— Но он сказал, что поселился на острове после того, как нашел ее.

— Снова ложь!

— Что же, все ложь?

— Нет, почему. Это часть его игры. Возьмем того же комара. Ручаюсь, все, что Матер сказал вам о ней — чистая правда. Не легенда и не миф, как бы странно это ни звучало. И именно Красная нашла Матера, а не наоборот. Она нашла его и сделала своим рабом.

— Что?

— Видите ли, на острове заперта не она, а мы. — Сомс уставился в пол. Казалось, он потерял всякую надежду на спасение.

— Но ведь это же просто насекомое!

— Хотелось бы и мне так думать. — Он покачал головой. Вдруг я услышал, как за окном хрустнула ветка. Меня пробила дрожь. Неужели ему удалось выбраться из центра? Ну, нет!

Сомс осторожно подошел к окну и сквозь щелку в занавесках посмотрел на улицу. Потом облегченно вздохнул.

— Не бойтесь, — сказал он. — Это мистер Хопкинс.

— Итак… — Я постепенно приходил в себя, но сердце по-прежнему билось вдвое быстрее положенного. — Как вы умудрились вляпаться в это дело?

— Мне было трудно учиться в медицинском, а Матер всегда за меня заступался. Когда он попросил о помощи, я подумал, он хочет добра, мечтает принести пользу человечеству. Мне это польстило. — Сомс снова сел. — Конечно, потом-то я понял, что он психопат.

— Да, до меня это дошло только после того, как я свалился в яму с трупами. Он мастерски скрывает свое безумие. А что значит, Гангская Красная — не просто насекомое?

— Я сам не все понимаю. Знаю только то, что видел собственными глазами. — Сомс потер лоб. — По какой-то неясной причине тварь выбрала именно Матера. Наверное, он был способен воплотить ее желания в жизнь. Она будто бы узнала о его экспериментах и решила его использовать.

— Использовать? Как это? Она — насекомое!!!

— И все-таки, нет. Вы видите только оболочку. Но то, что внутри — много важнее. Да, ей нужна кровь, как и другим комарам. Свою жажду она утоляет при помощи Матера — он снабжает ее телами. В действительности ей требуется нечто другое. — Сомс весь сжался. Он выглядел как человек, заключенный в клетку. Да, Матер на славу поиздевался над его рассудком.

— Насекомые не разумны.

— Гангская Красная разумна! — настаивал Сомс, улыбаясь, только в его словах не было ничего смешного, он говорил ужасные вещи.

Я решил пока не спорить. За то малое время, что у меня было, мне предстояло выпытать у Сомса реальные сведения.

— Так зачем Матер приехал на остров? Он думал, здесь его никто не разоблачит?

— Да, похоже, так. В городе его бы все равно поймали.

— И как он нашел комара? У него будто был друг в Африке, который привез ему Гангскую Красную?

— Я до сих пор не знаю наверняка, что там произошло, но могу рассказать, что помню. Мне хочется уберечь вас от опасности. Вы хотя бы будете отдавать себе отчет…

— Ладно. Только быстрее. У нас…

— Да, да. Знаю. — Сомс попытался успокоиться. В полумраке фургона он казался мне бледным призраком, не ведающим, какой стороне — жизни или смерти — принадлежит. Я отчаялся покинуть остров, однако история, которую поведал Александр, меня потрясла.

Порой взгляд Матера становился просто ужасен. Сначала я твердил себе, что это только игра моего воображения, но потом понял: он серьезно болен. Не мог он совершать все эти зверские поступки лишь во имя науки и прогресса.

Сомс зашагал по комнате.

— Я никогда не забуду тот вечер, когда Гангская Красная появилась в нашей жизни, — продолжал он. — Матер как раз закончил оперировать бродягу, подобранного на вокзале. Он перерезал ему все сухожилия на руках, а потом сшил в обратном порядке, полагая, что человек будет думать, будто шевелит одним пальцем, а на самом деле будет шевелить другим. Бессмысленный эксперимент, и тем не менее… Наверное, все из-за наркотиков и алкоголя. Я употреблял и то, и другое. Я ни разу не видел, что происходило с испытуемыми, если они выживали. Матер, наверное, их убивал, иначе они могли нас выдать… Вот почему он обрел надо мной такую власть. Я постоянно был под кайфом.

— В тот вечер мы сидели и ждали, пока пациент придет в сознание. Раздался едва слышный стук в дверь. — Сомс рассмеялся. — Иногда мы с Матером думали одинаково. Услышав стук, он произнес те же самые слова, что крутились в моей голове: «Вдруг неясный звук раздался, будто кто-то постучался — постучался в дверь ко мне». Это из «Ворона» Эдгара По. От цитаты Матера мне стало жутко. Я открыл дверь. Никогда в жизни мне не было так страшно и холодно, как тогда. Я стоял на пороге и смотрел на парящее передо мной чудище. Оно светилось красным. Жужжание походило на какую-то дикую музыку. Комар взмыл вверх, будто хотел сесть мне на голову. Я в страхе закрыл лицо руками, но тварь пролетела мимо, прямо к Матеру.

Я развернулся, ожидая увидеть, как он отмахивается от насекомого. Однако комар сел на бюст Флоренс Найтингейл, некогда принадлежавший тетке Матера. Тварь словно разглядывала моего коллегу. Изучала его.

Я закрыл дверь и подошел к столу. Нога пациента дернулась, он просыпался. Матер сидел неподвижно, во власти гипнотического взгляда Гангской Красной. Кажется, при этом он улыбался. Я впервые видел насекомое таких размеров. Матер приблизился к бюсту и стал рассматривать комара, а потом прочитал еще одну строчку из поэмы: «Как ты звался, гордый Ворон, там, где Ночь царит всегда?»

Тварь быстрее замахала крыльями, и тут мой мозг пронзила эта странная, невыносимая боль. Комар словно хотел помешать мне думать. Я отошел в другой конец комнаты, чтобы прийти в чувство. Матер тоже недоуменно тер лоб, но он явно не испытывал такой сильной боли, как я. Его рот был широко открыт, глаза распахнуты. Насекомое подчиняло его себе.

Мужчина, лежавший на столе, шевельнул рукой и тихо застонал. Боже, подумал я, он просыпается! Его веки затрепетали. Я вопросительно взглянул на Матера, но тот все еще смотрел на комара.

— Бога ради! — заорал я. — Иди сюда! Он же приходит в сознание!

Матер повернулся ко мне, улыбаясь.

— Да? Это даже хорошо.

— Хорошо?! Да что ты несешь? Ему надо дать обезболивающее!

— Нет! — Он подошел и схватил меня за руку. — Не стоит переводить медикаменты. Они ему больше не понадобятся.

— Почему?

— Сейчас сам все увидишь. — Матер выпустил мою руку и обратился к комару. — Прошу вас, угощайтесь.

Я недоуменно уставился на Матера. В этот миг комар взлетел и бросился на нашего пациента.

— Что он делает? Почему… — Я слишком поздно догадался, что происходит. Тварь вонзила свой хоботок в шею испытуемого.

Я в страхе отшатнулся. Если размеры комарихи потрясали, то вид того, как она кормится, производил воистину ужасающее впечатление. Ее живот наливался кровью, пока не увеличился вдвое. Я схватил Матера за рукав.

— Надо убираться отсюда и вызвать специалистов, — пробормотал я. — Кого-нибудь, кто разбирается в насекомых.

Тварь накачивалась кровью. Потом она вынула хоботок из шеи бродяги и замерла на месте.

— Какое удивительное зрелище! — прошептал Матер.

— Черт, да что это такое?

— Знаю только, что это необыкновенное создание. Исключительное.

— Исключительное? Господи, нам… — Я осекся, когда увидел, что стало с горлом пациента.

Матер тоже это увидел.

— Святый Боже! — пробормотал он, задыхаясь. Комар сорвался с места и сел на бюст.

То, что пару секунд назад было небольшим отверстием на шее человека, превратилось в зияющую рану. От нее поднимался пар и кошмарный запах разлагающейся плоти. Пациент к тому времени очнулся и замолотил руками по воздуху. А потом… потом он начал кричать.

Слюна комара разъела всю левую часть его шеи. Это было жуткое зрелище. Я хотел остановить страдания бедняги, введя ему смертельную дозу морфина, однако Матер не позволил мне этого сделать. Я был вынужден наблюдать за тем, как пациент умирает. Матер, конечно, и раньше был жесток, но с того вечера все изменилось. Он просто спятил.