— За хорошего человека?

— Чудесного. Он учится в юридическом колледже недалеко отсюда, так что они будут жить здесь.

— А две другие?

— Эмбер двадцать три, она была мажореткой в джазовом оркестре школы. Она должна была учиться на старшем курсе колледжа, но взяла академический отпуск, чтобы попутешествовать. Британи в следующем месяце исполнится двадцать. Она в Аллан-Хэнкок, учится там в колледже.

— Они очень похожи на вас. Вы, должно быть, очень дружите.

— О, они замечательные! Мы очень хорошо проводим время вместе. Хотите посмотреть?

— С удовольствием.

Она встала, и я последовала за ней.

— Когда вы сюда переехали?

— Неделю назад. Здесь пока ужасный беспорядок, — бросила она через плечо, когда мы шли по коридору. — У меня еще половина коробок не распакована, и некоторые комнаты будут меблированы бог знает когда. Мне нужно найти хорошего дизайнера. Большинство довольно посредственны. Вы не замечали?

— Я никогда не работала с дизайнером.

— Ну и не надо, если можете без него обойтись.

Она провела меня по дому, показывая пустую столовую, буфетную, кухню и прачечную. В окно кухни был виден задний двор, в центре которого находилось залитое бетоном патио, выглядевшее как островок посреди моря грязи. Наверху были пять спален — спальня хозяев, спальня каждой из дочерей и гостевая комната без мебели. Кэти не переставая болтала о планах обустройства дома. Я время от времени вставляла наигранно восторженные реплики:

— О, я всегда была без ума от стиля Людовика XIV. Здесь он будет выглядеть великолепно!

— Вы так думаете?

— Уверена. Нельзя придумать ничего лучшего.

Стены в комнате Тиффани были выкрашены в бледно-кремовый цвет. Мебель была расставлена, но у меня сложилось впечатление, что она и не собирается сюда въезжать. Вот выйдет замуж и будет приезжать в этот дом на праздники в сопровождении мужа и детей. Комната Эмбер была ярко-пурпурная и тоже имела необжитой вид. Британи в свои девятнадцать лет все еще не могла расстаться со своими плюшевыми игрушками. Она выбрала розовый с белым — в полоску, в клетку, с завитушками. Все было украшено кружевными оборочками, включая туалетный столик, покрывало и балдахин над кроватью. Кэти стала было подробно перечислять достижения своих дочерей, но я прервала ее.

Спускаясь по лестнице, я снова восхитилась:

— Прекрасный дом!

— Спасибо, мне он тоже нравится, — сказала она, одарив меня улыбкой.

— Чем занимается ваш муж?

— Он продает машины.

— Как ваш отец?

— Он работает у папы.

— Замечательно. Я собираюсь на днях в автосалон — побеседовать с вашим отцом о Виолетте. Ведь это он продал ей машину?

— Да, но я сомневаюсь, что он сможет рассказать вам больше, чем я.

— Любая дополнительная информация может помочь. Это все равно что составлять пазл, не имея перед собой картинки на коробке. Сейчас я даже не знаю, что у меня получится.

Возвратившись в гостиную, Кэти села на кушетку, а я — на стул. Она подняла стакан и встряхнула лед, отпив половину воды, которая натаяла в наше отсутствие.

— Вы хорошо знали Виолетту?

— Не очень. Мне было четырнадцать лет, и я никогда близко с ней не сталкивалась. Моя мать терпеть ее не могла. Ирония судьбы заключается в том, что через шесть месяцев после маминой смерти папа женился на женщине, очень похожей на Виолетту — те же крашеные рыжие волосы, те же манеры дешевой шлюхи. Каролине будет сорок пять, на три года меньше, чем мне, представляете? Я надеялась, что это всего лишь увлечение, но они женаты уже двадцать лет, так что, полагаю, это надолго. Очень жаль.

Я, не придумав ничего лучшего, сказала:

— О!

Она уловила мой тон и добавила:

— Мне, наверное, надо было бы радоваться тому, что кто-то за ним ухаживает. Избавляет меня от необходимости заботиться о нем. Но держу пари, что, если он заболеет, Каролина тут же его бросит.

— Какая у них разница в возрасте?

— Тридцать шесть лет.

— Bay!

— Да уж. Когда они поженились, ему было шестьдесят один, а ей двадцать пять. Не спрашивайте меня, чем он ее привлек. Ей хорошо живется, и она знает, как получить все, чего хочет, — сказала она, потирая большим пальцем указательный, что означало деньги.

Это заставило меня задуматься о том, не лишит ли новая миссис Креймер единственную дочь Чета наследства.

— А Виолетта? У вас должно было сложиться о ней какое-то мнение.

— У меня то же мнение, что и у моей матери. Она считала Виолетту потаскушкой. Мужчины бегали за ней, как стая собак, так что, наверное, в ней что-то было, но что именно, я не понимаю.

— Вы ходили в тот вечер на фейерверк?

Она разглаживала уголки глянцевых журналов.

— Да, Лайза и я должны были пойти вместе, но Виолетта попросила ее посидеть с ребенком. Я думаю, что Лайза пришла к ним в шесть часов, чтобы искупать Дейзи и уложить ее спать.

— Вы не заметили в парке Фоли?

— Конечно, заметила. Он разговаривал с моей мамой. По пути он заехал в «Голубую луну» и, как всегда, был пьян, так что они с мамой начали ругаться.

— Из-за чего?

— Кто их знает…

— Вы говорили с ним сами?

— Нет. Я боялась его и не хотела иметь с ним дела.

— Вы когда-нибудь составляли компанию Лайзе, когда она сидела с ребенком?

— Иногда. Я рада, что мама не знала об этом, не то у нее был бы припадок. Она была трезвенницей, которая считала, что все зло в мире — от бутылки.

— Почему вы боялись Фоли?

— Из-за его агрессивности, приступов ярости и ругани. От него можно было ожидать чего угодно. Я считала, что если он мог ударить Виолетту, то почему бы не Лайзу или меня?

— Вы когда-нибудь видели, как он бил Виолетту?

— Нет, но видела следы побоев. Этого было достаточно.

— Когда вы услышали, что Виолетта пропала?

— В воскресенье утром. Мистер Пэджет пришел к нам на обед после церкви, и он первым сообщил эту новость маме.

— А как он узнал об этом?

— В городе размером с Сирина-Стейшн все всё знают. Может быть, кто-то заметил, что машина не была припаркована перед домом. Это дало волю сплетням.

— Ходили ли какие-нибудь слухи насчет того, с кем встречалась Виолетта? Кого-то могли подозревать?

— Не помню. Виолетта была шлюхой, так что это мог быть кто угодно. Какой-нибудь парень, которого она подцепила в баре.

— Я вижу, что вас не удивило бы, если бы выяснилось, что она сбежала.

— Нет, черт возьми, конечно бы, не удивило.

— И даже то, что она бросила Дейзи?

Кэти состроила гримаску.

— Дейзи была в то время хныкающей маленькой соплячкой. Салливаны были беднее церковной мыши, их дом был отвратителен, и Фоли избивал Виолетту при каждом удобном случае. Непонятно, почему она так долго терпела.

Я поехала из района, где жила Кэти, в собственно Санта-Марию, где на стоянке возле узкой прогулочной галереи я увидела телефонную будку. Набрав рабочий номер брата Виолетты, услышала женский голос: «Вилкокс констракшн».

— Здравствуйте, меня зовут Кинси Миллхоун. Мне нужно связаться с Кальвином Вилкоксом.

— Могу я спросить, по какому вопросу?

— По поводу его сестры.

Последовала пауза.

— У мистера Вилкокса нет сестры.

— Возможно, сейчас нет, но была. Спросите его, не уделит ли он мне несколько минут. Я хотела бы поговорить с ним.

— Не вешайте трубку, я посмотрю, в конторе ли он.

Я решила, что это отговорка и сейчас услышу, что «его нет на месте», но в следующий момент он сам взял трубку.

— Вилкокс слушает.

Я постаралась быть лаконичной, поскольку он производил впечатление делового человека.

— Приезжайте через полчаса, хорошо? Иначе я не смогу встретиться с вами до следующей недели.

— Уже еду.

«Вилкокс констракшн» была расположена на 166-м шоссе в здании из стекла и стали на узкой площадке, окруженной забором. За столом прямо у входа сидела секретарша, в чьи обязанности, возможно, входили печатание на машинке, делопроизводство, приготовление кофе и выгул немецкой овчарки, спящей возле ее стола.