Как именно в прошлом выполнял эти мероприятия полковник Заварзин, неизвестно. Он утверждал, что выполнял. Но один из его сотрудников, весьма несерьезный по своему значению в местном подполье, все же оказался где-то на линии Высочайшего проезда в Москве. Один из филеров отделения узнал в нем когда-то наблюдаемого им, и он был задержан

Надо сказать, что полковник Заварзин, несмотря на всю примитивность своей натуры, недостаточное общее развитие, на, так сказать, «малокультур-ность», все же после четырнадцатилетней службы в жандармском Корпусе обладал практикой розыскного дела. Главное же, он обладал очень неглупой супругой, которая руководила негласно, хотя временами весьма заметно, вплоть до писания официальных бумаг, всеми делами своего мужа. Полковник Заварзин, в эмиграции генерал «азербайджанского производства», издал в 20-х годах небольшую по объему и малозанимательную книгу своих

Россиг^^в мемуарах

воспоминаний, озаглавив ее «Работа тайной полиции»³². Если кто-либо из моих читателей удосужился прочесть эту книжку, то мне, пожалуй, не надо доказывать того, что ее автор был смещен с должности начальника Московского охранного отделения не только за упущения по проведению в жизнь мероприятий Департамента полиции, но просто по несоответствию своему к этой сложной должности. Несмотря на некоторые дефекты в «общей культурности», на наличие «упрощенного кругозора», а может быть, именно благодаря им, полковник Заварзин пользовался в кругах московского градоначальства известной популярностью. К его друзьям принадлежал бывший в то время помощником градоначальника полковник В.М. Модль, впоследствии, при антинемецкой волне, переменивший, как и многие другие русские немцы, свою фамилию на Маркова.

Полковник Модль в прошлом был жандармским офицером и одно время помощником начальника Петербургского охранного отделения, где он заведовал главным образом канцелярией отделения. Не соприкасаясь непосредственно с самой главной отраслью каждого охранного отделения - с секретной агентурой и не будучи, таким образом, специалистом этого дела, Модль все же, опираясь на свою бывшую должность, любил показать себя при случае экспертом в деле политического розыска. Ловкий и понимающий несложные проблемы, полковник Заварзин во всем, касающемся политического розыска, искал совета у полковника Модля и заслужил его полное расположение. Этим маневром полковник Заварзин снискал себе быстро доверие у градоначальника Адрианова, который, как бывший военно-судебный чин, мало понимал в тонкостях политики вообще и, в частности, в делах политического розыска. Не понимая дела сам, Адрианов полагал, что его помощник, полковник Модль, как бывший жандармский офицер, да еще помощник начальника Петербургского охранного отделения, одобряя полковника Заварзина, выдает ему аттестат вполне подходящего к своей должности человека.

Полковника Модля я знал несколько еще за время моей службы в Петербургском губернском жандармском управлении. Я тогда был ротмистром и офицером резерва, да еще только начинающим, а Модль тогда хотя и был тоже ротмистром, но в должности помощника начальника охранного отделения. По нашей неписаной жандармской табели о рангах между нами была пропасть. Модль помнил меня, конечно, но помнил как начинающего, а

Россшг^^в мемуарах

ныне увидел меня «пролезшим» «почему-то» и «по каким-то проискам» к должности начальника Московского охранного отделения. Ему было неизвестно, насколько я окажусь самостоятельным в новой должности и насколько, в соответствии с этим, он потеряет как «эксперт» во мнении градоначальника. Мне заранее готовилась холодная встреча.

В соответствии с этим Адрианов оказался весьма равнодушно-неприветливым во время нашей первой встречи в кабинете директора Департамента полиции, а когда я, согласно выраженному им желанию, отправился незамедлительно к нему в гостиницу, то оказалось, что генерала «нет дома» в им же самим назначенное время' Впоследствии, и уже после ухода с должности полковника Модля-Маркова, генерал Адрианов откровенно сознался мне, что Модль все время восстанавливал его против меня.

Мне предстояло прожить в Петербурге недели две, дожидаясь оформления моего назначения. С получением его я стал числиться, согласно положениям на этот предмет, по Министерству внутренних дел, и приказ о моем назначении представлялся на утверждение подписью Государя. Конечно, это все были формальности, но они требовали времени.

Я стал проводить весь день в Департаменте полиции, знакомясь по переписке с делами текущего момента, касающимися деятельности Московского охранного отделения. Наконец, после почти двухнедельного проживания в Петербурге, все формальности, связанные с моим назначением в Москву, были кончены. Я снова представился директору Департамента уже как начальник отделения и поспешил выехать в Москву. Моя жена уехала в Саратов ликвидировать нашу скромную домашнюю обстановку и приготовить все к переезду в Москву, а я на другое утро выходил из поезда на перрон Николаевской железной дороги, где с официальным рапортом встречал меня мой помощник, заведующий канцелярией отделения, подполковник Турчанинов, офицер, с которым мы когда-то, впрочем, всего 11 лет назад сидели на одной скамье, слушая курсы при вступлении в дополнительный штат Отдельного корпуса жандармов.

На казенном экипаже мы отправились в Отделение по охранению общественной безопасности и порядка в г. Москве, где меня ждали собранные чины отделения, более или менее свободные в это время.

Согласно общему правилу, если уходящий с должности начальник отдельной части по своему чину выше вновь назначаемого, эта часть представляется новому начальнику его помощником; таким образом, полковник Заварзин, как старший меня по чину, не принимал участия в моем ознакомлении и приеме с чинами отделения. Меня сопровождал подпоручик Тур-

Poccusr^L^e мемуарах

чанинов при обходе помещения отделения и представлении мне служащих. Конечно, я предварительно отправился прямо в служебный кабинет начальника отделения и, снова встретясь с полковником Заварзиным, прежде всего оформил сдачу и прием должности.

Когда по завершении всех формальностей, связанных с передачей дел, мне было доложено, что офицеры отделения собрались для представления мне в кабинете моего помощника, я начал свой первый официальный обход вверенного мне отделения.

Чтобы описать волновавшие меня тогда чувства, связанные с вступлением в новую и ответственную должность, которая мне представлялась как давно лелеемая мной честолюбивая мечта в розыскной карьере, я должен сделать небольшое отступление и увести читателя в бытовую обстановку до некоторой степени «старой Москвы» и моего детства и отрочества. Это необходимо для понимания того настроения, которое охватило меня при обходе мной помещения, занимаемого Отделением по охранению общественной безопасности и порядка в г. Москве.

Первые воспоминания о моем «детстве и отрочестве» относятся к старой Москве 80-х годов.

В области быта это еще кое-где доживающие сальные свечи, особо памятные мне не по их прямому назначению - жечь, а по тому, что, чуть простудился, смотришь, наша старая нянька Анна (вынянчившая всех нас трех братьев) уже вырезает из синей картонной бумаги надлежащий овал и капает на него с зажженной сальной свечи большие расплывающиеся на картоне капли; эту просаленную картонную неприятно жесткую бумагу она кладет на мою грудь и спину и забинтовывает меня наглухо; я - точно в латах. Это от кашля, от простуды вообще. А наш постоянный и популярный тогда в Москве «детский» доктор Рахманинов говорит - «от гриппа».

Наша сверхзаботливая о нас, детях, мать то и дело вызывает на дом этого доктора. Я, как сейчас, помню его симпатичное «интеллигентско-докторское» лицо в очках, заросшее небрежно содержимой бородкой. Доктор сидит у моей постели и задумчиво бормочет: «Что бы это ему прописать?» Болезнь, видимо, несерьезная, а матери моей кажется все же серьезной.