— И правильная Ву тоже.

— А может, пойдем на компромисс и включим четвертый канал? — предложил Римо.

— Что ж, пожалуй, поскольку мне надоел отвратительный вид новой Ву, — поколебавшись, согласился учитель.

— Вот и хорошо, — обрадовался ученик и вновь поднял пульт.

— Нет уж, позволь мне. Ты связан обещанием.

Римо заколебался.

— Я дал обещание, — многозначительно произнес Чиун. — И ты дал обещание. Мы оба пленники своих обещаний.

— Ладно, — буркнул ученик, передавая ему пульт дистанционного управления.

Мастер Синанджу быстро переключил каналы.

Вместо брюнетки на четвертом канале вела репортаж какая-то новенькая азиатка.

— Кто это? — изумился Римо.

— Айя! — воскликнул учитель. — Японка! Немедленно переключи канал.

— Я не могу. Я же обещал...

— И я, — вздохнул Чиун. — А еще программа есть?

— Да, Си-эн-эн, но ты ненавидишь его еще сильнее, чем Ву.

— Но не сильнее, чем японцев.

— Что за внезапная мания назначать ведущими азиатов? — фыркнул Римо. — Сначала пятую программу вела одна Бев Ву потом седьмая завела себе свою собственную Ву. Теперь четвертый канал притащил откуда-то эту девицу!.. Как хоть ее зовут?

Подпись на экране гласила, что ведущую зовут Тамайо Танака. Сейчас она вещала на фоне Манхэттена, над которым поднимались темные клубы дыма.

— Пусть звучит ее резкий голос. Я не стану смотреть на эту японскую физиономию, — сообщил Чиун, прикрыв глаза золотистым рукавом кимоно.

Римо решил, что такое решение ему подходит.

— ...В результате серии взрывов, происшедших сегодня около полудня в Центральном Манхэттене, число жертв достигло сорока трех, — говорила Тамайо Танака. — Власти хранят молчание, тем не менее выяснилось, что на большом участке от Пенсильвания-стейшн до Центра Джекоба Джавитса имели место по меньшей мере тринадцать взрывов. По данным ФБР, ответственность за них взяли на себя несколько ближневосточных террористических групп, однако информированные источники сообщают, что, хотя полностью исключить ближневосточный след сейчас невозможно, расследование идет в другом направлении.

— Похоже на психов из ополчения, — обеспокоенно сказал Римо.

— Вот и хорошо, — произнес Чиун.

— Что?!

— Конечно. Если террор охватит всю страну, у Императора Смита для нас будет много работы.

— Ну и что хорошего?

— Ему некогда будет обращать внимания на жалобы японцев.

— Надо же, а я и не сообразил, — хмыкнул Римо, вглядываясь в экран.

— ...Сегодня в этот богатый событиями день трагедия произошла не только на Манхэттене, — продолжала Танака. — В Оклахома-Сити в переполненный зал судебного заседания, находящийся в новом здании федеральных служб, ворвался неизвестный и, открыв беспорядочный огонь, застрелил по меньшей мере двадцать пять человек. Пока неизвестен мотив массового убийства, но полиция Оклахома-Сити разыскивает некоего человека, являющегося предположительно почтовым служащим. Правда, непонятно, кто он — этот почтовый служащий — подозреваемый или свидетель убийства.

— Сдается мне, что просто разгневанный почтальон, — бесстрастно констатировал Римо.

— Нам вдвойне повезло, — заключил Чиун.

— Учитывая огромное количество невинных жертв, я бы так не сказал, — покачал головой ученик.

— Не мы их убили. Они мертвы, их не вернуть. Почему бы нам не насладиться горькими плодами их несчастья?

— А я вот не такой бесчувственный.

— По крайней мере теперь ты презираешь японцев.

Римо ничего не ответил. На экране вновь появилась брюнетка-ведущая.

— Оставайтесь на четвертом канале, — промурлыкала она, — чтобы следить за событиями в Нью-Йорке. Мы единственная бостонская станция, у которой есть свой репортер на Манхэттене.

— Кто бы мне объяснил, почему местные репортеры должны освещать сюжеты, имеющие общенациональное значение! — проворчал Римо.

Спустя десять минут последовало краткое сообщение о том, что из Соединенных Штатов отозван для консультаций японский посол.

— Значит, они недовольны нами, — нахмурился Римо.

— Но не так сильно, как мы ими, — возразил Чиун.

— Может, как-нибудь все образуется, — отозвался ученик.

Передавали погоду, когда зазвонил телефон.

— Должно быть, Смит, — вскочил на ноги Римо.

— Вырази ему сожаление, но не извиняйся, — бросил мастер Синанджу.

— А какая разница?

— Синанджу никогда не извиняется, но в определенных ситуациях мы, бывает, выражаем сожаление.

Голос Харолда В. Смита звучал так, будто глава КЮРЕ только что закончил пробежку.

— Римо, я рад, что вы вернулись.

— Спасибо, мы тоже.

— Вы срочно нужны мне по очень важному делу. Немедленно приезжайте.

— Зачем? — осторожно поинтересовался Римо.

— Мастер Синанджу знает арабский, я же никак не могу заставить работать программу перевода с арабского.

— Гм...

— Пожалуйста, поспешите, Римо. Дело не терпит отлагательств.

И Смит положил трубку.

— Мы нужны в «Фолкрофте», — сообщил Римо мастеру Синанджу.

— Я слышал, — отозвался тот, поднимаясь с татами.

— Тогда ты слышал и то, что Осака даже не упоминалась.

— Несомненно, Император собирается застать нас врасплох. Надо сочинить историю, в которую он поверит, Римо. Что-нибудь грандиозное, но правдоподобное.

Ученик подавил усмешку.

— Может, пусть наши документы съела собака?

— Какая еще собака?

— Мы купим ее по дороге.

— Чепуха какая-то.

— Слушай, Смит явно обеспокоен. И он к тому же просил тебя перевести что-то с арабского. Сейчас, вероятно, Осака его очень мало интересует.

— Прекрасно. Но если Император будет нами недоволен, то тебе как ученику Верховного мастера Синанджу придется броситься на меч.

— Но у меня нет меча, — удивился Римо и выключил телевизор.

— Мы купим его по дороге в крепость «Фолкрофт», — многозначительно проговорил Чиун.

Харолд В. Смит вполголоса ругался на чем свет стоит. Обычно обитатели Новой Англии очень любят употреблять крепкие словечки, а глава КЮРЕ, происходивший из вермонтских Смитов и обучавшийся в Дартмуте, несомненно, к ним относился.

Впрочем, он уже много лет подряд сдерживал свое желание выругаться. Прежде всего, считал Смит, богохульство — пустая трата времени. К тому же невежливо и бессмысленно. А самое главное — весьма неприлично, особенно в женском обществе.

В последний раз глава КЮРЕ выругался вслух, когда прочитал, что старый гимн его колледжа, «Мужчины из Дартмута», под давлением женской части обитателей кампуса[3] сменил название на «Альма-матер» и из него были изъяты все упоминания о половых признаках.

Смит узнал об этом из бюллетеня для выпускников, который просматривал, сидя в своей гостиной.

— Черт бы их всех побрал! — взорвался он тогда. Его жена Мод чуть не упала со стула. Смиты уже давно не садились вместе на диван. Миссис Смит теперь смотрела телевизор, а мистер Смит читал. Вот так они проводили досуг.

Мод сурово отчитала Харолда за его язык, и тот смущенно извинился. Весь вечер он очень переживал, что потерял над собой контроль, а на следующий день твердо решил ровно вполовину сократить свои ежегодные пожертвования Дартмуту.

Сейчас Смит тихо ругался, сидя в своем кабинете родного «Фолкрофта».

— Черт бы побрал их души! — вновь воскликнул он.

На столе перед ним стоял трофейный компьютер Аллаха Ладина — американского почтальона, подозреваемого в терроризме. Причем трофей уже был подключен к компьютерной системе «Фолкрофта» с помощью кабеля.

Смит сразу же скопировал содержимое винчестера террориста на одну из машин «Фолкрофта-четыре». Обычно к информации можно было получить доступ с помощью прямой атаки из сети серверов на систему кодирования. К несчастью, вся информация в компьютере Ладина хранилась на арабском языке. После целого часа бесплодной борьбы с тем, что глава КЮРЕ сначала принял за какие-то очень хитрые коды, он наконец догадался.