Монашка отшатнулась, но Амброз успел схватить ее за руку и больно ущипнуть даже сквозь грубое домотканое платье.

— Что за глупости, девочка! Хочешь, чтобы я помог, или нет?

— Si, signore, — прошептала она.

— Тогда пошевеливайся! Не могу возиться с тобой целый день. Для начала покажи письмо. Оно наверняка спрятано у тебя в укромном месте.

Керью услышал разговор перед входом в палаццо. Потом отчалила гондола. Крики лодочника. И знакомый бойкий голос. Говорили по-английски. Джон с трудом поднялся на ноги и подошел к окну. Амброз! Черт! Слуга отпрянул, надеясь, что его не заметили, но успел разглядеть, с кем беседовал Джонс. Странно. Кажется, женщина. Повар осторожно выглянул с балкона, чтобы разглядеть получше. Неподвижный силуэт охотника за диковинами возвышался над низкими бортами гондолы, а вот его собеседницу заслонял навес, защищавший пассажиров от солнца.

Керью снова отошел.

— Это ваш друг, информатор Джонс. — Юноша скривился, словно проглотил что-то кислое. — Отгадайте загадку: чем он отличается от дохлой рыбы? Ответ: ничем. От обоих с каждым днем все сильнее несет гнилью.

— Амброз? — холодно спросил Пол, вставая с кровати. — Не торопится. Я послал за ним. Есть одно дело. Не сможешь догнать?

Керью положил салфетку на столик. Кровотечение наконец прекратилось.

— И это все?

— Если ждешь извинений за ухо, то прости, но ты прав — я не жалею.

— То есть окончательно? Я имею в виду игру.

— Стану ли я играть у Меммо? — насмешливо посмотрел на него Пиндар. — Да, конечно.

На лестнице раздались шаги.

— И ни слова Амброзу, — быстро добавил купец, — а то второе ухо подрежу.

Тут в комнату ворвался Джонс.

— Ах! Друзья мои! Дорогие мои друзья! — Он устремился к собеседникам с раскрытыми объятиями и широкой улыбкой. — Какая удача: застал обоих, кого прямо-таки мечтал увидеть!

— Есть новости, Амброз? — спросил Пиндар. — Твое появление как всегда неожиданно.

— Ах, Пол, дорогой мой, — соловьем заливался информатор, нежно обняв Пиндара, — новости просто великолепные!

— Во имя всего святого, что случилось? Весь португальский флот сел на мель у мыса Доброй Надежды? — Купец то ли удивленно, то ли раздраженно оттолкнул коллегу. — Или ты отыскал гусыню, которая несет золотые мускатные орехи?

Амброз улыбнулся и снял тюрбан, демонстрируя вспотевшую лысину.

— Ничего подобного! Неужели не догадались? Мы же ищем ее столько лет!

Хозяин и слуга в оцепенении уставились на него.

— То есть вы даже не заметили, как я приехал? И не слышали разговор кое с кем у причала? — Джонс внимательно поглядел на одного, потом на другого. — Просто не хочу портить сюрприз.

— Побойся бога, выкладывай уже!

— Как вам будет угодно. Думаю, ее нашли. — Он поднес к губам дрожащую руку. — Боже, самому не верится после стольких лет!

— Ты о ком? — побледнел Пол.

— О русалке для коллекции Парвиша, конечно! А кого еще я так долго искал? — со слезами счастья на глазах воскликнул Амброз. — Она здесь, Пиндар. Моя русалка добралась до Венеции!

Керью направился к себе домой. Задумался о разговоре с Полом в палаццо Констанцы, поэтому не заметил, как дошел почти до Риальто.

Людей на рынке было на удивление много для этого часа. Джон перешел через мост и стал продираться сквозь толпу: разносчики, заморские купцы, евреи торгуют золотом и драгоценными камнями, труппа бродячих акробатов зазывает народ на представление. Он почти пересек площадь, когда вдруг столкнулся с шедшим навстречу стариком.

— Эй, смотри, куда идешь! Что так спешишь, дом горит?

Голос показался знакомым. Низкорослый бородатый человек сердито таращился. Ну конечно, Просперо Мендоза!

— Просперо!

— Снова ты, англичанин! — Старик неодобрительно поглядел на Керью. — Как всегда, волком смотришь. Надеюсь, никто не умер? А что с твоим ухом? — спросил близорукий еврей, когда пригляделся. Глаза не через ювелирную лупу — яркие, блестящие. — Будто собака откусила!

Похоже, эта мысль изрядно повеселила Просперо.

— Собака? — Джон дотронулся до шрама на левой щеке и соскреб запекшуюся кровь. Он так глубоко задумался, что забыл об увечье. — Ну да, можно и так сказать.

— Англичане! Да что с вами такое? Все время деретесь, все время в крови, — недоуменно пожал плечами Мендоза. — Куда направляешься?

Керью сказал, что идет домой. Ювелир шел в ту же сторону.

Миновали рыночную площадь, перешли на южный берег Гранд-канала, прошагали мимо прилавков с яркими пирамидами фруктов и овощей, срезали через колоннаду рыбного базара, миновали ящики с живыми крабами, деревянные полки, ломившиеся от сардин и макрели, бочки с крошечными анчоусами, издалека похожими на серебристый бульон.

— А как поживает торговец Пиндар? Заходил вчера, просил оценить все его драгоценные камни. Помнишь, я тебе их в мастерской показывал? Те самые, из сейфа?

Керью был не в настроении разговаривать.

— На этот раз Пол привел венецианца — никаких манер, чего и следовало ожидать. Скользкий тип. Представил его как старого друга, но он мне сразу не поправился. — Старик покачал головой. — Он забрал все драгоценные камни. Почему, англичанин? Твой хозяин ничего не объяснил. Что происходит?

— Скользкий тип, говоришь? — усмехнулся Джон. — Зуб даю, это Франческо.

— Ах да, точно! Теперь и я вспомнил.

— Ну, в таком случае неудивительно, что он ничего не объяснил. Больше ты камни не увидишь. Неужели еще не слышал? Этот болван торговец собирается играть в игру Зуана Меммо.

— А-а-а! — протянул Просперо, оглаживая бороду, будто это все объясняло. — Значит, ты видел алмаз?

Старый еврей почти бежал за молодым англичанином.

— Алмаз? О да, видел, — грубо отрезал Керью. — И будь проклят тот день, когда его увидел мой хозяин.

— Значит, он все-таки болен? — Ювелир печально взглянул на Джона.

— Никаких сомнений.

Мужчины шли по набережным узких каналов и боковым улочкам в сторону беднейших кварталов. Народу становилось все меньше, и вскоре закоулки опустели, но Керью так глубоко погрузился в невеселые думы, что не заметил и этого. Бледно-розовая и красная штукатурка осыпалась со стен, хозяйки кричали друг на друга из верхних окон, развешивая белье. Стайка детей в едва прикрывающих тела лохмотьях играла в пыли. В дверях показалась женщина с нарумяненными щеками и в обуви на абсурдно высоких каблуках. Простая куртизанка. Один из мальчишек швырнул в нее камнем. «Puttana, puttana!»[29] — заверещали дети. Камень в куртизанку не попал, но задел Просперо по плечу. Старик хотел проскочить мимо, склонив голову, но его уже заметили. «Ebreo, ebreo!»[30] Мальчишки, приплясывая, окружили Мендозу, словно орда бесенят, но Керью быстро отогнал их.

— Кстати, она нашла тебя?

— Кто «она»?

— Маленькая монахиня, которая утром заходила ко мне в мастерскую.

— Какая такая монахиня? — Керью остановился как вкопанный.

Дышалось с трудом, будто ударили прямо в солнечное сплетение.

— Понятия не имею почему, но она была уверена: я знаю, где ты. Я предложил поискать в доме Констанцы Фабии…

— Но я только что оттуда и не видел никаких монашек! — прокричал Джон, тряся Просперо за плечи. — Как она выглядела?

Слуга боялся поверить в очевидное: она отправилась искать его.

— Как выглядела? Они все одинаковые: черные одежды, черное покрывало. Как монахиня, идиот!

— Да ладно, старик, ты способен на большее! — Англичанин почти оторвал еврея от земли. — Старая? Молодая? Волосы темные или светлые?

Керью вдруг понял, что весь день не мог забыть ее лицо. Вспомнил слова Констанцы: «Горе девушке, которая полюбит тебя!»

— У нее была мушка на скуле? — Джон дотронулся до своей щеки.

— Что? Монашка с мушкой, где это видано! — взвизгнул Просперо. — Теперь ясно, где ты лишился уха! И убери руки, молодой человек!