Впрочем, масштабы катастрофы оказались менее значительны, чем казались вначале. Рестораторы поступили так, как это принято в России: закон суров, но… его можно обойти. В июле 1915 года корреспондент газеты «Московские ведомости» привел характерную бытовую зарисовку:

«– Ну а не скучно москвичам было ужинать без вин, без шампанского, без обычных возлияний?

– Гм… Как вам сказать… они перенесли это лишение стоически. Ведь это было чуть ли не в первый раз.

– Как в первый раз?

– Да так. Рестораны начали считаться с запрещением на торговлю спиртным вин только в последние дни… Ну, пожалуй, недели. А раньше подавали вино почти открыто. Был такой случай месяц назад. Сам я почти не пью, но случилось мне попасть в ресторан с только что приехавшим с юга приятелем, которому обед не в обед без вина. Ресторан – первоклассный, обед – превосходный, но моему гурману в душу не идет. Скучно без вина. Вздохнул он и велел позвать метрдотеля.

“Скучно, – говорит, – нельзя ли вина подать?”

Тот и думать не стал.

“Можно, – отвечает. – Какого прикажете?”

Приятель назвал вино и велел подать две бутылки.

Нашлось. Оказалось прекрасным. Дорого только немножко: по 10 рублей за бутылку взяли».

«Комаровкой» называлась ночная чайная возле Петровских ворот, которую любила посещать московская богема. Заведение было закрыто в начале войны

На эту же тему в Москве рассказывали такую историю. Во время посещения ресторана «Стрельна» градоначальник Андрианов взял с обеденного стола чайную чашку и понюхал ее содержимое.

– Чем пахнет? – удивленно спросил генерал.

– Тремя тысячами, – ответил владелец ресторана, имея в виду размер штрафа, установленный градоначальником за тайную продажу спиртного.

Генерал Андрианов рассмеялся и «на первый раз» простил ресторатора.

Летом 1915 года владельцам ресторанов 1-го разряда стало не до смеха. Вместе с кинематографами их заведения признали в градоначальничестве «вполне удобными для размещения раненых». Под реквизицию попали «Яръ», «Прага», «Максим». Владелец «Стрельны» А. Ф. Натрускин передал свой ресторан под лазарет добровольно. Снова эти заведения открылись для посетителей лишь в конце апреля 1916 года, после проведения необходимого ремонта.

В свою очередь городские власти летом 1915 года преподнесли хозяевам «заведений трактирного промысла» прекрасный подарок. Специальная комиссия под председательством помощника градоначальника А. Н. Тимофеева наконец-то обратила внимание на отсутствие системы в выдаче разрешений на увеселения в трактирах и ресторанах. Как-то так сложилось в Москве, что подобного рода разрешения выдавались содержателям «старых» трактиров, а вот новым предпринимателям добиться позволения на установку бильярда или граммофона было крайне сложно. Или скорее всего слишком накладно. Жалобы на такое положение дел шли во все инстанции, вплоть до Сената.

Чтобы раз и навсегда решить этот вопрос, комиссия градоначальничества постановила: «Все заведения трактирного промысла без продажи крепких напитков и трактиры 3-го разряда будут иметь право содержать у себя механические музыкальные машины, граммофоны, патефоны и проч., и, кроме того, могут иметь „летние сады“ соответственно обязательным постановлениям.

Рестораны и трактиры 2-го разряда, кроме прав, предоставленных трактирам 3-го разряда, будут пользоваться оркестром в мужском составе, кегельбанами и бильярдами не свыше двух.

Рестораны 1-го разряда, приобретая все права для трактиров 3-го разряда и ресторанов 2-го разряда, будут иметь бильярды до четырех включительно. Кроме того, совещание признало возможным (что является новинкой для Москвы) разрешить оркестры музыки в больших кофейнях (вроде Филиппова, Яни и др.).

С 1 января 1916 года в разрешение трактирных увеселений вводится система, принятая совещанием.

Совещание также рассмотрело вопрос о ночных чайных лавках.

Последние решено разрешить исключительно с извозчичьими дворами, причем на каждый участок предположено разрешить по 2 ночных чайных лавки».

Последний всплеск безудержного веселья, по свидетельствам современников, Москва пережила, встречая новый 1917 год. Рассказывая о праздничной ночи, обозреватель газеты «Раннее утро» писал:

«Необычайно шумно и весело встретили москвичи Новый год.

Порой казалось, что все это происходит не во время войны, а в период мирного расцвета страны; не во время дороговизны, расстройства транспорта, внутренней неурядицы, а при полном благоденствии и благополучии, во время расцвета торговли промышленности.

Так беззаботно, шумно, весело чувствовала себя толпа москвичей и беженцев, наполнившая в новогоднюю ночь клубы, городские рестораны, веселые уголки, загородные увеселительные заведения.

Задолго до встречи Нового года в первоклассных ресторанах – “Эрмитаже”, “Метрополе”, “Праге” и других – все столики были расписаны.

Разобрали все, что можно было, у Максима, в “Стрельне”, у “Яра”.

Разгул достиг в новогоднюю ночь своего апогея.

Встреча Нового года была везде обставлена торжественно.

В 12 часов оркестры заиграли “Боже, Царя храни”, в бокалах запенились “трезвые” напитки и начались взаимные поздравления.

“С новым годом, с новым счастьем!”

После различных пожеланий приступили к кутежу.

В результате тысячные счета, скандалы, вмешательство полиции, участок, протоколы…

Владельцы ресторанов и веселых уголков из скромности умалчивают о цифрах выпитых бутылок “трезвых” напитков, о которых в счетах упоминается под видом “фрукты”, “кофе” и за которые берут от 50 до 100 рублей за бутылку.

По откровенному заявлению владельца одного популярного веселого уголка, он торговал в новогоднюю ночь на 38 000 рублей.

Каким образом могла образоваться такая круглая цифра, – составляет тайну Полишинеля.

Потребители вина могли при встрече Нового года найти полное удовлетворение – все “марки” были налицо.

Но если бы продажа “трезвых” напитков была и скромнее, то владельцы ресторанов и веселых уголков могли вполне “отыграться” и на подаваемых кушаньях.

За новогодний ужин, состоявший из трех блюд – рыба, жаркое и сладкое, – брали от 10 до 15 рублей. В обыкновенную, не новогоднюю ночь цена такого ужина даже и теперь не превышает 3–5 рублей.

Но главный доход составляли не эти ужины, а подача кушаний “a la carte”.

Здесь открывается полный простор той безудержной вакханалии цен, которую проявляют московские рестораторы.

Иначе, как грабежом, это назвать нельзя.

По счету одного веселого уголка за кусок мяса-филея, поданного для пяти человек, было заплачено… 80 рублей, за стерлядь на 8 человек заплатили в другом злачном месте 180 рублей…

Украшение столов цветами стоило от 100 до 300 рублей.

Воспользовались как следует новогодней ночью извозчики и гаражи.

“Голубцы” брали за проезд из города, примерно, от Страстного в Петровский парк и обратно 100–150 рублей, лихачи за такой же конец – 50–75 рублей, автомобили от 100 до 200 рублей.

Эти цифры бледнеют перед заработками… арендаторов вешалок в крупных ресторанах и загородных уголках.

Арендатор вешалки одного загородного ресторана заработал в новогоднюю ночь 1650 рублей.

Центральным пунктом в новогоднюю ночь по традиции был один загородный ресторан, славящийся своим зимним садом.

Сюда после двух часов ночи съезжаются всегда из всех ресторанов и веселых уголков.

Так было и в нынешнем году.

Здесь было более всего шумно и “трезво”: кто-то кидал сверху в публику тарелки, кто-то ловил салфеткой рыбу в аквариуме, плясали, ссорились, устраивали побоище.

Традиция встречи Нового года была выполнена в полной мере.

Сколько было истрачено на встречу Нового года москвичами – определить трудно.