Спустя пять дней после подписания договора Эдуард встретился с Ланкастером на мосту через реку Соар близ Лоуборо[77] и разыграл сцену с поцелуем мира, даровав кузену полное прощение за все его деяния против мира в государстве; на этом действительно завершилась распря графа с Сюрреем. Хотя Ланкастер был основательно унижен, Эдуард не отказался от желания отомстить ему за смерть Гавестона, но, вероятно, как и тот, счел, что мирное урегулирование при посредстве умеренных — наилучший путь к достижению своих целей, притом, что позиция его была в тот момент слаба.
Эдуард обосновался в Йорке 28 сентября и прожил там до ноября. Изабелла пребывала в окрестностях и дважды посетила монастырь Беверли — 8 и 18 октября.{626} Вскоре после этого пришло приятное известие о гибели Эдварда Брюса в битве при Фогарте близ Дандолка. К концу года шотландцы навсегда покинули Ирландию, и ирландский кризис пришел к концу.
Когда Парламент собрался в Йорке 28 октября, он подтвердил Ликский договор и учредил постоянно действующий совет из семнадцати членов во главе с Пемброком. Одним из советников сделали Мортимера, который к этому времени уже вернулся ко двору, в знак признательности за его большие достижения в Ирландии. Советником стал также Деспенсер-старший — ему позволили вернуться на королевскую службу, несмотря на то, что он единственный был против Ликского договора. Король обещал не предпринимать никаких действий без согласия совета, и Мортимер стал одним из его гарантов. Мортимер был также введен в комиссию, созданную Парламентом, по реформированию королевского двора;{627} это первые случаи его действий против Эдуарда, и они указывают на то, что он теперь стал сторонником партии Пемброка.
Хьюго Деспенсер-младший тоже вошел в постоянный совет — на Парламент произвело впечатление его видимое согласие с Пемброком. Парламент также одобрил недавнее назначение младшего Деспенсера камергером королевского двора. Но на союз с Деспенсером теперь нельзя было рассчитывать: д'Амори убрали с дороги, и младший Хьюго быстро занял его место, переключив на себя доверие и привязанность короля. Назначение Деспенсера на влиятельную должность камергера стало началом его пресловутого правления в качества фаворита. Ряд документов о пожалованиях земель и разных благ свидетельствует о возрастающем уважении короля к нему. Являясь человеком намного более способным чем Гавестон, алчный и честолюбивый Деспенсер оказался значительно опаснее во всех отношениях и представлял более серьезную угрозу баронам, которые со временем стали его бояться.
Став камергером, Деспенсер получил право окончательного решения, кого допускать пред очи венценосного хозяина, и, соответственно, стал контролировать систему покровительства. Таким образом, он мог легко оказывать давление и вымогать огромные взятки. Вскоре возникло подозрение, что он устраняет всякое иное влияние на короля, включая влияние Пемброка, и шепотом поговаривали, что он водит Эдуарда, «как котенка за соломинкой».{628}
И все-таки на этой стадии нет доказательств ни того, что Изабелла рассматривала Деспенсера как соперника, ни каких-либо трений или напряжения между ними, хотя Изабелла, конечно, не могла приветствовать растущее воздействие Хьюго на ее мужа. Даже если королева пока не осознавала этого, Деспенсер, в силу своего особого статуса, уже представлял собой угрозу ее положению и ее влиянию.
Хотя Фруассар безапелляционно утверждает, что Деспенсер «был содомитом и даже, как говорили, сходился с королем», каких-либо иных прямых свидетельств о гомосексуальном характере отношений Эдуарда и Хьюго нет. Тем не менее косвенные доказательства показывают, что это весьма вероятно, иначе Деспенсер вряд ли сумел бы добиться такого гипнотического влияния на Эдуарда. И в 1321 году Пемброк вынужден был предупредить короля, «что разобьется о скалы тот, кто любит другого больше, чем себя». Понятно, что это утверждение относилось не к Изабелле.
Деспенсер-старший извлек большие выгоды из взлета своего сына и достиг теперь наивысшего в его карьере политического влияния. Объединившись, используя положение сына как рычаг, Деспенсеры мало-помалу возобладали над королем. Они нанимали и увольняли служащих по своему усмотрению, а их алчность вскоре вошла в поговорку. Любой, кто чем-либо не угодил им или обладал предметом их вожделений, мог ожидать, что его посадят в тюрьму или лишат имущества.
Парламент в Йорке занимался также спорным вопросом о восстановлении королевских пожалований, но первоначальными разумными требованиями Ланкастера пренебрегли и в конечном счете урезали владения всего лишь одного йомена на службе у королевы. Ланкастер в Парламенте занимался только одним: настаивал на своем праве, в качестве наследственного наместника Англии, назначить нового камергера двора вместо Уильяма Монтегю, которому дали должность в Гаскони. Показательно, как низко пал прежде столь могущественный граф — Парламент не дал своего согласия и, к великой ярости Ланкастера, одобрил предложенное королем назначение Бэдлсмира, когда-то бывшего сторонником Ланкастера; с того момента между Ланкастером и Бэдлсмиром возникла вражда.{629}
* * *
Все-таки гражданскую войну удалось предотвратить, и с Ликского договора начался период хрупкого мира, которому предстояло продлиться два года. Король и королева пробыли на севере весь ноябрь 1318 года; именно тогда обретший новую энергию Эдуард решил заняться возвращением Бервика. Он принялся строить планы массированного нападения на шотландцев в июне следующего года. Затем супруги вернулись на юг и провели Рождество в Болдоке, в Хертфордшире. На Двенадцатую ночь, 6 января, король и королева раздали щедрые подарки, несмотря на стесненность в средствах, и возглавили праздничные увеселения двора.
Эдуард сделал богатый подарок — серебряный позолоченный кувшин с подставкой и крышкой — тому придворному, которому повезло стать «Бобовым королем» в тот вечер. Полномочия тому доставались почти такие же, как у предводителя карнавала, но сохранялись они лишь на одну, Двенадцатую ночь.
Эдуард вернулся в Йорк в январе 1319 года, оставив в качестве наместника графа Норфолка. Изабелла прибыла в Йорк к марту, как и жена Деспенсера Элинор де Клер, которую Эдуард назначил прислуживать ей.{630} Роджер Мортимер, проведя рождество в Уигморе, также присоединился ко двору в Йорке. 15 марта король назначил Мортимера юстициарием Ирландии; было решено, что в июне он отправится туда для поддержания порядка.
Возможно, как раз во время этой своей поездки на север Изабелла способствовала завершению тяжбы между аббатом и горожанами Питерборо относительно того, кто должен нести расходы по ремонту городского моста. Когда пришла грамота от имени короля, что королева и ее младший сын, принц Джон, намереваются остановиться в аббатстве, настоятель поторопился починить мост, приведя его в готовность к высочайшему посещению. Затем ему пришлось войти в еще большие расходы, чтобы преподнести королеве подарок ценой в 20 фунтов, и еще выложить 400 фунтов на мелкие подношения и развлечения во время визита.
Изабелла провела почти весь год в Йорке, и Роберт из Рединга утверждает, что там же она родила дочь Джоан. Обычно считается, что хронист попросту ошибся, и на самом деле имел в виду дочь того же имени, которую королева родила в 1321 году; однако возможно, что девочка, названная Джоан, действительно родилась в 1319, но умерла во младенчестве.
Так или иначе, ни один из прочих хронистов не упоминает об этой второй (или первой?) Джоан.
* * *
