вышел, чтобы более не являться в управление, пока во главе его стоит князь Ми[кела]дзе!

Пришлось, конечно, подробно изложить всю историю в письме к директору Департамента полиции, в котором я уведомил также, что делу розыска в Саратове наносится удар, ибо невозможно производить при установившихся порядках никакой своевременной ликвидации преступного элемента. Насколько я помню, в конце письма я просил перевести меня в другой город, хотя мне крайне не хотелось тогда бросать так хорошо наладившееся дело розыска в Саратове.

Около двух месяцев тянулось решение этого дела, закончившееся переводом не меня, а полковника Ми[кела]дзе на должность начальника жандармского железнодорожного управления где-то в Средней Азии. Все же и тут, несмотря на всю очевидную несостоятельность, его не отчислили от должности, а «перевели» на должность начальника другого управления, правда, «железнодорожного», но все же управления¹ Генерал барон Таубе продолжал оставаться на своем посту и затаил злобу против скромного жандармского ротмистра Мартынова, «из-за которого» пострадал князь Ми[ке-ла]дзе!

Забавно, что впоследствии мне пришлось выслушать от одного из старших адъютантов штаба Отдельного корпуса жандармов изумленное восклицание: «Как он вас не зарубил тогда⁹!» Теперь я и сам изумляюсь, как это все могло быть, а ведь я, описывая эту историю, невольно смягчаю краски

Глава IV В САРАТОВЕ II

Хорошая агентура - не фунт хлеба. - Провокация в России и за границей. - Убийство Боброва. - Ликвидация

Как я уже неоднократно отмечал, Саратовская губерния, да и другие губернии Поволжья, была насиженным местом народников, народовольцев и их естественных преемников - групп и организаций Партии социалистов-революционеров. В Саратове основались прочно отдельные группировки этой партии. Частично подвергшиеся разгрому политической полицией, они все же продолжали свою законспирированную жизнь.

До 1903 года, когда было сформировано Саратовское охранное отделение, местным розыском руководило Саратовское губернское жандармское управление, и, как правило, руководило им из рук вон плохо. Да и на какие средства можно было тогда осуществлять этот розыск? Денежный отпуск был грошовый, а исполнители в лице какого-нибудь престарелого жандармского полковника или генерала, заботившегося о том, чтобы благополучно закончить свою карьеру и получить долгожданную пенсию, совершенно не были приспособлены к жандармской деятельности. Все дело розыска опиралось на «случайности».

С открытием в Саратове охранного отделения, которое обладало натасканным на розыске штатом служащих, энергичным и полным желания работать начальником, получившим, как-никак, достаточные средства для политического розыска, дела пошли лучше. Не надо, однако, забывать, что поставить на правильную ногу политический розыск в короткий срок нельзя. Не надо также забывать, что то время было временем исключительно беспокойным и что начальнику отделения приходилось наспех разрешать текущие проблемы.

мемуарах

Словом, вышло так, что моим двум предшественникам по должности начальника отделения в Саратове не удалось создать действительно серьезную агентуру, которая могла бы осветить конспиративные тайны и установить все связи местной организации эсеров. Я не хочу сказать, что до моего приезда в Саратов розыск был поставлен плохо. Нет. Были и удачные ликвидации, но все-таки недоставало полной картины того, что происходило в законспирированных центрах подполья.

Почти целый год я употребил на то, чтобы заполучить в свое распоряжение такую секретную агентуру, которая осветила бы мне подлинную физиономию саратовского эсеровского подполья. Мне удавалось приобрести агентуру, которая освещала это подполье то из одного угла, то из другого. Но я все равно чувствовал, что я не добрался до действительного, законспирированного центра, откуда шли партийные распоряжения. Мы находили, например, партийную литературу, иногда целый склад ее. Брошюры были новые, заграничного издания. Значит, они как-то и по чьему-то распоряжению доставлялись в Саратов, какие-то законспирированные центры ее рас пределяли по городу и уездам. Но мы обрывали только концы этих нитей, арестовывали исполнителей, но еще не добирались до распределителей, до местного руководящего центра. Агентура не фунт хлеба, который можешь купить на базаре. Для создания агентуры нужны не только деньги, не только терпение, не только опытные люди, но и тот золотник счастья, который ничем заменим быть не может. И только летом 1907 года мне удалось построить такую агентуру.

Эта агентура сыграла столь значительную роль в моей деятельности, столь многое открыла, предупредила столь крупные революционные акты, что я должен подробно остановиться на ней.

Как-то летом 1907 года мне пришлось быть вне города дня два По возвращении один из чинов канцелярии моего отделения, Мальков, доложил мне, что за мое отсутствие его вызвали в губернское жандармское управление и познакомили с задержанным на улице с революционной брошюрой молодым человеком, который пообещал быть полезным охранному отделению, если его отпустят тотчас же, без дальнейших последствий. Соглашение было заключено, и Мальков условился с новым сотрудником о перио дических встречах в дальнейшем.

Я, признаться, почему-то не обратил тогда особенного внимания на вновь приобретенного осведомителя, хотя, по собранным мной справкам, фамилия его говорила сама за себя. Вся его родня была на счету у Департамента полиции, а его родной брат числился в центральной организации

Poccwf^L^e мемуарах

Партии социалистов-революционеров. Сначала я поручил Малькову поближе ознакомиться с новым сотрудником. Вскоре Мальков доложил, что новый агент - очень скрытный человек - добивается личных встреч со мной, но ничего особенно нового не открывает.

Дали ему кличку «Николаев», и я, не желая показывать новому, еще не испытанному человеку нашей конспиративной квартиры, назначил первую мою с ним встречу в одной из тех гостиниц-притонов, которыми пользовался в таких случаях.

От Малькова я получил характеристику «Николаева»: человек он очень робкий и недоверчивый. Действительность подтвердила эту характеристику

Заняли мы с Мальковым номерок в гостинице, заказали, как всегда, приличия ради, пару пива и стали поджидать. В дверь деликатно и осторожно постучали. В комнату вошла маленькая фигурка. Смущенно и застенчиво улыбаясь или, вернее, силясь выдавить на своем лице улыбку, со мной раскланялся и вяло пожал руку молодой человек неопределенного возраста и вида. Одетый в поношенный пиджак, невзрачный, смуглый, с почти черными волосами, без признаков растительности на прыщеватом лице, человечек этот, несколько шепелявя и слегка заикаясь, что-то бормотал, смущенно и боязливо оглядываясь. Человечек заявил мне чрезвычайно тихим голосом, почти шепотом, точно с трудом выдавливая из себя слова, что он очень хотел повидаться именно со мной и о многом переговорить и условиться.

Я скоро понял, что мой собеседник трусит не на шутку и прежде всего хочет знать, что я собой представляю. Я понял, что, в первую очередь, мне следует внушить новому сотруднику доверие. Отложив деловые вопросы на дальнейшее время, я повел разговор на тему о Саратове, осторожно выясняя личную жизнь моего собеседника, только слегка касаясь местного революционного подполья.

«Николаев» служил мелким служащим в одном из отделов городской управы, и по его ответам на вопросы я понял, что жизнь многих саратовских обывателей, а в особенности выдающихся местных жителей, ему известна досконально. Сам коренной саратовец, он представлял собой великолепную справочную книгу, но эта книга, по-видимому, раскрывалась не так-то легко. Пришлось чрезвычайно осторожно, не нажимая педалей, приручить его.

Много времени я потратил на то, чтобы сперва расположить к себе «Николаева», а потом быть с ним в исключительно добрых отношениях. Мало-помалу открылся предо мной его значительный удельный вес в местной