Поль глянул ему вслед, допил остывший кофе и, оставив чашку у подножия дерева, направился к огороду. Он хотел проверить, растет ли там цветная капуста, как утверждал Джозеф. Она действительно там росла. Среди чахлых помидоров зеленели широкие зубчатые листья, из них высовывались круглые молочно-белые головки-соцветия с извилистыми бороздами, чья форма ужасно напоминала мозг. Поль поскреб ногтем одну из головок и принюхался: да, овощ, несомненно, пах цветной капустой, хотя к этому запаху примешивался какой-то неуловимый экзотический элемент, объясняемый, конечно, соединенными усилиями островного гумуса и неожиданного микроклимата, благосклонного к крестоцветным. Поль ощутил зависть к почве острова: сколько же неведомых доселе ощущений выпало на ее долю: и холодное щекочущее касание пушистых хлопьев бритвенной пены, и чисто материнское скрытое содрогание в недрах, где прорастали и ветвились капустные корни. Может быть, эта безлюдная земля, затерянная среди безбрежного океана, жаждала и других вторжений, других новых открытий? Поль сочувственно взглянул на нее и ушел с огорода, пробираясь между растениями бережным, размеренным шагом, после чего направил стопы к морю с единственной целью — совершить моцион.

В пятистах метрах от него легкий каяк с балансиром бесшумно пристал к берегу и еще немного прополз по гальке перед тем, как остановиться; гигантские папоротники полностью скрывали его из вида. Армстронг Джонс вытащил из-за пояса пистолет-автомат Astra-400 с длинным узким стволом, спрыгнул на берег и нырнул в густые заросли.

Поднявшись на второй этаж, Джозеф увидел, что Тристано уже встал и, как всегда, изучает карты, с чашкой кофе в руке.

— Девушку вчера вечером доставили в Манилу, — объявил Тристано. — Паркинсон и Пуаре проводили ее до Каролинских островов. Сегодня утром Арбогаст выехал ей навстречу, они будут здесь с минуты на минуту.

— А эта девушка, — спросил Джозеф, — она ведь подружка Блеза, разве нет?

— Думаю, да.

— Странная затея — вызвать свою подругу, чтобы она занялась кем-то другим.

— Это его дело, — сказал Тристано. — Вернее, их дело.

— Интересно будет увидеть женщину, — вздохнул Джозеф, — давненько я не встречался с женским полом. Изобретатель-то ждет новый паззл, а ему вместо паззла подсунут бабу — смех да и только.

— Н-да, — бросил Тристано.

— Это ведь не совсем одно и то же.

— Не знаю, — буркнул Тристано.

За дверью скрипнула лестница, кто-то поднимался к ним.

— Вот он, — шепнул Тристано. — Ни слова об этом.

В проеме показалась голова Кейна, а за ней и остальное тело; он вошел в зал, направился к плитке, включил ее и поставил кипятить воду. Под воздействием тепла неподвижная прозрачная жидкость вздрогнула, пошла рябью, замутилась и наконец шумно забурлила, пуская крупные пузыри и обретая изначальную прозрачность.

— Знаете, говорят, молоко не хочет закипать, когда на него смотришь, — полушутливо заметил Тристано.

— Все это сказки! — отрезал изобретатель.

Он подошел к столу и сел рядом с Тристано, поставив остывать вскипяченную воду в стакане на карту, представляющую воду соленую.

— Ну, как дела с паззлом, есть новости?

— Арбогаст уехал сегодня утром, — уклончиво ответил Тристано. — Он вернется в середине дня, тогда увидим, что он там нашел.

— А погодка до чего хороша, — сказал Джозеф, решив сменить тему.

— Да-да, — воодушевленно подхватил Тристано, — самое лучшее время дня, пока еще довольно прохладно. А кстати, не нужно ли полить овощи?

— Верно, — согласился Джозеф, — а то потом слишком жарко будет. Бегу!

И он улетучился.

— Я, конечно, понимаю ваше увлечение паззлами, — сказал Тристано, выдержав паузу. — Но мне кажется, что главное — не само по себе изображение, законченное, восстановленное. Как только мозаика собрана, она уже не интересна. Самое соблазнительное то, что каждый фрагмент картинки, как правило, ничего собой не представляет. Просто кусочек картона, бесформенный, абстрактный, более или менее идентичный любому другому; он наверняка может быть частичкой какой-нибудь другой картинки.

Тут он снова сделал паузу. Кейн слушал или делал вид, что слушает.

— Это ведь как речь, — настаивал Тристано. — Понимаете, что я имею в виду?

Кейн сунул кончик пальца в воду, но мгновенно выдернул его.

— Никогда не слышал, чтобы вы так рассуждали.

— Иногда со мной это бывает, — ответил Тристано.

И тут раздались три выстрела, один за другим, где-то совсем рядом. Они бросились к окну, Кейн сразу, Тристано — забежав сперва в свой закуток, откуда выскочил с парой испанских револьверов 92-го калибра, по одному в каждой руке.

Поль бродил по острову, стараясь не слишком удаляться от замка и дивясь внезапной симпатии, которой проникся к этому клочку суши и которая рассеяла горечь последних дней. Несомненно, этому способствовала приятная перспектива вновь увидеть Веру, помогавшая Полю изменить взгляд на окружающий мир и с удовольствием любоваться природой. Он понятия не имел, что собирается делать дальше, не разработал никакого плана, и даже наметок плана, и даже плана сделать эти наметки; он просто ждал Веру, чтобы бежать отсюда вместе с ней. Вдвоем им будет легче это сделать. Так он полагал.

Он остановился и снова посмотрел вокруг. Фауна, флора и климат, не говоря уж о почве, сливались в гармоничную, волнующую картину. Когда к этой картине добавился всплывший в памяти образ Веры, это взволновало его еще сильнее. Он сравнил две эти эмоции. Симпатия к острову была совсем свежей, народившейся всего-то пару часов назад. Любовь к Вере была постарше, уже несколько увядшая, иногда спорная и часто оспариваемая ею или им. Жара еще не достигла апогея.

Да, жара еще не достигла апогея, и на какое-то мгновение он поймал себя на мысли, что сожалеет о приезде Веры, но это сожаление промелькнуло легкой тенью, которую он тут же решительно отогнал. После чего зашагал дальше.

Он шел мимо кучек желтых водорослей, колеблясь между разнообразными соображениями и отвергая самые серьезные из них, чтобы посмаковать самые необременительные. Например, в данный момент он думал об отпечатках своих ног на песке. Интересно, ступала ли здесь, в этом месте, нога человека? И если да, то чья именно? И куда шли эти ноги? А эта почва — одинаково ли она реагирует на разные типы ног? Чувствительна ли она к тому или иному размеру обуви? И что она думает по поводу его собственных ступней? Все эти вопросы чрезвычайно занимали его.

Но тут он заметил Джозефа, который вышел из замка и направился в сторону огорода. Поль притаился за кустом, чтобы поглядеть, как тот обихаживает свои овощи. Джозеф мерно помахивал лейкой, вырывал сорняки и засохшие листья, бережно окучивал растения — ну прямо-таки мирный пенсионер в своем загородном садике. Поль с улыбкой наблюдал за его стараниями. А в двадцати метрах от него, за другим кустом, сидел Армстронг Джонс, следивший за Полем, следившим за Джозефом.

Альбиносу предстояло выполнить короткие указания, полученные от начальства: высадиться на остров, замочить кого-нибудь, посмотреть, что из этого выйдет, а дальше действовать по обстановке. Он бесшумно встал на ноги, чуть пригнулся, чуть присел и вытянул руки перед собой, держа их параллельно и сомкнув на стволе своей Astra-400. Тщательно прицелившись в Поля, он трижды нажал курок.

Особенность этого оружия состояла в том, что оно поглощало и выпускало из ствола любые виды зарядов; три разные пули, одна за другой, в долю секунды пересекли пространство и вонзились в тело Поля, который взмахнул руками, упал и умер без страданий, почти мгновенно, хотя еще успел подумать, что встретится с землей острова раньше, чем хотелось бы.

Джозеф отреагировал первым, выхватив из куртки «Токарев», но потерял время, пока снимал его с предохранителя. Прицелившись в Армстронга Джонса, который бежал, виляя между деревьями, он выпустил полный комплект зарядов в юркий бледный силуэт. На четвертом выстреле силуэт пошатнулся, и Джозеф кинулся к нему со всех ног. За ним с той же скоростью бежал Тристано, размахивая своими испанскими «стволами».