* * *
Изабелла уехала из Вестминстера 26 июля и направилась через Хенли и Уоллингфорд в Бишем, где воспитывался ее сын-младенец (вероятно, домом ему служила построенная в XIII веке прецептория тамплиеров, отошедшая теперь к Короне). Королева оставалась там до 17 августа, а затем переехала в бенедиктинское аббатство в Чертей, прославленное широким гостеприимством для странствующих августейших особ. Оттуда она написала Эдуарду взволнованное письмо касательно сложностей, возникших в Поптье. Мы приводим его здесь полностью, поскольку оно позволяет получить представление о ее отношениях с мужем:
«Мой дражайший и почитаемый господин, я обращаюсь к вам со смиреннейшей просьбой. Мой дорогой господин, вы уже слышали, с чем вернулись из Поптье наш сенешаль и наш ревизор, посланные туда по нашим делам; письма, которые они должны были доставить, могут оставаться в нынешнем состоянии до начала Парламента[60], за исключением одного, которое касается вашего наследства в Понтье и графа де Дрё: оно требует немедленного действия, дабы сохранить и укрепить ваше наследство. Я молю вас, мой добрый господин, соизвольте по получении сего послания дать вашему канцлеру письменное распоряжение, чтобы созвал он к себе прочих ваших советников и спешно предпринял меры по этому делу, какие он и вышеуказанный ваш совет сочтут наилучшими для вашей чести и выгоды. Ибо если действия ваши запоздают, из сего проистечет большой ущерб для вас и великое благо для упомянутого графа, вашего врага, как мне докладывали неложно мои советники. Святой Дух да хранит вас, мой дражайший и почитаемый господин!
Дано в Чертей, 11 августа».{485}
Это письмо показывает, что королева держала руку на пульсе событий, умела устанавливать приоритеты и пользоваться своим политическим чутьем с пользой для мужа. Можно также заметить, что она едва скрывает за формулами вежливости властность и начальнический тон. По-видимому, она привыкла при личном общении давать Эдуарду советы ради его «чести и выгоды»; кажется также, что он привык полагаться на них. Наконец, мы можем сделать вывод, что Изабелла соображала быстрее него и обладала более сильным и волевым характером — что впоследствии доказали другие события.
В Чертей королева пробыла несколько недель, а в сентябре вернулась в Лондон.{486} Король и бароны все еще не пришли к согласию, и 28 августа Эдуард попросил Филиппа IV снова прислать Эвре в Англию в качестве посредника.{487} В сентябре графы встретились в Лондоне и обратились к королю с просьбой вернуть им прежнее благоволение. «Он не поддался сразу, но стал оттягивать решение, как обычно».{488} На сессии Парламента, которая началась 23 сентября и длилась до 15 ноября, Эвре, Глостер и представители папы делали все возможное, чтобы установить надежный мир.
В октябре из Авиньона пришло сообщение, что избрание Томаса Кобхема аннулировано, и папа назначил архиепископом Кентерберийским предложенного королем кандидата, Уолтера Рейнольдса,. Современники не сомневались, что при этом назначении не обошлось без греха симонии — «госпожа Денежка любое дело в курии провернет!» — и насмехались над новым архиепископом, как над «простым клириком и полуграмотным».{489} Возможно, это и было преувеличением, но так или иначе пост он получил, а Эдуард обзавелся давно желанным союзником в Кентербери и тем самым основательно укрепил свои позиции.
13 октября, возможно, по просьбе Эвре или Глостера, Изабелла сама выступила посредницей между мужем и его баронами, призвав последних публично молить короля о прощении за убийство Гавестона. «Встревоженная королева вмешалась, стремясь унять страсти обеих сторон и усердно старалась добиться мира».{490} Именно ее усилия, наряду с молитвами кардинала Арно Новелли и Эвре,{491} привели наконец к соглашению. На следующий день Изабелла присутствовала на официальной церемонии примирения в Вестминстер-Холле, в ходе которой Ланкастер, Уорвик и Херефорд опустились на колени перед Эдуардом в знак подчинения, а затем он дал им поце луй мира и сказал, что прощение для них и 500 их сторонников даровано «благодаря мольбам моей дражайшей супруги, Изабеллы, королевы Англии». Затем 15 октября король подтвердил прощение, выдав письменную грамоту; вскоре после этого он отменил ордонанс об изгнании Бомонтов. Примирение было ознаменовано двумя банкетами, один устраивал Эдуард, другой — Ланкастер,{492} но это проявление дружелюбия было не более чем слоем лака. Прячась за масками учтивости, двое родичей по-прежнему были полны решимости уничтожить друг друга.
В то время Изабелла страдала от «повреждения руки и локтя»,[61] Возможно, речь идет об ожогах, полученных при пожаре в Понтуазе и осложнившихся из-за инфекции. Когда она находилась в Вестминстере, ее пользовали два английских медика, а также два французских, присланных ее отцом; следуя их указаниям, придворный аптекарь, Петр из Монпелье, изготовлял пропитанные целебными отварами пластыри и примочки из розовой воды и оливкового масла, которые смешивал на свинцовой пластине. На протяжении ноября и декабря второй аптекарь королевы, мэтр Одине, лечил ее мазями, еще какими-то пластырями и клизмами.{493}
По-видимому, болезнь на какое-то время вывела Изабеллу из строя. Король, очевидно впечатленный ее дипломатичным и успешным вмешательством в переговоры с магнатами, намеревался направить Изабеллу в Париж, где 19 ноября должен был собраться тамошний Parlement, чтобы представлять его интересы в дискуссии о Гаскони,{494} но раны ее были настолько болезненны, что она не могла отправиться в дальний путь, и визит пришлось отложить. Сильно страдая, она отправила 18 ноября пожертвование часовне святого Фомы в Кентербери; она думала заехать туда лично по дороге во Францию, но вынуждена была отказаться от этого по причине болезни. Тот факт, что лечение ран Изабеллы продолжалось еще по меньшей мере два года, свидетельствует о серьезности недуга.{495}
Однако она нашла в себе силы вмешаться, когда племянник мужа, Эдуард, граф де Бар, был безвинно посажен в тюрьму герцогом Лотарингским, одним из вассалов Филиппа; она написала письмо отцу, и графа отпустили на свободу в июне следующего года.{496} Еще королева писала королю Филиппу и многим французским вельможам 8 декабря;{497} возможно, эти письма относились к короткой поездке во Францию, предпринятой Эдуардом 12 декабря, которую называли паломничеством, но, несомненно, ее подлинной целью было обсуждение с Филиппом проблем, возникших вокруг Гаскони.{498} Об этой встрече, состоявшейся в Монтрейле, практически ничего не известно, однако к моменту, когда король вернулся в Англию 20-го числа, решение этих проблем, видимо, не было достигнуто. Эдуард провел рождество с королевой в Вестминстере, а затем уехал в Элтем праздновать Новый год.{499}
