Именно в этот опасный момент, благодаря миротворческому влиянию Пемброка, Эдуард достиг предварительного соглашения с Ланкастером. Но его систематически саботировали новые фавориты Эдуарда — д'Амори, Одли и Монтегю. Они яростно противились настоятельному требованию Ланкастера возобновить все дарения и пожалования Короны, сделанные с 1310 года.{615} Если бы король согласился на это, вероятно, кое-кто из зависимых от Изабеллы людей потерял бы существенную часть доходов, поскольку за требованием Ланкастера, несомненно, стояло желание перекрыть поток даров ее слугам; поэтому будет справедливо предположить, что королева, которой уже приходилось страдать от безденежья в руках Ланкастера, после чего король весьма щедро компенсировал ей все потери, стала на сторону придворной партии.{616} У Изабеллы не было никаких причин любить Ланкастера, и на протяжении как минимум предыдущих четырех лет она была его врагом.
В начале лета король и королева съездили как почетные гости на несколько свадеб: в Хэйверинг-эйт-Бауэр в Эссексе, в Виндзор и Вудсток. Документы двора Эдуарда сохранили упоминания о выдаче монет, которые по приказу короля рассыпали над головами счастливых пар, когда те приносили свои обеты у дверей часовни.
* * *
Срок родов приближался, и около 11 июня Изабелла отправилась в королевское поместье Вудсток в Оксфордшире. Вудсток располагался в Уичвудском лесу и незадолго до того был передан королеве в личное владение.{617} Он служил местом отдыха и охоты королей еще со времен до норманского завоевания, но в описываемое время дом с большим залом был относительно новым — его построил Генрих I в начале XII века, а в XIII веке преобразовал Генрих III. Каменная ограда охотничьего парка тянулась на семь миль, в ее пределах располагался также королевский зверинец со «странными животными из дальних краев» — львами, рысями, леопардами и дикобразами. Покои Изабеллы выходили в сад, где над прудом рос большой клен, и она могла дышать свежим воздухом, прогуливаясь под открытыми аркадами или отправиться к источнику в Иверсвелле, поблизости, где рос сад с сотней грушевых деревьев.[76]
13 июня король в одиночку наведался в Кентербери.{618} Через пять дней королева родила в Вудстоке дочь, названную Элеонорой в память о матери короля. Эдуард поспешил явиться к ложу жены и заплатил 333 фунтов за праздник по поводу ее церковного очищения.{619} После этого 28 июня супруги вдвоем поехали в Нортхэмптон,{620} где в июле намечалась сессия Парламента.
В то время, как они находились там, Изабеллу сильно встревожили расползающиеся по стране слухи, что король якобы не сын своего отца, а подменыш. Если учесть, какие беды сопровождали его царствование и как неловко он правил, не удивительно, что народ способен был поверить в подобную клевету.{621}
Началось это, когда некий Джон Дейдрас, сын дубильщика, известный также как Джон из Паудерхема, возможно, психически неуравновешенный человек, внезапно появился во дворце Бомонт, старой королевской резиденции в Оксфорде, и заявил свои права на владение им, настаивая, что именно он «истинный наследник королевства, сын пресветлого короля Эдуарда, давно уже умершего. Он уверял, будто милорд Эдуард — не царственной крови и не имеет никаких прав на державу, и предложил доказать свою правоту в поединке с ним».{622} Дейдрас был высок и красив, невероятно похож на Эдуарда, но у него не было одного уха.
Он уверял, что в младенчестве его погрызла свинья, которая оторвала ему ухо, и потому-де нянька, смертельно боясь признаться в этом Эдуарду I, подменила ребенка сыном какого-то возчика, каковой и вырос, как наследник престола. А королевского сына воспитал этот самый возчик. Как дополнительное доказательство низкого происхождения Эдуарда Дейдрас приводил примеры его привязанности к деревенским забавам и «прочим суетным и непристойным вещам», которые не к лицу сыну короля. Но более полноценных подтверждений своей истории он привести не мог.
Эдуард велел схватить самозванца и доставить к нему в Нортхэмптон. «Ну, здравствуй, брат», — сказал он иронично.
Но Дейдрас был настроен решительно и не позволил с собой шутить. «Ты не брат мне, — возразил он, — но ложно удерживаешь державу под своею рукою. Нету в тебе ни капли крови пресветлого государя Эдуарда, и сие я готов доказать, схватившись с тобою!»
Это уже выходило за все пределы, и Дейдраса подвергли допросу по обвинению в подстрекательстве к бунту. В конце концов он признался в самозванстве, но уверял, что мысль о подмене внушил ему дьявол, явившийся в облике кота. Признание, однако, не спасло его ни от виселицы, ни от огня, которому после повешения предали его тело. "Та же участь постигла и злосчастного кота.
На этом для короля дело закончилось. Но слух о том, что наследника подменили, «прокатился по всей стране», и Изабеллу это «обеспокоило сверх меры».{623} Эмоционально неустойчивая после родов, она, очевидно, была глубоко уязвлена и унижена самим фактом, что Дейдрас позволил себе высказывать подобные заявления прилюдно; однако нет никаких указаний на то, что она поверила в их достоверность.
* * *
Ланкастер, хотя и находился теперь в некоторой политической изоляции, продолжал создавать трудности. На этот раз он настаивал на удалении новых фаворитов, предупреждая, что они окажутся «хуже Гавестона»; естественно, он видел в д'Амори и его товарищах опасную угрозу собственному положению. Но король отказался отставить их, и Парламент затратил большую часть времени на препирательства с Ланкастером, который требовал прислать к нему послов, как будто и впрямь был монархом. Вторая делегация вернулась от графа 29 июля, достигнув определенных успехов, и тогда сама королева присоединилась к Пемброку, Херефорду и епископам в поисках мирного решения.
Посетила ли Изабелла Ланкастера, чтобы лично просить о сотрудничестве? В архивах герцогства Ланкастер сохранились три записи касательно подготовки к визиту королевы в Понтефракт. Они относятся к 1319 году, но более точно не датированы. Ланкастер постарался принять Изабеллу как полагается: стены зала украсили драпировками, на инструменты его трубачей прикрепили вымпелы, и четыре мастера потратили шесть дней, изготовляя козлы и скамьи для зала.{624} Отсюда следует, что королева должна была приехать с большой свитой. Однако прямых указаний на то, что визит действительно состоялся, нет.
Так или иначе, но в результате вмешательства королевы 1 августа к Ланкастеру отправилась третья делегация. Изабелла, несомненно, сыграла важнейшую роль в процессе выработки соглашения, которое воплотилось в Ликском договоре (Treaty of Leake), подписанном 9 августа 1318 г;{625} Треве (Trevet) подтверждает, что она энергично дирижировала процессом ради достижения мира. Понятно, что она тем самым, помимо прочего, защищала и собственные финансовые интересы.
Договор обязывал Эдуарда соблюдать Ордонансы и дать отставку фаворитам, но избавил его от нестерпимого подчинения Ланкастеру, которого задобрили и уговорили отойти от власти. Правда, королю отныне приходилось подчиняться целому совету во главе с Пемброком. Но Пемброк был порядочным человеком, а часть его коллег составляли люди, преданные Эдуарду. Притом король был по-прежнему полон решимости избавиться от всех ограничений своей власти и к тому же успел набраться опыта в искусстве использовать одних людей против других. Будучи его женой, Изабелла наверняка знала о подлинных чувствах и намерениях короля.
