Проверка документов, проверка багажа, просвечивание. Военные отдают честь каждому пассажиру и дарят ему экземпляр Корана Медины.

Аэропорт Руасси Шарль де Голль, 7.30 утра. Проверка проездных документов под тусклым неоновым светом. Холодно. Паломники толкаются, спеша к выходу. Толпа женщин, шумные дети, бородатые мужчины — все они ждут приезжающих. Кто-то держит в руках любительскую камеру, кто-то вынимает одеколон. Когда же появляется первый пожилой хаджи, весь аэропорт взрывается аплодисментами и приветственными возгласами. Как будто мы оказались на магрибинской свадьбе. Крики, смех, обмен приветствиями несутся со всех сторон, создавая веселый хаос под снисходительными взглядами полицейских. Мы спрашиваем таможеника, что он думает обо всем этом. «А! Теперь мы уже к этому привыкли!» — бросает он весело.

«Гость есть гость, даже если он задерживается у тебя на зиму, а потом остается и до лета», — гласит алжирская пословица. После отъезда гостей Бога Мекка вновь погружается в свою провинциальную дремоту, в свои привычные будни, вновь начинает жить ожиданием следующего паломничества. Ей надо отдышаться, успокоиться. Обходы вокруг Каабы продолжаются. Мутаввифы и торговцы следуют за потоком людей. Как только уехал последний хаджи, толпы мутамир (тех, кто осуществляет умра) заполняют Харам. Все те, кому не удалось получить визу для совершения большого паломничества, или те, кто боится связанных с ним непредвиденных трудностей, стекаются на малое паломничество, гораздо более легкое и удобное. Есть возможность выбрать, где остановиться, да к тому же это теперь гораздо дешевле. В каком-нибудь скромном отеле заповедного города, в одном из немногих, что там еще сохранились, можно даже найти отдельную комнату с душем и телевизором, и всего за 200 франков в день. При этом проход к матафу сильно облегчается и каждый может выполнить свои религиозные обязательства без всякой спешки.

По сути, нет никакой разницы между неделей хаджа и месяцами умры, если не считать того, что на хадж собирается куда больше верующих и церемонии проводятся, так сказать, гораздо интенсивнее. Религиозная практика не зависит от периодов наибольшей или наименьшей активности верующих. В связи с этим можно смело утверждать, что хадж представляет собой как бы разросшуюся умра и месяц зу-ль-хиджа — это апофеоз года, его пик. Как тонко отмечает имам аль-Газали, малое паломничество постепенно вводится в большое, точно так же, как малое омовение является частью полного очистительного ритуала. После окончания хаджа мать городов как бы сжимается, и теперь столица ислама — это лишь центральный округ Хиджаза. Мекка обретает свой привычный вид.

Волей обстоятельств население города — в основном космополиты. Этим они отличаются от племен Неджда, которые сохранили свою однородность во многом благодаря двум векам ваххабизма, погрузившего их в полную изоляцию от прочих народов. «Соседи Дома Божия» — люди, прибывшие сюда из разных уголков дома ислама. Кварталы, окружающие мечеть, всегда сохраняют свой этнический характер. Так, все отроги горного хребта Абу Кубай почти полностью занимает яванская община. Эти люди, обосновавшиеся здесь много веков назад, вызывают всеобщее уважение. Достойны восхищения их скромность, красота женщин, изделия промыслов. Это они создают самые красивые тюбетейки, расшитые кружевом и золотом. На севере Харама находятся районы, заселенные мекканцами афганского, кавказского, турецкого и узбекского происхождения. Им нет равных в торговле. В их чистеньких опрятных магазинчиках с богатым выбором товаров всегда полно покупателей, и поэтому за прилавком стоят, сменяя друг друга, все члены их семей за исключением, разумеется, женщин.

Квартал Шамия населяют выходцы из Сирии, Египта, но есть здесь и магрибцы, которые до сих пор поддерживают тесные связи со своей родиной и потому менее интегрированы в высший эшелон власти. В их руках находится часть местной торговли. К западу от города начинаются трущобы, кусочек Африки. Вот квартал Хиндавийя, где люди влачат полуголодное существование, где нет ни электричества, ни канализации, где среди пыли и грязи играют ватаги ребятишек, где старики, устроившись на циновках, толкуют о чем-то своем, а женщины продают пирожки, четки или карманные издания Корана. Это хауса, выходцы из Нигерии. Бывшие паломники, они остались здесь, хотя у них нет ни образования, ни профессии, ни знания арабского языка. Суровое саудовское законодательство мирится с ними из-за политических соображений: эти люди в будущем могут стать костяком новой армии проповедников ислама в Африке. Здесь единственное место во всем городе, где можно увидеть напевающих что-то прохожих, где красивые женщины с огненным взглядом не боятся показывать свои обнаженные руки. Все они слоняются без всякой цели, они готовы на любые хитрости, чтобы хоть как-то прокормиться. Здесь можно иногда встретить и бенгальцев.

Паломничество чернокожего населения Африки в Мекку началось еще во времена Средневековья. Самым известным эпическим героем доисламской Аравии был метис, родившийся от отца араба и африканской рабыни. Эпопея этого поэта и воина VI века — классика арабской литературы. Курайшиты нанимали абиссинцев, чтобы те защищали запретный город и идущие к нему караваны. Состарившись, чернокожие наемники становились домашними рабами. Некоторым удалось преуспеть в жизни благодаря своей смекалке и мудрости. Но большинство из них бедствовало. Именно среди этой угнетенной черни проповедь Мухаммеда о равенстве нашла отклик, нашла внимательные уши и голоса, разнесшие ее далеко-далеко, как это случилось с Билалом из Эфиопии, ставшим первым муэдзином. Хадисы, в которых говорится о неграх, обычно проникнуты чувством глубокого уважения к ним. «Негры унаследовали при разделе девять десятых отваги», — говорил посланник. «Избегайте с абиссинцами любых распрей, — советовал он — пока они не трогают вас!» Ислам — религия не расистская в том академическом значении этого слова, который подразумевает, что каждая человеческая группа является той единицей, которая обладает определенной неизменной психической характеристикой, но ислам допускает вопиющую социальную сегрегацию, частично основывающуюся и на цвете кожи. Арабская традиция дает немного смягченный образ выходца из Африки: к примеру, царь Абраха, жестокий захватчик, который пошел на Мекку, покоренный в свою очередь исламом, из развратника превратился в добродетельного и горячо верующего мусульманина.

Местные африканцы, потомки бывших эмигрантов или рабов, являются гражданами Саудовской Аравии. Они, как правило, хорошо образованы, среди них много преподавателей университетов, государственных служащих и таможенников.

Самые бедные среди местных жителей — это кочевые племена. Нефтяной бум уничтожил привычный для них образ жизни и лишил средств к существованию. Перейдя совсем недавно, всего поколение назад, к оседлому образу жизни, а ныне позабытые всеми, они прозябают в трущобах, затерянных за новыми современными зданиями, окружающими мечеть, в предместье Отейбия. Конечно же паломники этого никогда не видят… Склоны холмов усеяны кубиками домов с выбитыми окнами. Многие из них заброшены: деревянные калитки с великолепной резьбой слетели с петель, внутренние дворики полны пыли и грязи, засыхает последний кустик можжевельника, крыша провалилась, стены осели, вокруг раскидан мусор и трупики кошек. Можно подумать, что здесь была бомбежка. Во дворе несколько коз жадно обгладывают чахлое деревце. Местные жители очень недоверчивы, они ни на шаг не отходят от редкого гостя, забредшего в их район, и внимательно следят за каждым его движением. Чем они живут? Так как они саудовцы, они не могут быть рабочими. Кто-то из них — шофер, кто-то — регулировщик уличного движения, кто-то — посыльный или полицейский, а кто-то — служитель в Хараме.

В Мекке немало и прекрасных, широких проспектов, вдоль которых расположены элегантные виллы; случается, они почти вплотную подходят к этим заброшенным трущобам.