Зажегся свет. После кромешной тьмы он казался нестерпимо ярким. Юсеф опустил взгляд и с удивлением обнаружил у своих скрещенных ног ручку и стопку бумаги.

— А это зачем? — удивился он.

— Для того чтобы сделать следующий шаг, ты должен сдать экзамен.

Юсеф взял в руки листок бумаги и, прочитав страницу, нахмурился.

— Я понимаю, что здесь написано, но вопросы очень трудные.

— Да, — отозвался кто-то. — Это потруднее, чем сдать экзамен на получение гражданства. Нужно запомнить наизусть массу безбожных понятий.

— Тем не менее, — произнес из-за занавеса мелодичный голос Глухого Муллы, — надо сделать все, что в ваших силах.

Юсеф поднял руку, однако, сообразив, что Глухой Мулла его не видит, произнес:

— У меня вопрос, святейший.

— Спрашивай.

— Можем ли мы жульничать?

— Да. Это разрешено Аллахом, который благословил наше предприятие.

Собравшиеся мусульмане довольно усмехнулись. Раз можно жульничать, то нечего и беспокоиться.

Только сейчас Гамаль впервые внимательно разглядел своих товарищей. В душе его шевельнулся страх: эти люди не походили ни на арабов, ни на персов. Кожа их была слишком белой. Даже египтянин при нормальном освещении производил странное впечатление, поскольку волосы у него отсвечивали рыжим, как у крестоносца. Двое присутствующих вообще отличались совершенно черной кожей — не кофейного оттенка, как у ливийцев, а иссиня-черной, как у жителей экваториальной Африки.

Заметив, что на него тоже смотрят с подозрением, Юсеф выпалил:

— Я не еврей! Просто у меня такой нос. Я семит, как и многие из вас. Нос у меня семитский, а не еврейский. Это большая разница.

Итак, сейчас все пытались сдать экзамен. Хотя правоверные жульничали как только могли, ни один из них испытания не выдержал.

— Мы провалились? — спросил египтянин с огненно-красными волосами.

— Нет, — ответил Глухой Мулла. — Поскольку настоящий экзамен вы станете сдавать только генералам армии неверных, куда должны будете проникнуть.

— Что за армия такая?

— Самая страшная из всех в этой гнусной стране.

— Видимо, морская пехота, — протянул Юсеф. — Морских пехотинцев боятся больше всего.

— Их в пух и прах разгромили в Ливане, — напомнил Глухой Мулла.

— Значит, флот, — раздался чей-то голос. — В составе флота есть бригада «морских котиков»; они, как рыбы, плавают под водой и могут внезапно появиться из морской пучины, чтобы творить дьявольские, противные исламу дела.

— Вы не будете служить в морском спецназе, — нараспев произнес Глухой Мулла.

— Тогда где же? — громко спросил кто-то.

— Мы не можем служить в армии, ибо все знают, что в армии служат одни свиньи, — сказал другой.

— В какой армии, о имам? — взмолился третий.

И тогда им принесли форму.

Серую с голубым — серые брюки с голубым кантом вполне армейского вида по пошиву, и серый китель с эмблемой в виде головы орла на груди и плечах.

— Мы будем служить в авиации! — воскликнул Юсеф.

— Заткнись, еврей! — угрюмо бросил ему кто-то из соратников. — У Военно-Воздушных Сил другая форма.

— Да нет, форма голубого цвета с орлом. По всей видимости, нам предстоит проникнуть в Военно-Воздушные Силы.

— Еще раз говорю — у Военно-Воздушных Сил США не такая форма. Посмотри на эмблему. Какие там буквы?

— ПССШ, — медленно прочитал тот.

— Мы парашютисты! — воскликнул Гамаль. — Будем прыгать с самолетов и наносить удар по врагу в любой заданной точке! Слава Аллаху!

— У тебя все мозги в нос ушли, — со злостью выпалил Юсефу египтянин с огненно-красными волосами.

— Пусть Аллах изменит твое лицо! — с жаром отозвался Гамаль и бросился на обидчика.

Глухой Мулла резко хлопнул в ладоши.

— В святом месте не дерутся. Помните, что «ислам» означает «мир». Мы должны нести мир друг другу.

— А неверным смерть, — продолжил египтянин, едва удержавшись, чтобы не ударить Юсефа по верблюжьему носу.

— О парашютных войсках не может быть и речи, — изрек Глухой Мулла. — Ибо буквы ПССШ означают Почтовая служба Соединенных Штатов.

По комнате пробежал ропот. Правоверные переглянулись, на лицах отразилось недоумение.

— Мы будем почтальонами?

— Вы будете «Посланниками Мохаммеда», — встав, объявил Глухой Мулла. — Никого так не боятся и так не уважают. Надев эту форму, вы получите свободный доступ в святая святых страны неверных. Никто вас ни о чем не спросит, никто не остановит. Ибо для неверных почта священна. Вы поклянетесь в верности могущественному генеральному почтмейстеру, но на самом деле будете отвечать только перед имамом и Аллахом Всемилостивейшим и Милосердным, от которого исходит вся благодать.

— Я палестинец и не могу быть почтальоном, — возразил Юсеф. — В глазах Аллаха это бесчестье.

— Раз ты палестинец, то, должно быть, отважный боец?

— Да. Я убил много врагов.

— Скажи мне, о брат, кого ты боишься?

— Никого.

— Ты боишься израильтян?

— Нет! Я убивал их как собак.

— Если я помешу тебя в комнату с двумя дверьми, дам любое оружие, какое ты пожелаешь, и скажу, что ты можешь бежать только через один выход, то какую дверь ты выберешь? Ту, за которой стоит израильский солдат, или ту, за которой скрывается американский почтальон?

— А оба вооружены? — уточнил Гамаль.

— У обоих «узи».

Юсеф задумался.

— Если у обоих «узи», то лучше я убью израильтянина. Или обману, сделав вид, что сдаюсь, и убью потом, застигнув его врасплох. А вот почтальон... Раз он вооружен, значит, сошел с ума. Кто может победить сумасшедшего?

— Именно!

— Сумасшедший и есть сумасшедший. Он не станет слушать никаких доводов, а будет только палить без разбору. Даже в своих.

— Правильно, — согласился Глухой Мулла. — Почтового служащего боятся, потому что он сошел с ума от жестоких условий жизни, противоречащей канонам ислама. Он без малейшего сожаления будет убивать всех и вся.

— Вот и я так считаю, — кивнул Юсеф.

Глухой Мулла повысил голос, обращаясь уже ко всем.

— Так вот, если американец, идя по темной улице, встречает вас с каффьей на лице и почтового служащего с пистолетом в руке — кого он бросится молить о пощаде? Вас, поскольку по дикому взгляду почтальона поймет, что в сердце его не встретит никакой жалости. Вот почему вам надлежит носить эту внушающую страх форму. Так вы проникнете в здания, куда нам никогда не попасть из-за усилившихся мер безопасности. Так вы уничтожите башни неверных, чтобы минареты нашей чистой и трижды благословенной культуры вознеслись наконец к самым звездам.

Юсеф Гамаль странным взглядом посмотрел на форму и сказал:

— А где же большие кожаные сумки?

— Не беспокойтесь, вам выдадут кожаные сумки, достаточно большие, чтобы спрятать в них самое смертоносное оружие. Мы рассредоточим вас по ключевым точкам страны. Потом вы вступите в профсоюз. Одни в Американский профсоюз почтовых служащих, другие — в Национальную ассоциацию почтальонов. А остальные, совсем немногие — в Национальную ассоциацию сельских почтальонов.

— Да, за то, чтобы втереться в доверие к неверным, плата невелика, — согласился Юсеф.

— Кроме того, вам надо будет сменить имена — так, чтобы еще больше раствориться среди тех, кого следует уничтожить.

— Мы должны принять американские имена?

— Да, конечно.

Один из присутствующих, стукнув себя кулаком в грудь, заявил:

— Тогда я буду Ал Ладин.

— А я — Джихад Джонс, — подхватил огненноволосый египтянин.

— Я настаиваю на том, чтобы быть Абу Гамалином, — произнес Юсеф.

— Никакого Абу Гамалина, — возразил Глухой Мулла.

— Интересно, тот тип может быть Джихадом Джонсом, а я почему не могу быть Абу Гамалином?

— Если ты будешь осторожен, я позволю тебе сохранить свое настоящее имя. Для нас ты будешь Абу Гамалин, но американцы пусть зовут тебя Джозеф Кэмел.

И неизвестно почему, все присутствующие тихо засмеялись.

— Ладно, пусть лучше это, чем какое-то другое имя, — успокоился наконец он.