Нас родилось сразу трое в один день. Девочки с одинаковыми лицами – тройняшки. Говорят, отец до последнего не верил в то, что в животе его супруги поселилось сразу несколько людей. А известие о том, что эта группа исключительного женского пола было еще большим ударом и в результате он пил неделю. После того как мы с сестрами появились на свет, его сопровождали шутки приятелей:

– Гарем себе настругал, Ваня!

Нас так и дразнили «Иванов гарем». Роды были тяжелыми и матери перевязали трубы, так что о других отпрысках помышлять она не могла. Она часто об этом говорила, а я с ужасом рассматривала ее тело, пытаясь понять, как в него вместились ржавые как в нашей ванной трубы. Уточнять я не решалась, чтобы не разочароваться, потому что боялась услышать что-то жуткое.

– Зачем тебе наследник? – смеялась мама, когда отец начинал ее упрекать за отсутствие в потомстве сыновей. – Что ты ему оставишь? Коробку с ржавыми инструментами?

– Продление рода…

– Нищеты и без тебя пруд-пруди! Девчонок хоть пристроить можно замуж, смогут пожить по-человечески!

Я часто слышала их разглагольствования на тему нашего будущего. И мне было непонятно значение словосочетания «пристроить замуж». Мы жили бедно. Маленькая квартирка на первом этаже хлипкого барака. Комнаты было две – родительская и детская, даже была отдельная кухня. Радовало, что внутри нашего жилого помещения был унитаз, потому что в соседних домах люди гадили в ведра, а после сливали все в яму, находящуюся неподалеку от древних построек. Летом из выгребной ямы воняло так, что невозможно было выходить на улицу. В нашем городке был большой парк с детской площадкой и аттракционами, но находился он далековато, добираться до него приходилось на автобусе. Мама экономила и не часто тратилась на такие «глупости», как развлечения для трех непосед. Мы были в этом парке всего пару раз на какие-то праздники, в то время, когда карусели становились бесплатными. Там было очень весело и приветливо: много смеющихся людей и разноцветных шаров, взмывающих в небо. Именно тогда я попробовала на вкус белое пушистое облако – сахарную вату.

Не знаю, кто из родителей стал инициатором того, чтобы одну из нас продать… Кощунственно, правда? Я долгое время не могла найти оправдания этому ужасному поступку. Я ненавидела мать долгое время и проклинала, но только теперь я понимаю, что на самом деле она подарила мне иную жизнь – ту, о которой на родине я и мечтать не могла. Моя история – одна из тысячи тысяч… и не знаю, почему я так хочу о ней рассказать!

– Зачем ты вернулась? – растеряно спросила моя сестра. Я не могла пока привыкнуть, что есть еще люди с точно таким же лицом, как у меня. Она выглядела изнуренно, будто каждый день разгружала что-то тяжелое. Лицо моей ровесницы было измято временем, будто она была старше на десяток лет.

– Не надо так на меня глазеть! Я чувствую себя злобной ведьмой, которая смотрится в лживое зеркало! – произнесла сестра недовольно.

– Не понимаю, – выдохнула я, округлив глаза, и растеряно пожав плечами.

– Ты – словно мое отражение в зеркале! И оно выглядит гораздо лучше, чем я!

– Ты хочешь сказать: я выгляжу лучше?

– Да, да! Не заставляй меня делать комплименты! – нервно произнесла она, встрепенувшись.

Мать наша была женщиной романтичной и часто придавалась фантазиям. Она обожала исторические романы и сериалы. Мы трое получили весьма экзотические имена в честь ее любимых персонажей: Маргарита, Жозефина и Скарлетт. Марго была названа в честь героини Александра Дюма и с легкой руки родительницы была с детства королевой, она считалась самой старшей дочкой (родилась раньше нас на пару-тройку минут) и в связи с этим чувствовала на себе тяжесть ответственности. Если родители уходили, то непременно ее оставляли главной в доме.

– Ты нас не старше! – задиристо произносила Жозефина, а после затеивала драку. Я предпочитала отмалчиваться, понимая, что спорить бесполезно. Помню, что наша Марга (как мы ее называли), мечтала стать балериной, но этому не суждено было осуществиться, потому что у нее был небольшой дефект – одна конечность чуть короче другой. Она ходила в танцевальный кружок в Дом культуры и старательно занималась, однако на концертах стояла в последней линии. Это ее обозлило и в знак протеста наша «королева» стала самой мудрой и справедливой представительницей нашей семьи. Она бесконечно поучала, и на все у нее было свое мнение. Такой я ее запомнила. Мы расстались, когда мне было шесть лет. Спустя двадцать лет она держалась также «по-королевски», но это выглядело весьма жалко: Марга была достойна трона из мусора и жестяной короны. С трудом подавив улыбку, я ответила на ее вопрос:

– Зачем я вернулась? Разве это не очевидно? Я хотела увидеть семью!

Мы сидели в маленькой кафешке, где пахло пережаренной едой и грязью. Я не привыкла к подобным «ароматам», вонь преследовала меня с того момента, как моя нога ступила на русскую землю. Я вдохнула воздух родины полной грудью и чуть не свалилась с трапа от приступа удушья, в моих глазах плясали сумасшедшие звездочки, и все время кружилась голова.

– Зря ты приехала, Скарлетт!

Я содрогнулась, потому что именем героини любимого маминого фильма «Унесенные ветром» меня давно никто не называл. Дети меня дразнили «Скарлатиной», и я очень переживала по этому поводу. Незнакомым людям я представлялась Аней.

– Теперь меня зовут по-другому, сестра, – произнесла я мягко. – Называй меня Айсу.

– Айсу? Что это за имя такое? – с усмешкой произнесла она.

– Оно означает «лунная вода», – спокойно отозвалась я, подавляя волну ярости.

– Лунная вода… Как глупо! Чем тебе твое имя не угодило?

Меня раздражало ее пренебрежение. Я представляла нашу встречу, как в лучших слезливых сериалах, которые так восхищали когда-то нашу маму: с объятиями, причитаниями и воссоединением семьи. Но все пошло не так с момента нашей встречи возле входа в никчемную забегаловку – между нами была непреодолимая стена, которую воздвигла моя родная сестра.

– Понимаешь, – начала она оправдываться, – не могу себе представить, как нам общаться. Проблема в том, что я не воспринимаю тебя, как родного человека… Несмотря на то, что лица наши похожи – мы разные. И этого не изменить.

– Мы родились в один день, – произнесла я еле слышно. – Все эти годы я хотела встретиться с вами – с моей семьей. Мечтала и молилась!

– Хотела, мечтала, молилась! – немного зло выплюнула Маргарита, обратив внимание, с каким любопытством наблюдает за нами мужчина, сидящий за соседним столиком. – Как говорила наша мама: не та степень хотения.

Разговор не складывался. Я рассматривала старую скатерть темно-зеленого цвета местами прожженную и мысленно призывала свой организм к терпению, мне было необходимо дождаться Жозефину, которая являлась неотъемлемой частью нашей троицы. Она получила свое имя в честь первой супруги Наполеона. С детства обожала быть в центре внимания и грезила об актерской карьере. Эту смешливую и улыбчивую девчушку обожали все, в ней была особенная магия, благодаря которой она располагала к себе собеседника с первых секунд общения.

– Жози не придет, – ледяной тон моей собеседницы остудил теплые воспоминания, которые вмиг рассыпались на мелкие части, словно прозрачные кристаллы воды.

– Она отказалась меня увидеть? – спросила я, почему-то волнуясь.

– Я ей не звонила. Мы не ладим.

– Это плохо…

– Я не спрашивала твоего мнения!

Я видела, как пульсирует жилка на ее виске. Это означало, что назревает буря и непременно разразится скандал. Так было в детстве: рассудительной королеве Марго ярость покрывала пеленой глаза и она искала жертву, чтобы избавиться от яда своей ненависти, отравив им организм жертвы. Она жалила раз за разом, пока не чувствовала, что ее оппонент слабеет, а после безоговорочной победы расцветала от улыбки и вела себя, как ни в чем не бывало, наслаждаясь своим превосходством. В схватках с бескомпромиссной Маргаритой страдали все – таков был ее характер. «Это хорошее качество! Девочка не даст себя в обиду, когда вырастет!» – говорила наша мама, утирая слезы. Ее романтичная натура тоже страдала в этих мимолетных сражениях. Посреди занюханной забегаловки была атмосфера ринга, на котором замерли две соперницы с почти одинаковым лицом.