Когда я взглянула на часы, они показывали четверть шестого. Значит, я просидела не двигаясь уже два часа. Я подумала: «Надо встать». А потом пошла на почту и послала Уолтеру телеграмму:

Потом я вернулась домой. Руки все время мерзли, и я терла их одну о другую.

Я думала:

«Он не ответит, и мне это все равно, потому что мне больше ничего не хочется. Но в половине восьмого миссис Доуз принесла от него телеграмму: «Встретимся сегодня вечером в Центральном Отеле на Мэрилебон-роуд в 9.30 Уолтер».

Я одевалась очень тщательно. Я ни о чем другом не думала. Я надела черное бархатное платье и чуть сильнее, чем обычно, накрасила губы. Когда я взглянула в зеркало, то подумала: «Он не посмеет, не посмеет». В горле стоял комок Я старалась проглотить его, но никак не удавалось.

За окном лил дождь. Миссис Доуз спустилась вниз.

— Вы промокнете, — сказала она, — я пошлю Уилли к метро за такси.

— Спасибо, — сказала я.

В холле стоял стул, я села и стала ждать.

Уилли не было довольно долго, и миссис Доуз начала бормотать себе под нос: «Бедный мальчик должен мокнуть под дождем. Некоторые люди доставляют кучу проблем».

Я сидела на стуле. Постепенно меня охватывал озноб, как при лихорадке. Я подумала: «Когда начинается лихорадка, ноги — как в огне, а руки холодные как лед».

Наконец появилось такси. Дома по сторонам улицы сначала были маленькие и темные, а потом большие и темные, но и те, и другие — совершенно одинаковые. И я поняла, что всю жизнь знала, что что-то такое случится, и все время этого боялась, все время. Это страх, постоянный страх перед всем и вся. Но теперь страх вырос и стал огромным; он наполнил меня и наполнил весь мир.

Я думала:

«Нужно было дать Уилли шиллинг. Мисс Доуз наверняка рассердилась, потому что я не дала ему шиллинг. А я просто не подумала об этом. Завтра надо бы его найти и дать ему монету».

Такси свернуло на Мерилебон-роуд, и я вспомнила, что однажды снимала квартиру на этой улице. Мне приходилось подниматься по трем лестничным пролетам, а потом входить в маленькую комнату, в которой пахло плесенью. Комната пахла плесенью, а в окне, которое не открывалось, видны были деревья с темной пыльной кроной.

Такси остановилось, я расплатилась с шофером и вошла в гостиницу.

Он ждал меня.

Я улыбнулась и сказала:

— Привет.

У него был очень строгий важный вид, но когда я улыбнулась, видимо, он почувствовал облегчение.

Мы сели в углу зала. Я сказала:

— Мне только кофе.

Я представила, как говорю очень спокойно: «Дело в том, что ты не понимаешь. Ты думаешь, что я чего-то требую. Мне просто нужно иногда видеть тебя, иначе я умру. Сейчас я просто умираю. Но ведь я еще совсем молодая, мне рано умирать».

…Свечи плачут восковыми слезами, и запах ладана, и мне нужно на похороны в белом платье и белых перчатках, и венок на голове, и букет в руках, от него промокли перчатки — и все говорят, совсем ведь еще молодая…

Я сказала:

— Я получила письмо от Винсента.

— Да, я знаю, что он тебе писал, — сказал он, наклонив голову.

— Ты просил его об этом?

— Да, я просил его написать тебе.

Он все время старался не смотреть на меня, но потом, сделав над собой усилие, взглянул прямо мне в лицо и начал что-то объяснять. Я понимала, что ему очень неловко, что он даже ненавидит меня, это было так странно. И сидеть здесь с ним и разговаривать, и знать, что он меня ненавидит. Я сказала:

— Понятно. Послушай, ты можешь кое-что для меня сделать?

— Конечно, — сказал он, — что угодно. Все, что ты скажешь.

Я сказала:

— Тогда закажи такси и поедем к тебе. Пожалуйста. Мне надо поговорить с тобой, а здесь я не могу.

Я подумала: «Я буду цепляться за твои колени, но заставлю тебя понять, и тогда ты не посмеешь, ты не посмеешь…»

Он сказал:

— Зачем ты просишь меня именно о том, что я не могу сделать? Это единственное, чего я не могу для тебя сделать.

Я не ответила. Я думала: «Ты ничего обо мне не знаешь. Но теперь мне все равно». И мне было все равно.

Это было как будто тебя отпустили, и ты падаешь в воду и видишь усмешку на своем лице под толщей воды, а лицо твое — как маска, и пузырьки поднимаются вверх, как будто ты пытаешься что-то сказать. Но откуда ты знаешь, как разговаривают под водой, если ты утонула? «Я встречал много англичан, которые тоже были не лучше обезьян», — сказал он…

Уолтер все говорил:

— Я очень о тебе беспокоюсь. Я хочу, чтобы ты встретилась с Винсентом, он все устроил. Мы с ним уже обо всем договорились.

Я сказала:

— Я не хочу встречаться с Винсентом.

— Но почему? — спросил он. — Я все с ним обсудил. Он знает, как я к тебе отношусь.

— Я ненавижу Винсента, — сказала я.

Он сказал:

— Милая, неужели ты считаешь, что Винсент имел к этому хоть какое-то отношение?

— Имел, — сказала я, — и еще какое. А ты думаешь, я не знаю, что он настраивал тебя против меня — с самого начала? Ты думаешь, я этого не знаю?

Он сказал:

— Ты считаешь, что я позволю Винсенту или кому-либо другому вмешиваться в мои дела? Хорошего же ты обо мне мнения!

— Кстати, — добавил он, — Винсент вообще почти о тебе не говорил. Только однажды сказал, что ты еще совсем юная и плохо разбираешься в жизни, и что ему тебя немного жаль.

Я сказала:

— Я знаю, как и что он говорит; я собственными ушами это слышала. Ты думаешь, я ничего не знаю?

— Я больше не могу, — взмолился он.

— Понятно, — сказала я, — тогда пошли отсюда. Мы вышли на улицу.

Я остановила такси. Я была спокойна, только устала и не могла сидеть прямо.

Он сказал:

— О господи, что же я натворил.

Мне стало смешно.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду, — сказала я, — ничего ты не натворил.

Он сказал:

— Но у тебя абсолютно превратное представление о Винсенте. Ты ему ужасно нравишься, и он хочет тебе помочь.

Я стала смотреть в окно.

— Пошел он к черту, твой любимый Винсент. Скажи ему, чтобы не лез со своей помощью. Как-нибудь обойдусь.

Он был шокирован, как тот официант, который тогда сказал: «Отдает коркой, сэр?»

— Он сказал:

— Чувствую, что просто слягу от всех этих огорчений.

Когда миссис Доуз принесла завтрак, я лежала на постели прямо в одежде. Даже не сняла туфли. Она ничего не сказала, она даже не выглядела удивленной. И по ее взгляду я сразу поняла, что она думает: «Ну вот. Я знала, что этим закончится». Я представила себе ее ухмылку, когда она, развернувшись, пошла к двери.

— Извините, но я сегодня уеду. Дело в том, что у меня возникли неприятности. Дайте мне счет, пожалуйста.

— Конечно, мисс Морган, — сказала она очень спокойным голосом, и лицо ее вытянулось, — да, мисс Морган.

— Передайте, пожалуйста, Уилли эти пять шиллингов, — попросила я, — он всегда бегал за такси для меня.

— Да, мисс Морган, конечно.

— Я через пару часов вернусь за своими вещами, — предупредила я.

После того, как я расплатилась с миссис Доуз, у меня осталось пятнадцать фунтов Я написала письмо Уолтеру и попросила ее опустить его:

Я вышла на улицу. Мимо проходил какой-то мужчина. Мне показалось, что он как-то странно на меня посмотрел, и захотелось побежать, но я заставила себя идти чинным шагом.

Я шла вперед и вперед. Я думала: «Куда угодно, лишь бы никто меня там не смог найти».

На одной тарелке лежало два кусочка темного мяса, две картофелины и немного капусты, на другой — ломтик хлеба и кусок творожного торта с лимоном.