— Ну что ж, Джон, — холодно процедила Аннетта тоном «графини», заметив, как он смотрит на «графиню», которая, в свою очередь, разглядывает свои пальчики, — объясните, в чем дело, и уходите.

Мужчина отошел от решетки и грустно уставился в пол. Но триумф бывшей наложницы продолжался недолго. Керью прочистил горло.

— Что ж, леди, будь по-вашему, — ответил он громко, чтобы Катерина расслышала. — Хозяин приказал передать, что у него, похоже, есть нечто, принадлежащее вам.

— Глупости! Никогда не слышала о вашем хозяине. У него не может быть ничего интересного для меня.

— Уверены? — выдержав паузу, спросил Керью.

— Совершенно, — ответила Аннетта. — Думаете, я не понимаю, — добавила она шепотом, — что это очередная ваша глупая шуточка!

— То есть вы не хотите получить обратно эту вещь? — Повар достал из кармана вышитую сумочку.

Монашка тут же просунула руку сквозь прутья и попыталась выхватить ее.

— Ladro![25] Откуда она у вас? Отдайте!

Джон ловко убрал розовый бархат так далеко, чтобы Аннетта видела, но не могла дотянуться.

Катерина услышала возню и привстала со скамьи.

— Суора? Что случилось?

Собеседники замерли.

— Все в порядке, синьора! — крикнула бывшая карие, не оборачиваясь.

— А почему так долго?

На лице «графини», обрамленном черным покрывалом, была написана крайняя скука. Казалось, дама не знает, что делать. Аннетта решила, что Катерина не должна слышать их разговор.

— Дело запутанное, насчет моих драгоценностей. Вы были правы, синьора. Пожалуйста, еще минутку, мы почти закончили.

Природная лень компаньонки победила: она снова села на скамейку.

— Прекрасно, суора, но поторопитесь, не могу же я потратить на вас целый день!

Керью протянул Аннетте сумочку.

— Вы обронили ее вчера в саду. И так быстро убежали, что я не успел вернуть.

Девушка молча взяла «сувенир» из гарема, погладила вышивку, поднесла сумочку к уху, словно морскую раковину.

— Я ничего не брал, там было пусто, — поспешил оправдаться Джон, заметив ее выражение лица.

— Пусто? Плохо искали. — Аннетта с трудом развязала шнурок дрожащими пальцами и растерянно взглянула на Керью. — А я весь монастырь вверх дном перевернула!

Потянула за нитку, вытащила шелковую подкладку, двумя пальцами достала сложенный в несколько раз крошечный листок бумаги и показала мужчине.

— Бумажка…

— Не просто бумажка. Стихотворение.

— Стихотворение?

И все эти хлопоты — из-за клочка бумаги с несколькими строчками на нем?! Керью разглядел бисерный почерк, будто пером водило бестелесное существо. Но промолчал, чтобы не тревожить девушку. Времени в обрез, еще надо успеть выведать то, за чем пришел. Вернуться в конвент среди бела дня, да еще под столь неубедительным предлогом — затея рискованная. Вторая «сестричка» могла в любой момент узнать монаркино. Джон в панике пытался придумать, что сказать, лишь бы еще немного побыть рядом с Аннеттой.

— Это вы написали?

— Нет. — Девушка вздрогнула.

— Позволите прочесть? — Керью чувствовал себя полным идиотом.

Суора поднесла листок к губам и аккуратно убрала в тайник за подкладку. Джон не мог оторвать от девушки глаз: лебединая шея, крошечная родинка, похожая на мушку, изгиб скул. Необычный разрез глаз: чуть раскосые, почти миндалевидные.

— Похоже, эти стихи вам очень дороги.

— Их написала подруга, которую я потеряла навсегда. И просила сохранить.

— Она тоже была монахиней?

— Ну что вы, — съязвила клирошанка, склонив голову набок. — Я должна была передать стихи ее возлюбленному.

Она говорила так, словно никогда раньше не думала о подобном.

— Но вы храните их?

— Пока. Он живет очень далеко. А я…

Аннетта многозначительно положила руку на разделявшую их решетку. Керью не сдержался и накрыл ее ладонь своей. Девушка будто со стороны услышала свой собственный резкий вдох.

Они молча смотрели друг другу в глаза.

Аннетта знала, что надо убрать руку, но не смогла. Его взгляд ласкал ее… щеки, волосы, слегка приоткрытые губы.

— Прекратите!

— Что?

— Просто перестаньте, — зажмурилась она.

А когда размежила веки, Джон не отвел взгляда. В его глазах — голод и нежность.

— Клянусь, я не причиню вам вреда… ни за что на свете.

Они стояли так близко, что клирошанка чувствовала его дыхание кожей. В дальнем углу зашуршал соглядатай. Аннетта подпрыгнула, будто ее ужалила оса. Суора Катерина, снова на ногах, спиной к ним, беседовала с кем-то, стоящим за дверью.

— Мне надо идти…

Аннетта обернулась и увидела очертания двух фигур. Появление второй монахини, тихое перешептывание встревожило девушку.

— Нужно уходить…

— Подождите, прошу! — Керью понял, что упускает последний шанс. — Позвольте задать один вопрос…

— Нет времени. Пожалуйста, уходи, пока тебя никто не заметил. — Суора отвернулась.

— Алмаз, Голубой Султан, — вырвалось у Джона.

Вообще-то он собирался спросить, не мог ли видеть ее в гареме в Константинополе. Аннетта резко обернулась, глядя на него широко открытыми глазами.

— Что тебе известно о Голубом Султане? — Она обеими руками вцепилась в решетку, аж костяшки пальцев побелели.

Но, увы, было уже поздно. Вдалеке раздался скорбный звон колоколов капеллы.

— Суора! — зашуршала накрахмаленными юбками Катерина.

Девушка даже не обернулась.

— Суора Аннетта! — резко повторила монахиня. — Звонят к молитве, вы что, оглохли?

Но подруга Селии не отпускала решетку. «Это она, — подумал Керью. — Но откуда ей известно об алмазе?»

Джон беспомощно смотрел, как «графиня» увлекает прочь его подспудную мечту.

Аннетта, будто в тумане, шла за суорой Катериной. Она не скоро поняла, что для полуденных молитв еще рановато. Придя в себя, обратила внимание, что колокола звучали необычно: долгие, скорбные удары.

Полумрак капеллы наполняли резкие запахи. Обычно здесь бывшей узнице гарема было очень спокойно, но не сегодня. Девушка вместе с другими одетыми в черное женщинами прошла внутрь, не замечая, что творится вокруг, и заняла привычное место рядом с самыми молодыми клирошанками Франческой и Урсией.

«Голубой Султан! Невероятно, невозможно!»

Франческа сразу же заметила тревогу Аннетты и сочувственно положила ей руку на плечо.

— Уже знаешь?

— Что? — не поняла та. Потом, немного придя в себя, переспросила: — Что знаю?

— Об аббатисе, конечно. По-моему, тебе нехорошо, сестра. Ты такая бледная.

Аннетте пришлось напрячь волю, чтобы продолжить разговор.

— А что с ней случилось?

— Ты правда не знаешь? Ее преподобие, — быстро перекрестилась Франческа, — отошла в мир иной. Всего полчаса назад. Пусть земля ей будет пухом.

— Суора Бонифация? Умерла? Нет, мы же беседовали всего несколько дней назад! — Девушка с трудом воспринимала происходящее.

— Это случилось так внезапно… Poverina![26] — вздохнула монахиня. — Говорят, лихорадка. У суоры Кьяры та же самая болезнь. Наша добрая матушка была святой! Да упокоится ее душа с миром.

— Бонифация была уже стара, — шепнула менее впечатлительная Урсия. — Интересно, кто станет новой аббатисой?

Урсия выразительно посмотрела на преклонившую колени в молитве суору Пурификасьон.

— Будет голосовать весь орден. Так обычно поступают?

— Вот уж кого я никогда не поддержу…

Остальные клирошанки тоже возбужденно обсуждали новости, но Аннетта почти ничего не слышала — так звенело в ушах. У нее не было времени на досужую болтовню. Следует все обдумать. Сейчас никакой разницы, кто станет новой аббатисой.

Она даже не могла оплакивать суору Бонифацию. Девушка опустилась на колени и спрятала лицо в ладонях, словно молилась.

Но думала только о Голубом Султане. Откуда Джон Керью узнал о нем? И что конкретно ему известно? Неужели ее выследили? А бывшая карие уже решила, что здесь безопасно.