Допустив, что Эдуард II бежал, и Малтреверс и Герни знали о подмене тела, подумаем — как они обошли Бокера? Они могли, например, рискнуть и довериться ему, так как Бокер когда-то был человеком Деспенсера и мог порадоваться спасению Эдуарда. Или, более вероятно, они поспешили обеспечить бальзамирование тела и оборачивание его в провощенную ткань прежде, чем Бокер увидел его. Но никто не проявил неприличной поспешности с захоронением. Как всегда, когда умирала царственная особа, между моментом смерти и погребением должно было пройти немало времени.
Понятно, что по возвращении Беркли (когда это произошло, данных нет, хотя его должны были вызвать в срочном порядке) Малтреверсу пришлось рассказать, что случилось, поскольку впоследствии он уверял, что ничего не знает о гибели Эдуарда II.{1487} Однако он промолчал: ведь бегство столь важного узника бросало на него самого нехорошую тень, и если бы правда раскрылась, он мог ожидать суровой кары.
Хотя «друзей и родственников покойного короля держали подальше» от Беркли{1488}, Мьюримут утверждает, что «многим людям — аббатам, приорам, рыцарям, горожанам Бристоля и Глостера — позволили увидеть тело, и они могли его поверхностно осмотреть, стоя в отдалении». Смысл слова «поверхностно» вызвал много споров. Посетителям могли не позволить подойти близко к телу, чтобы хорошо его рассмотреть. Но более вероятно, что тело уже было набальзамировано, и, как убедительно доказывает Айен Мортимер, лицо было закрыто тканью — так же, как у Эдуарда I, что было выяснено, когда его гробницу открывали в 1774 году.{1489} Мы не знаем даже, сколько прошло времени после смерти, когда этот осмотр был разрешен. В любом случае ясно, что никто из «осматривавших» тело не смог бы точно определить причину смерти, и мало кто из местных жителей мог бы узнать мертвого, даже если бы видели лицо. «Тем не менее, — продолжает Мьюримут, — все говорили, что [Эдуард II] был коварно убит ради предосторожности по приказу сэра Джона Малтреверса и сэра Томаса Терпи».
* * *
Убийство (или побег) Эдуарда II, видимо, имело место в ранние часы 21 сентября, поскольку менее чем через три дня, ночью 23 сентября, сэр Томас Герни прибыл в Линкольн, проделав путь в 130 миль, и, оставшись наедине с Эдуардом III и королевой Изабеллой, сообщил им, что бывший король умер[127].[128] Изабелла, наверное, восприняла известие со смешанным чувством печали, сожаления и огромного облегчения, ибо отныне исчезла всякая угроза правлению ее сына и собственной власти. И она могла теперь не бояться, что в угоду общественному мнению ее заставят возвратиться к мужу.
Мы не можем выяснить, задавалась ли она вопросом, отчего это вдруг так кстати умер крепкий мужчина сорока трех лет от роду, и кто за это отвечает. Во всяком случае, на людях она своих вопросов не задавала. Но все же есть ряд указаний, которые мы рассмотрим в следующей главе, что ее беспокоила мысль о причинах смерти мужа.
Очень маловероятно, чтобы Мортимер доверил письму или гонцу подробности своего намерения избавиться от короля, поэтому королева пока никак не могла узнать, что же на самом деле произошло в Беркли. Нельзя также утверждать, что Мортимер вообще когда-нибудь открыл Изабелле степень своего соучастия в устранении Эдуарда II. Вокруг событий 21 сентября, несомненно, сложился заговор молчания — Мортимер чувствовал, что чем меньше людей знает об этом, тем лучше. Эдуард был отцом детей Изабеллы, и всегда оставался риск, как бы она не решила, что на этот раз Мортимер зашел слишком далеко. Цареубийство было ужасным преступлением, и знание о том, что Мортимер совершил его, могло вызвать отчуждение Изабеллы.
Вскоре после того, как известие о смерти отца дошло до него, Эдуард III написал своему кузену Джону Бохуну, графу Херефордскому, бесстрастное письмо, сообщая, что Эдуард II «отошел к Господу».{1490} Но из более поздних свидетельств мы можем сделать вывод, что он был потрясен и впал в ужас, услышав о смерти отца, и сразу же заподозрил, что отсутствующий Мортимер как-то причастен к этому.{1491}
Герни отправили обратно в Беркли с инструкциями не разглашать сведения о судьбе Эдуарда II до 1 ноября.{1492} Само по себе это означает, что Изабелле требовалось время, чтобы выяснить, что же на самом деле случилось. Если бы Мортимер нашел какой-то способ связаться с нею, они бы непременно заранее разработали план, как вести себя. Тем временем Эдуарду III выпало несколько дней, чтобы предаться горю в уединении, пока королева решала, что делать дальше. Только 28 сентября, в последний день заседаний Парламента в Линкольне, о смерти бывшего короля было объявлено с такой формулировкой: «случайность, предопределенная судьбой»;{1493} было указано также, что умер он в день праздника святого Матфея-апостола и евангелиста, 21 сентября. Возможно, именно в таком объеме Мортимер решил объяснить случившееся Изабелле в письме, доставленном третьим лицом — 21 сентября Беркли и Малтреверс в последний раз отчитывались за расходы на содержание Эдуарда. С этого момента и до 21 октября им начислялась та же сумма за присмотр за телом.{1494}
28 сентября, после роспуска Парламента, двор покинул Линкольн и два дня спустя прибыл в Ноттингем.{1495} Наследующий день, 1 октября, о смерти Эдуарда II было объявлено официально. Мортимер приехал ко двору еще до 4 октября, когда он присутствовал при подписании неких грамот в Ноттингеме.{1496}
* * *
В октябре в Англию вернулись послы с грамотой от папы. Орлитон сразу попал под горячую руку Изабеллы и Мортимера, так как, вопреки их приказаниям, принял от папы назначение на вакантную должность в Вустере, для которой они уже нашли своего кандидата. Орлитон, видимо, рассчитывал на их дружбу и благодарность, но весьма ошибся. В течение нескольких месяцев он был не в фаворе.
8 октября в Эно отправилось новое посольство во главе с Роджером Нортбергом, епископом Личфилдским, чтобы под писать брачный контракт и совершить обряд заочного брака.{1497} Епископ был также уполномочен официально сообщить графу Гильому о смерти Эдуарда II и заверить его в том, что король «умер естественной смертью». На протяжении октября и ноября Изабелла и Эдуард III занимались приготовлениями к приезду Филиппы. Эдуард приказал
«своему дорогому Бартоломью Бергершу, коменданту Дувра, принять и приветствовать в нашем королевстве благородного графа Уильяма из Эно, с дочерью его, пресветлой девицей Филиппой, и он обязывает всех и каждого из знати и народа в тех графствах, через которые они могут проехать, оказывать им почести и снабжать всем необходимым».{1498}
Кое-кто из современных историков считает, что свадьбу затеяли, чтобы отвлечь молодого короля и его подданных от убийства Эдуарда II. Но, разумеется, все это было решено и договорено задолго до сентября. С другой стороны, предвкушение встречи с невестой действительно могло облегчить горе Эдуарда III и, возможно, угрызения совести.