Однако героические усилия начальства искоренить коррупцию оказались тщетны. По многочисленным свидетельствам современников, тайная торговля спиртным процветала в Москве на протяжении всех военных лет. Понятно, что «шинкарство» не могло существовать без покровительства со стороны полицейских среднего звена. В качестве иллюстрации приведем весьма характерный документ – письмо от обывателей с рассказом о деяниях пристава 2-го Арбатского участка Жичковского и его помощника, поступившее в канцелярию градоначальника в 1916 году:

«[…] Когда Жичковский, расплодив в своем участке всюду тайную торговлю вином и нажив на этом деле состояние, купил для своих двух содержанок автомобиль, пару лошадей и мотоциклет двухместный, то его, четыре месяца тому назад, перевели в 3-й Пресненский участок […] Хозяином положения по винной торговле остался его старший помощник Шершнев, который скрыл от нового пристава все тайные торговли вином в участке и месячные подачки стал получать один за себя и за пристава в тройном размере.

Однажды вновь назначенный околоточный надзиратель, заметив, что Меркулов торгует вином, поймал его, то Меркулов об этом сейчас же сообщил Шершневу, последний вызвал к себе в кабинет этого надзирателя и сделал ему строгое внушение «не совать носа, куда его не посылают», и что он слишком молод.

На Пасху […] пристав поручил Шершневу произвести у Меркулова обыск и найти вино, и Шершнев предупредил об этом Меркулова и в условленный с ним час явился к нему в лавку с двумя понятыми и, осмотрев все квасные бутылки, ушел с понятыми в участок писать протокол о том, что при обыске у Меркулова вина в лавке не найдено. А возвращаясь из участка, понятые эти зашли к Меркулову, купили у него спирта в лавке и с досады на такие грязные и явно преступные действия начальства напились, и теперь без гомерического хохота не могут вспомнить об этом обыске и, рассказывая о нем всюду, не стесняясь, берутся за животы».

А вот другое свидетельство современника о непротивлении полиции алкогольному злу. Вспоминая о популярном среди московской интеллигенции клубе «Алатр», его завсегдатай Л. Л. Сабанеев писал:

«Война в первые месяцы вызвала, как известно, запрещение продажи крепких напитков, но, тем не менее, в “Алатре” они все время подавались, сначала в скрытом виде (водка под именем минеральной воды, а коньяк под псевдонимом чай – и даже в чайниках – и пили его из чашек), но потом уже и без псевдонимов, тем более что полицейские власти любовно относились к “Алатру” и у дирекции были хорошие связи “в сферах”».

Две недели, отведенные на мобилизацию, прошли, а прежняя система продажи «питий» так и не была восстановлена. Чтобы продлить полюбившуюся властям всеобщую народную трезвость, главноначальствующий подписал 30 июля 1914 года еще одно обязательное постановление, посвященное запрету на спиртное. Единственное его отличие от предыдущего заключалось в отсутствии слов «на время мобилизации».

А 17 августа последовало новое распоряжение. Теперь под запрет попали продажа «спиртных напитков, рома, коньяка, ликеров, наливок и тому подобное» и «отпуск водочных изделий с водочных заводов и водочных складов». Кроме того, предписывалось в местах торговли водку и перечисленные виды спиртных напитков перенести в отдельные помещения, запереть их, а участковые приставы должны были такие кладовые опечатать. Попутно запрещена была продажа денатурированного спирта в частных торговых заведениях и аптеках.

В обороте спиртного было оставлено только виноградное вино. При этом оговаривалось: владельцам ресторанов и трактиров, где подавали вино, запрещалось пропускать в заведения явно нетрезвых людей, «а равно допускать посетителей допиваться до состояния видимого опьянения».

Сразу вслед за этим начальник полиции подстегнул подчиненных очередным приказом:

«Предлагаю чинам полиции принять самые энергичные меры к искоренению тайной продажи спиртных напитков, как отдельными лицами, так и в трактирах, пивных лавках, ренсковых погребах, чайных, кофейных, квасных и других заведениях.

О случаях тайной продажи спиртных напитков и нарушения обязательного постановления от 17 сего августа немедленно составлять протоколы и представлять мне. На виновных мною будут налагаться административные взыскания в высшем размере, а заведения их будут закрываться в порядке положения о чрезвычайной охране. Проявленная же энергия чинами как наружной, так и сыскной полиции и их серьезное и добросовестное отношение к делу борьбы с тайной продажей спиртных напитков не останется без должного поощрения».

Как и положено, полицейские тут же продемонстрировали служебное рвение. Одного пьяного клиента, зафиксированного в протоколе, оказалось достаточно, чтобы на содержателя ресторана «Новая Моравия» был наложен штраф три тысячи рублей. Ресторан в «Петровском пассаже», где посетители напились до бесчувствия, был лишен лицензии на торговлю спиртными напитками и потерял право на все виды увеселений: оркестр, пианино, бильярд и т. п. [25]А заведение в Псковском переулке под названием «Комета» вообще было закрыто. В нем не только торговали из-под полы спиртным, но и допустили пьяное буйство, которое пришлось пресекать стражам порядка.

Продемонстрировали активность и агенты сыскной полиции. Их стремление отличиться перед начальством вышло боком владельцу ресторана «Аванс» Г. Старкову. Сыщики доложили, что в этом заведении трем посетителям подали изрядное количество водки. Дальше был пьяный скандал на улице, оскорбление женщины, составление протокола в участке, а для ресторатора – разорительный штраф, «с заменой в случае несостоятельности арестом на три месяца».

Запрет на продажу спиртного, введенный в период мобилизации, привел к неожиданному результату. В русском обществе заговорили о возможности всеобщего отрезвления страны.

Газеты, ссылаясь на мнение владельцев фабрик и заводов, сообщали о настоящем перевороте в поведении рабочих. Оказалось, что у лишенных водки пролетариев заметно поднялась производительность труда, уменьшилось количество брака, почти прекратились прогулы. Выросла заработная плата на вспомогательных работах. Пока была водка, окрестные крестьяне нанимались, потому что заработок все равно пропивали. Теперь они предпочитали сидеть дома, чем работать за гроши.

Улучшились отношения между рабочими: исчезли ссоры, драки, хулиганство, почти прекратилось воровство. Жизнь в семьях стала более сытой и спокойной. В фабричных лавках увеличились закупки полезных товаров и снизилась продажа сахара – раньше рабочие забирали его, чтобы, сбыв за бесценок, тут же пропить деньги. Все больше рабочих стало участвовать в больничных кассах. Раньше по причине массового пьянства первый день болезни считали «загульным» или «похмельным» и его не оплачивали.

«Радость по поводу отрезвления и желание продлить его, – писала газета “Утро России”, – охватило даже такие элементы, среди которых горькое пьянство было особенно развито, как, например, ломовые извозчики. Они счастливы, что теперь могут значительную часть своего заработка отправлять семьям, в деревню. Вот что пишет правление московского общества взаимопомощи “Грузовоз” в своем заявлении на имя и. о. городского головы:

«Результат временной меры – запрещения торговли крепкими напитками и пивом в г. Москве во время мобилизации – ярко сказался на нашей отрасли труда – ломовом извозопромысле. Ломовой извозчик, типичный представитель всего грубого, даже дикого, в дни запрета преобразился. Привычная грубость смягчилась, появилось заботливое отношение и к своей семье, и к хозяйскому имуществу, работа пошла скорей, сознательнее. Нет и тех штрафов за нарушение правил езды и благопристойности. Заработок получается целиком и почти сполна идет на помощь в деревню. Словом, громадная перемена к лучшему. Немудрено, стали от них же самихпоступать просьбы о возбуждении ходатайства продлить эти счастливые дни,хотя бы до окончания войны. Правление московского общества “Грузовоз”, подкрепленное этими общениями, почтительнейше просит ваше превосходительство возбудить ходатайство о воспрещении торговли в г. Москве крепкими напитками, не исключая и пива, во все время военных действий».