уехал в обратно в Женеву.[97]

Таким образом, Нокс едва ли мог вызвать ту волну насилия на религиозной почве, которая внезапно захлестнула Эдинбург в 1558 году. До тех пор возмущенные антиклерикалы уничтожали изображения, связанные с католицизмом, по всей стране — а на 1 сентября, ради праздника святого Жиля, запланировали поход на столицу. В этот день по традиции высокопоставленные граждане города шествовали во главе процессии, несущей статую святого из его собора на Хай-стрит в Кэнонгейт под бой барабанов и звуки труб, под развевающимися флагами. В том году перед шествием толпа похитила статую, оттащила ее к Нор-Лох и торжественно утопила. Затем статую вытащили из воды и бросили в костер.

Католические священники были в ярости, но не дрогнули. В церкви Грейфрайерс также имелась статуя святого Жиля, которую вполне можно было использовать вместо похищенной. Ее и позаимствовали для шествия — и в день святого процессия отправилась в путь как если бы ничего не произошло, а во главе шла, ни много ни мало, сама Мария де Гиз. Шествие дошло по Кэнонгейту до дома Сэнди Карпентера, вольного горожанина, который пригласил королеву к обеду. Стоило Марии войти в дом, протестанты пробились сквозь толпу к тому месту, куда положили статую уставшие ее нести участники шествия, чтобы устроить небольшую передышку. Протестанты подняли статую и принялись потрясать ею с криками «Долой идолов!». Затем они бросали ее оземь до тех пор, пока у статуи не отвалилась голова. То была первая в истории Шотландии религиозная распря. Верх в ней одержали протестанты. Священники и монахи бежали. Мария выглянула из окна и не решилась выйти на улицу; лишь позднее ее в спешке препроводили в замок, где она оказалась в безопасности. Попытки опознать еретиков, устроивших беспорядки, не увенчались успехом.

До тех пор протестантизм был делом меньшинства, пусть богатого и даже знатного. Теперь он вышел из подполья в виде так называемых «лордов конгрегации», своего рода группы давления, требовавшей уважения к мнениям протестантов. Вскоре этого показалось мало, и они начали планировать что-то вроде переворота. Те из них, кто встречался с Ноксом, считали его подходящей кандидатурой на роль лидера Реформации в Шотландии. Они написали в Женеву, прося Нокса вернуться домой; он высадился в Лейте в мае 1559 года.[98]

Однако Эдинбург по-прежнему не мог быть штаб-квартирой Реформации. Нокс провел там всего два дня и уехал в Перт, где собирали свои силы лорды конгрегации. 11 мая в церкви Святого Иоанна он прочел проповедь, «неистово обличающую идолопоклонство». Толпа бросилась громить местные монастыри. Нокс был с лордами, когда они отправились походом на Эдинбург, и вступил в город 30 июня. Здесь также сброд устроил настоящую оргию вандализма; например, из всех витражей города уцелел один-единственный экземпляр в часовне Магдалины в Каугейте, где его можно видеть до сих пор. 7 июля лорды конгрегации собрались в ратуше и передали Ноксу кафедру собора Святого Жиля.[99]

Это был триумф, который не мог, однако, продлиться долго. Мария де Гиз, разумеется, обратилась за помощью к Франции. Она удалилась в Дунбар, где замок, до прибытия подмоги, был для нее достаточно надежным убежищем. Она была не из тех женщин, что безропотно смиряются с поражением. Она обвинила лордов конгрегации в том, что те использовали религию как предлог для свержения законного правительства, и приказала им покинуть Эдинбург. Когда они проигнорировали ее слова, Мария де Гиз выступила против них с теми силами, которые у нее были, всего лишь с тысячью семьюстами воинами. Ее целью был Лейт.