– Тут-то мы и развернемся, – оживился он.

Мы не откладывая принялись составлять план действий: придумывать шапку к посылочному бланку, текст сообщений, циркулярных и сопроводительных писем, перечень адресатов и так далее. Размышляя об именах, я прикинул всех клерков, телеграфисток, управляющих, с которыми водил знакомство в телеграфной компании. Вряд ли они откажутся. Ну что им стоит раз в неделю купить коробочку леденцов. Собственно, на большее мы и не замахивались – нас вполне устраивала одна коробка в неделю. Мы совершенно не задумывались, что человек может озвереть, если его постоянно пичкать леденцами, даже импортными. Постоянно – то есть коробка в неделю, а недель, между прочим, в году целых пятьдесят две.

Мы решили пока не посвящать Мону в наш замысел.

– Ты ведь ее знаешь, – многозначительно заметил О’Мара.

Нетрудно догадаться, что наше предприятие кончилось, не успев начаться. Бланк заказа был очень красив, шрифт великолепен, однако результат был нулевой. В самый разгар событий Мона все-таки раскусила нашу тайну. Она скептически отнеслась к развернутой кампании, считая, что мы понапрасну тратим время. К тому же все это ей уже порядком надоело. Матиас, ее приятель от недвижимости, был готов в любой момент помочь ей устроиться на работу. Она похвасталась, что уже научилась водить машину. (Правда, мы оба не поверили.) Несколько удачных сделок, и мы сможем купить дом. И понеслось… Да, еще этот Алан Кромвель. Она ведь так и не рассказала мне о предложении. Все ждала подходящего момента.

– Ну и?.. – поинтересовался я.

– Он предложил мне писать колонку для газет. Херстовских. Одну в день. Гарантированно.

Я так и подскочил:

– Что? Колонку в день? – Чтобы в синдикате Херста предложили целую колонку никому не известному автору!

– Это его забота, Вэл. Он знает, что делает.

– И что, они готовы запускать это в номер? – осведомился я, чуя подвох.

– Нет, – ответила она. – Во всяком случае, не сразу. Какое-то время, пару месяцев, придется потрудиться, и если им понравится… Да и вообще, какая тебе разница! Главное, Кромвель готов платить нам сто долларов в неделю из своего кармана. Он уверен, что ему удастся договориться с управляющим синдикатом. Они близкие друзья.

– И о чем я – ой, извини, ты должна будешь писать?

– О чем угодно.

– Невероятно! Я себе этого не представляю!

– Зато я представляю. Иначе и раздумывать не стала бы.

Я вынужден был признать это убедительным доводом. Итак… Она будет продавать недвижимость, а я – писать статьи. Неплохо.

– Говоришь, сотня в неделю? Как мило с его стороны. Я о Кромвеле… Похоже, он о тебе очень высокого мнения. – Мое лицо хранило абсолютно невозмутимое выражение.

– Ему это ничего не стоит, Вэл. Он просто хочет помочь.

– А он знает обо мне? Ну в смысле, неужели он ничего не подозревает?

– Нет, конечно. Ты что, рехнулся?

– Да нет, просто интересно. Иногда такие типы… С ними иногда можно поговорить почти обо всем. Любопытно было бы взглянуть на него.

– Это легко устроить. – Мона улыбнулась.

– Что ты имеешь в виду?

– Давай как-нибудь вечерком встретимся у папаши Московица. Я скажу, что ты мой давний друг.

– Это мысль. Надо будет зайти к старику. Забавно будет. Можешь сказать, что я врач. Подходит? Но прежде надо разделаться с этими леденцами, – вставил я. – У меня тут появилась одна мыслишка. Если отправить мальчишек-рассыльных по телеграфным агентствам, мы могли бы сорвать солидный куш. Сотни две разошлись бы моментально.

– Хорошо, что напомнил, – перебила Мона. – Хозяин кондитерской пригласил нас в субботу на обед. Хочет отпраздновать наши успехи. По-моему, он хочет взять нас в свой бизнес. Я прошу тебя не делать никаких резких движений, а то старик обидится.

– О чем разговор! Он наш добрый ангел! Сделал для нас больше, чем все наши друзья, вместе взятые.

Следующие дни пролетели за сочинением посланий моим старым приятелям из телеграфной компании. Подумав, я присовокупил несколько и для знакомых чиновников в офисе вице-президента. По ходу дела я сообразил, что вместо пары посыльных потребуется как минимум втрое больше, если мы хотим побыстрей закончить с этим.

Я примерно подсчитал, сколько мы получим с этого мероприятия, – выходило около пятисот долларов. Недурно для ухода на покой из леденцового бизнеса, подумал я, нетерпеливо потирая руки.

Настал решающий день. Я собрал шесть шустрых мальчуганов, снабдил их необходимыми инструкциями и приступил к ожиданию.

К вечеру они начали по одному появляться, с той же ношей в руках. Не продано ни коробки. Ни единой. Я не верил своим глазам. Выложив рассыльным довольно внушительную сумму, я растерянно опустился на пол посреди груды сваленных свертков.

Письма, которые я так старательно прикреплял к каждой коробке, остались невскрытыми. Я недоверчиво перебирал их, сокрушенно качая головой над каждым.

– Невероятно, невероятно, – машинально повторял я.

В самом низу лежали письма, адресованные Хайми Лобшеру и Стиву Ромеро. Я беспомощно мял в руках конверты. Это было выше моего понимания. Если уж нельзя рассчитывать на испытанных друзей вроде Хайми и Стива, то на кого вообще можно рассчитывать?

Моя рука непроизвольно потянулась к конверту, на котором стояло имя Стива Ромеро. Поверх шапки было что-то накорябано. У меня вырвался вздох облегчения. Может, хоть он мне что-то объяснит.

«Спивак перехватил твоего посыльного в конторе. Заставил всех отказаться. Извини. Стив».

Я вскрыл письмо Хайми. То же самое. Конверт Костигана. Аналогичная история. Тут я рассвирепел. Ублюдок Спивак! Так-то он отплатил мне! Ладно, скотина, дай срок! Встретимся – задушу прямо на улице.

Я вертел в руках письмо Костигана. Костиган по прозвищу Кастет. Мы не виделись целую вечность. Он наверняка с удовольствием возьмется проучить Спивака. Все, что ему требовалось, – это заманить Спивака темным вечером куда-нибудь поближе к реке и всыпать как следует. Ничего себе, поработал подлец! Обзвонил все филиалы в Бруклине, на Манхэттене и в Бронксе! Странно, что Хайми мне не сигнализировал. Избавил бы меня от кучи хлопот. Скорей всего, ему некого было попросить об этом.

Я перебирал в памяти всех знакомых громил, в былые годы всегда готовых услужить мне. Служащий ночной смены из отделения на Четырнадцатой улице, азартный игрок; его ублюдок-шеф уже много лет тщетно уговаривал президента компании использовать для доставки телеграмм почтовых голубей. Редко мне попадались более безжалостные и бездушные существа, чем этот hombre[58] из Гринпойнта; он мог пойти на что угодно, если ему посулить пару долларов, которые он тут же спустит на скачках. Был еще один – горбун в рыбной лавке, этакий Джек-потрошитель в штатском. Ночной посыльный, Артур Уилмингтон. Бывший проповедник Слова Божия, он превратился в старую развалину и делал в штаны. Хитрюга Джимми Фальцоне – малыш с лицом ангела и повадками убийцы. Краснорожий громила из Гарлема, пробавлявшийся торговлей наркотиками и поддельными чеками. Вечно пьяный великан Лопес – кубинец, который мог переломать вам все ребра одним движением руки. И поляк Ковальский – дебильный малый, имевший трех жен и четырнадцать детей: этот за доллар был способен на все, кроме мокрого дела.

Для моего предприятия этот сброд совершенно не годился. Я подумал о Гасе – полицейском, который сопровождал Мону в ее походах по Виллиджу, когда она это позволяла. Гас был из тех преданных псов, которые могут до смерти измолотить мужика, если женщина хоть словом заикнется, что тот ее оскорбил. Был еще добрый католик Бакли, частный сыщик. Тот по пьянке любил извлекать из-за пазухи маленькое черное распятие и требовать, чтобы мы поочередно прикладывались к нему. Однажды нам пришлось спрятать его пушку, когда он чересчур раздухарился.

Мона застала меня по-прежнему сидящим на полу в состоянии прострации. Наша неудача, казалось, не слишком ее расстроила. Наоборот, она была даже рада, что все так получилось. Может, это раз навсегда отвратит меня от заведомо обреченных затей. Из нас двоих только она умеет добывать деньги и при этом обходиться без лишней суеты. Когда же я наконец привыкну ей доверять?