Он позвонил в пятницу утром, но опять безрезультатно. Он проехал по Сирина-Стейшн, надеясь увидеть Виолетту. Потом съездил с поручением в Сайлес, покружил по городу, припарковавшись через дорогу от почтового отделения, чтобы забрать свою почту. И о чудо! Он заметил ее. Она сидела за рулем новенького «шевроле», который он видел в салоне Чета Креймера. Он как раз переходил улицу, когда она затормозила на красный свет. Она наклонилась и ждала, пока он поравняется с ее открытым окном.

— Как тебе машина?

Она вся светилась от счастья. От гнева не осталось и следа, перед ним была Виолетта Салливан, радующаяся машине, как ребенок блестящему новому велосипеду. Он не мог не улыбнуться.

— Где ты ее взяла? Она очень красивая.

— Она моя. Фоли купил ее мне.

— Купил? Я думал, что Фоли банкрот.

— О, у него есть свои маленькие хитрости. Он, должно быть, вытащил счастливый билет у Чета, потому что ушел сегодня рано утром, а спустя час приехал домой и припарковал эту маленькую красавицу у обочины.

— А по какому случаю?

— Какой еще случай? Он от меня без ума. Конечно, это не помешало ему вчера вечером психануть и разорвать мои новые кружевные занавески, которые мне пришлось выбросить в мусорное ведро. А куда ты направляешься? Хочешь прокатиться?

— Нет, у меня есть дела. Может быть, в другой раз, — сказал он. На переднем сиденье он заметил пару белых картонных очков. — Это твои очки?

— Эти? Нет, я сегодня возила Дейзи и Лайзу Меллинкэмп в 3D-кинотеатр. «Дьявол Буана». Дейзи теперь целый месяц будут сниться кошмары.

— Детям часто снятся кошмары, — согласился он.

— Как бы там ни было, мне надо быть в одном месте, так что пока. — Она поставила ногу на газ и унеслась.

Он никогда не видел ее такой жизнерадостной и любезной. Он сел в свою машину с огромным чувством облегчения. Возможно, все будет в порядке и он сможет вздохнуть свободно.

Джейк вернулся в госпиталь в тот день поздно, чувствуя себя так легко, как не чувствовал уже много месяцев. Еще не было и пяти часов, но тележки с ужином уже стояли в коридоре. Он решил посидеть с Мэри Хейрл во время ужина и провести с ней весь вечер, пока она не подготовится ко сну. По дороге он купил ей маленький цветок в горшочке, чтобы она поставила его возле своей кровати. Цветочница упаковала его в высокий конус из зеленой бумаги с большим красным бантом. Джейк подумал, что Мэри будет приятно смотреть на что-то яркое, красочное. В лифте он поднялся на второй этаж. Когда двери открылись, он застыл на месте. Отец Мэри Хейрл стоял в холле с каменным лицом. Что-то случилось. Возможно, ее состояние ухудшилось; возможно, она умерла. Холод пробежал по всему его телу — от ног до головы.

В одной руке Хейрл держал Библию, а в другой сжимал кусочек розовой бумаги из блокнота, покрытый неровными буквами, написанными черными чернилами.

— Ты, сукин сын! Поклянись мне на Библии, что никогда не чувствовал похоть. Скажи, что никогда не спал с Виолеттой Салливан, и не смей лгать. Моя бедная девочка, мое единственное дитя, пока мы здесь стоим, она умирает. Возможно, ей осталось жить не больше недели. Поклянись, что ты не засовывал свой член в рот этой шлюхи! Думаешь, я не знаю? Земля слухами полнится, и я слышал о каждом твоем похождении. Ты считал себя очень хитрым, но никогда не мог меня одурачить. Я давно хотел уличить тебя, но сдерживался из-за Мэри Хейрл. Мне следовало сказать это много лет назад, но она тебя обожала. Боготворила землю, по которой ты ходил. Ты неудачник! Ничтожество! Не можешь даже заработать приличные деньги. Если бы не я, ты жил бы на пособие. А теперь ты отправляешься в бар и выставляешь себя на посмешище…

Голос Хейрла сорвался, и рука с розовым листочком задрожала. Он всхлипнул, но взял себя в руки.

— Если бы у меня были силы, я бы вытряс из тебя жизнь. Моя красавица… У нее ангельская душа, а что ты? Ты низкий, вонючий ублюдок. Ты сделал ее предметом жалости в этом городе, и она сойдет в могилу с репутацией юродивой, но тебя ждет кое-что похуже. Я тебе это обещаю.

В голове у Джейка была пустота. От ужаса он не мог произнести ни слова. Что она натворила? Господи Боже, что еще учинила Виолетта Салливан?

Мы втроем отправились к Дейзи, каждая на своей машине — было очень похоже на маленькую автоколонну. По дороге я заехала в магазин «Все за пенни», где купила хлопчатобумажную ночную сорочку, две футболки и дешевое нижнее белье. Вторую остановку я сделала в ближайшем супермаркете и купила три романа в мягких обложках, шампунь с кондиционером и дезодорант — если останусь в городе еще какое-то время, то буду по крайней мере хорошо пахнуть. Даже если «бель-эйр» неожиданно быстро откопают и я на следующий день вернусь домой, покупки мне пригодятся: у них нет срока давности.

Я приехала к Дейзи в восемь часов вечера, когда уже наступили осенние сумерки и зажглись уличные фонари. Она оставила дверь гаража открытой, так что я въехала, заперла гараж и опустила автоматический засов на двери. Войдя в дом, я увидела Тэннье, лежащую на полу в гостиной. Она старалась расслабить мышцы на спине, после того как все утро рубила кусты, а днем смотрела, как полицейские выкапывают машину из ее газона. На кухне Дейзи заваривала чай. Она сменила рабочую одежду на свитер, но выглядела все еще взволнованной. На ее лице было написано страдание, хотя она заявляла, что чувствует себя отлично. Обнаружение машины угнетало каждую из нас, но «лечились» мы каждая по-своему. Дейзи грезила о ванне, Тэннье — о выпивке, а я мечтала остаться одна, но, к сожалению, в тот момент мое желание было невыполнимо. Я не могла улечься в постель, потому что Дейзи принесла свою чашку чая в гостиную и теперь сидела на диване — месте моего ночлега. С пола Тэннье жалобно простонала:

— Эй, девочки, не помню, чтобы я обедала. Или я что-то забыла? Кто-нибудь еще хочет есть? Я готова съесть собственную руку.

После коротких переговоров Дейзи сняла трубку телефона и заказала большую пиццу, которую принесли через полчаса. Мы ели с аппетитом, хотя Тэннье отказалась от тех кусков пиццы, где были анчоусы, за которые проголосовали я и Дейзи. Когда мы решили, что наша дневная программа уже выполнена и мы можем почитать или посмотреть телевизор, зазвонил телефон. Дейзи сняла трубку.

— О, привет, Макфи! В чем дело?

Я следила за тем, как менялось выражение ее лица. Щеки Дейзи медленно покрывались румянцем — так все ярче начинает гореть лампа, снабженная регулятором яркости освещения.

— Как это произошло? — Она закрыла глаза, покачивая головой. — Понятно. Нет-нет. Это не твоя вина. Понимаю. Я сейчас приеду.

Она повесила трубку.

— Что случилось? — спросила я.

— Мой отец сидит в «Голубой луне» в стельку пьяный. Макфи хочет, чтобы я забрала его оттуда, пока он не начал буянить.

— Фоли пьян?

— Так он сказал. Я поеду, а вы оставайтесь здесь.

— Не глупите. Я поеду с вами. Вы сами не справитесь, если он сильно пьян.

Дейзи обернулась к Тэннье:

— А ты?

— Я останусь. Приеду, если тебе понадоблюсь, но я совершенно разбита. Мне завтра рано вставать и далеко ехать. Если я окажусь в «Луне», то кончу тем, что напьюсь. Мне очень хочется выпить, но я стараюсь себя контролировать.

— Не беспокойся. Мы вернемся, как только все уладим.

Дейзи взяла сумочку и ключи от машины. Она сказала, что ей будет тепло и в свитере, и отдала свою куртку мне. Вечером было уже прохладно, и мы не знали, как долго пробудем на улице. Всю дорогу в пятнадцать миль между Санта-Марией и Сирина-Стейшн она качала головой:

— Не могу поверить. Он не пил тридцать четыре года, и вот пожалуйста — опять напился.

— Он, должно быть, узнал о машине.

— Макфи так и сказал.

— Но почему это так на него подействовало?

— Понятия не имею. Даже не догадываюсь.

«Голубая луна» в пятницу была набита битком. Час пик закончился в семь вечера, но гулянка продолжалась. Веселье перехлестывало через край, демонстрируя большую радость по поводу окончания рабочей недели. На этот раз здесь пахло пивом и сигаретным дымом. Шум, создаваемый громкими разговорами, звуками музыкального автомата и пьяным смехом, был невообразимым.