Наш век исполнен горя и тоски,

Не сосчитать утрат и грозных бед.

Но все они ничтожны и легки

Перед бедой, которой горше нет, —

То гибель Молодого Короля.

Скорбит душа у всех, кто юн и смел,

И ясный день как будто потемнел,

И мрачен мир, исполненный печали.

Не одолеть бойцам своей тоски,

Грустит о нем задумчивый поэт,

Жонглер забыл веселые прыжки, —

Узнала смерть победу из побед,

Похитив Молодого Короля.

Как щедр он был! Как обласкать умел!

Нет, никогда столь тяжко не скорбел

Наш бедный век, исполненный печали.

Так радуйся, виновница тоски,

Ты, смерть несытая! Еще не видел свет

Столь славной жертвы злой твоей руки, —

Все доблести людские с юных лет

Венчали Молодого Короля.

И жил бы он, когда б Господь велел, —

Живут же те, кто жалок и несмел,

Кто предал храбрых гневу и печали.

Нам не избыть унынья и тоски,

Ушла любовь — и радость ей вослед,

И люди стали лживы и мелки,

И каждый день наносит новый вред.

И нет уж Молодого Короля…

Неслыханной отвагой он горел,

Но нет его — и мир осиротел,

Вместилище страданья и печали.

Кто ради нашей скорби и тоски

Сошел с небес и, благостью одет,

Сам смерть приял, чтоб, смерти вопреки,

Нам вечной жизни положить завет, —

Да снимет с Молодого Короля

Грехи и вольных и невольных дел,

Чтоб он с друзьями там покой обрел,

Где нет ни воздыханья, ни печали!

Пенье отныне заглушено плачем,

Горе владеет душой и умом,

Лучший из смертных уходит: по нем,

По короле нашем слез мы не прячем.

Чей гибок был стан,

Чей лик был румян,

Кто бился и пел —

Лежит бездыхан.

Увы, зло из зол!

Я стал на колени:

О, пусть его тени

Приют будет дан

Средь райских полян,

Где бродит Святой Иоанн.

Тот, кто могилой до срока захвачен,

Мог куртуазности стать королем;

Юный, для юных вождем и отцом

Был он, судьбою к тому предназначен.

Сталь шпаг и байдан,

Штандарт и колчан

Нетронутых стрел,

И плащ златоткан,

И новый камзол

Теперь во владенье

Лишь жалкого тленья;

Умолк звон стремян;

Все, чем осиян

Он был, — скроет смертный курган.

Дух благородства навеки утрачен,

Голос учтивый, пожалуйте-в-дом,

Замок богатый, любезный прием,

Всякий ущерб был им щедро оплачен.

Кто, к пиршеству зван,

Свой титул и сан

Забыв, с ним сидел,

Беседою пьян

Под пенье виол —

Про мрачные сени

Не помнил: мгновенье —

И, злом обуян,

Взял век-истукан

Того, в ком немыслим изъян.

Что б ни решил он, всегда был удачен

Выбор; надежно укрытый щитом,

Он применял фехтовальный прием

Так, что противник им был озадачен;

Гремя, барабан

Будил его стан;

Роландовых дел

Преемник был рьян

В бою, как орел, —

Бесстрашен в сраженье,

Весь мир в изумленье

Поверг великан

От Нила до стран,

Где бьет в берега океан.

Траур безвременный ныне назначим;

Станет пусть песне преградою ком,

В горле стоящий; пусть взор, что на нем

Сосредоточен был, станет незрячим:

Ирландец, норманн,

Гиенна, Руан,

И Мена предел

Скорбят; горожан

И жителей сел

Разносятся пени —

В Анжу и Турени;

И плач англичан

Летит сквозь туман, —

И в скорби поник алеман.

Едва ль у датчан

Турнир будет дан:

На месте ристалищ — бурьян.

Дороже безан

Иль горстка семян

Всех царств, если царский чекан.

Страшнейшей из ран

На части раздран —

Скончался король христиан.

Споемте о пожаре и раздоре,

Ведь Да-и-Нет свой обагрил кинжал;

С войной щедрей становится сеньор:

О роскоши забыв, король бездомный

Не предпочтет тарану пышный трон,

В палатках станет чище жизнь вельмож,

И тем хвалу потомки воспоют,

Кто воевал бесстрашно и безгрешно.

По мне, звон сабель — веский довод в споре,

Знамена ярче, если цвет их ал,

Но сторонюсь я ссор, коль на ковер

Кость со свинцом кидает вероломный.

О, где мой Лузиньян и мой Ранкон?

Истрачен на войну последний грош,

И латы стали тяжелее пут,

И о друзьях я плачу безутешно.

Когда б Филипп спалил корабль на море

И там, где ныне пруд, насыпал вал,

И взял Руанский лес, спустившись с гор,

И выбрал для засады дол укромный,

Чтоб знал, где он, лишь голубь-почтальон, —

На предка Карла стал бы он похож,

Что с басками и саксами был крут,

И те ему сдавались неизбежно.

Война заставит дни влачить в позоре

Того, кто честь до боя потерял,

Едва ль мой Да-и-Нет решит Каор

Оставить — он в игре замешан темной

И ждет, когда король отдаст Шинон:

Чтобы начать войну, момент хорош,

Ему по сердцу время трат и смут,

Страну он разоряет безмятежно.

Когда корабль, затерянный в просторе,

Сквозь шквал, на скалы, потеряв штурвал,

Несется по волнам во весь опор,

Чтоб жертвой стать стихии неуемной, —

Моим подобных бедствий даже он

Не терпит: что ж! мне больше невтерпеж

Ложь, и небрежность, и неправый суд

Той, на кого молюсь я безуспешно.

В Трайнаке быть, когда там пир начнут,

Ты должен, Папиоль, собравшись спешно.

Роджьеру спой, что мой окончен труд:

Нет больше рифм на «омный», «он» и «ежно».