— Это сторожевая собака, — сказала женщина, бросая на нее нежный взгляд. — Может показаться, будто она спит на работе, но когда садится солнце, она приступает к несению службы. Кстати, меня зовут Вэбс. Мистер Вилкокс сейчас разговаривает по телефону, но через минуту освободится. Хотите кофе? Он уже готов.

— Нет, спасибо.

— В таком случае садитесь.

Она наполнила свою кружку из стального кофейника, но, как только села, зазвонил местный телефон.

— Это он. Вы можете войти.

Кальвину Вилкоксу было за шестьдесят. На нем были рубашка из джинсовой ткани с короткими рукавами и джинсы. Ремень подпоясывал умеренно толстый живот. В кармане его рубашки я заметила пачку сигарет. Редеющие рыжие волосы и рыжеватые веснушки на руках. Щеки обожжены ветром. Ярко-зеленые глаза на загорелом лице. Я поняла, что вижу перед собой мужской вариант зеленых глаз и крашеных рыжих волос Виолетты.

Мы наклонились через стол, чтобы пожать друг другу руки. Он был крупным мужчиной, не высоким, но крепко сложенным. Кальвин подождал, пока я сяду, и только потом уселся в свое вертящееся кресло, привычным движением оттолкнувшись одной ногой от края стола. Подняв руки, он сплел пальцы над головой, что придало ему расслабленный и открытый вид — это было несколько неожиданно. Позади него на стене висела черно-белая фотография, запечатлевшая его на стройплощадке. Его глаз было не видно из-под полей шляпы, в то время как стоявшие по обеим сторонам от него мужчины были с непокрытыми головами и смотрели исподлобья. У одного в руке была лопата, так что, возможно, это церемония закладки фундамента очередного дома.

Кальвин улыбнулся, его явно заинтересовала моя персона.

— Опять о моей сестре Виолетте?

— Извините. Я знаю, что этот вопрос поднимают примерно каждые два года.

— Мне следовало бы уже привыкнуть к этому. Как говорится: «Природа не терпит пустоты». Конечно, нужно, чтобы в этом деле была поставлена точка. Как давно вы работаете на Дейзи?

— Недавно.

— Полагаю, она может тратить свои деньги так, как ей заблагорассудится, но чего она хочет добиться?

— Она хочет найти свою мать.

— Ну да, это я понимаю, но что потом?

— Это зависит от того, где теперь Виолетта.

— Трудно поверить, что это все еще волнует ее после стольких лет.

— А вас не волнует?

— Нисколько. Виолетта делала то, что хотела. Ее жизнь была ее личным делом. Она редко ко мне прислушивалась, а если я давал ей совет, делала все наоборот. Так что в конце концов я оставил ее в покое.

— Она когда-нибудь говорила о том, что Фоли ее бьет?

— Ей не нужно было говорить об этом. Это было и так очевидно. Он сломал ей нос, выбил зуб, сломал два ребра. Не знаю, почему она мирилась с этим. Если бы она обратилась ко мне, я бы помог, но она снова и снова возвращалась к нему. Что я мог поделать?

— Вы старше или моложе ее?

— На два года старше.

— У вас есть еще братья или сестры?

— К сожалению, нет. Родители стареют, и хорошо иметь близких людей, которые могли бы помочь ухаживать за ними. Виолетта бы уж точно не стала этого делать.

— Ваши родители еще живы?

— Нет. У отца было несколько сердечных приступов в 1951 году. Три подряд, последний оказался смертельным. Врачи констатировали порок сердца, который был у него с детства. Ему было сорок восемь лет. Пока что мне удалось пережить его на тринадцать лет. Мама умерла пару лет назад, в возрасте восьмидесяти четырех лет.

— Вы женаты или холосты?

— Женат. А вы?

— Я не замужем, а мои родители умерли.

— Вам повезло. Моя мать много лет находилась в доме престарелых. Лучше назвать это «пристанищем»: это не дом. Она звонила мне каждый день, умоляя приехать и забрать ее. Если бы это зависело от меня, я бы так и сделал, но моя жена была непреклонна. Она биржевой маклер и ни за что не хотела бросать свою работу, чтобы ухаживать за свекровью. Я не виню ее, но это было жестоко.

— У вас есть дети?

— Четверо взрослых сыновей. Двое живут здесь, в этом городе, один в Рено, другой в Фениксе. — Он взглянул на часы. — Если вы хотите что-то спросить о Виолетте, то поторопитесь. У меня скоро совещание.

— Извините. Меня так интересуют люди, что я забываю о времени.

— Понятно. Это ваша работа.

— Если я правильно поняла, вы с Виолеттой не были близки.

— Правильно поняли. В последний раз, когда я ее видел, она пришла ко мне в офис и попросила денег, которые я по глупости ей дал.

— Сколько?

— Две тысячи долларов. Это было первого июля, если это имеет значение. Уйдя от меня, она отправилась к нашей матери и вытянула деньги и из нее. У матери было мало денег, но Виолетта ухитрилась выклянчить еще пятьсот долларов. Спустя месяц мы обнаружили, что она украла мамины драгоценности: бриллиантовые браслеты, серьги, два жемчужных ожерелья — ювелирные изделия на три тысячи долларов.

— Откуда вы знаете, что это она украла?

— Мама вспомнила, как Виолетта сказала, что ей нужно в ванную комнату, куда можно пройти только через мамину спальню. Шкатулка с драгоценностями стояла на туалетном столике. Мама не открывала ее до своего дня рождения. Мы с Рэйчел повели ее обедать в кантри-клуб. Она хотела блеснуть своими украшениями и тогда только обнаружила, что они пропали.

— Вы заявляли в полицию?

— Я хотел, но мама отговорила. Она сказала, что если Виолетте они так были нужны, то Бог с ними.

— Виолетта раньше крала вещи?

— Нет, но одалживала деньги при каждом удобном случае, обычно маленькие суммы. Она говорила, что это для Дейзи, так что мы не могли ей отказать.

— Это странно. Она хвасталась тем, что имеет собственные пятьдесят тысяч долларов, которые, по словам Фоли, получила по страховке. Она забрала их из банка.

— Виолетта говорила мне то же самое, но я считал, что она сочиняет. Если бы у нее были такие деньги, к чему ей было бы выпрашивать у меня две тысячи?

— Предположим, ей нужно было собрать большую сумму для того, чтобы уехать.

— Вполне возможно.

— Могла ли она поддерживать связь с вашей матерью? Я все время думаю, что если ей удалось устроить новую жизнь, она все же хотела бы иметь какую-то связь с прошлым.

— Только не со мной. Виолетта не имела никаких привязанностей, по крайней мере мне о них неизвестно. Она не могла бы общаться с матерью без моего ведома: я договорился на почте, чтобы вся ее корреспонденция проходила через меня. Одно время мошенники посылали на ее адрес письма с предложением «доходных» финансовых схем или сообщали ей о том, что она выиграла в лотерею и должна прислать денежный взнос на оформление выигрыша. Она была настолько доверчива, что отдала бы всю мебель, если бы кто-нибудь попросил.

— А охрана в доме для престарелых была надежная?

— Вы думаете, что Виолетта могла бы туда проникнуть? Забудьте об этом. Мать была ей нужна только для того, чтобы обирать ее. Конечно, теперь это не имеет значения, потому что мама умерла, но если моей сестре удалось начать новую жизнь, она бы не стала рисковать ею ради женщины, на которую ей было наплевать с высокой башни.

— У вас есть какое-нибудь предположение насчет того, куда она могла уехать?

— Туда, куда привела бы ее дорога. Она действовала импульсивно, а не по заранее обдуманному плану.

— И все же как вы думаете, она жива? И если да, то где она?

— Я никогда этого не говорил. Если бы она была жива, она бы вернулась, чтобы клянчить деньги, одалживать или воровать все, что могла. Она бы и месяца не могла прожить, не попрошайничая. — Он снял ногу с письменного стола и наклонился ко мне. — Хотите знать мое мнение?

— Конечно.

— Вы хотите сделать Дейзи счастливой? Прекрасно. Заработать немного баксов для себя? Это меня не касается. Но не превращайте поиск Виолетты в свою священную миссию. Если вы найдете ее, то только навлечете неприятности.

— На кого?

— На всех, включая Дейзи.

— Что вы знаете такого, чего не знаю я?

— Ничего. Но я знаю Виолетту. Это мой вам совет.