Во время съездов партийной верхушки в Большом Народном Дворце наготове всегда была особая комната. Присутствовавших там аппетитных девиц с безупречной пролетарской родословной отбирали политотделы армии и коммунистической партии. Девушкам говорили, что их задача — танцевать на балах с великим лидером. На самом же деле они становились его наложницами. Многие партийные чиновники почитали за великую честь предоставить ему свою дочь или сестру.
Госпожа Мао очень гордилась своей внешностью и сексуальными навыками, а потому сильно обижалась, узнавая о мужниных интрижках. Чего она только не предпринимала! Дежурила на танцах, где он выбирал себе подружек. Проверяла его медперсонал и прислугу, отбраковывая хорошеньких девиц.
На вопрос личного врача Мао, зачем она это делает, Цзян Цин ответила: «Доктор, вы не знаете председателя. В любви он совершенно безответственен. Его чувства и разум живут отдельно друг от друга, и кругом всегда хватает женщин, которым не терпится стать его добычей».
Врачу было также сказано, что не мешало бы медсестрам обзавестись некоторыми представлениями о морали: «Они должны быть вежливы с председателем, но в контактах с ним — осторожны».
Опасения госпожи Мао были далеко не беспочвенны. Как раз в те дни добычей великого кормчего стала медсестра из обслуги его спецпоезда. В поездке по стране она его обслуживала безупречно, и за это в Шанхае он выставил ее на всеобщее обозрение, взяв с собой в элитный клуб «Цинцзян» — охотничий заповедник партийной верхушки. Шанхайские власти, зная о любви председателя к обществу дам, отправили к нему лучших актрис и певиц города. Но пролетарию Мао все эти дивы показались чересчур утонченными и прагматичными. Шанхайское руководство умело учиться на собственных ошибках — вскоре оно выяснило, что Мао гораздо больше по вкусу юные танцовщицы.
Тем временем в Шанхай прибыла «культурная рабочая труппа» двенадцатой армии. Вокруг Мао роились молоденькие артистки, боролись друг с дружкой за право потанцевать с великим кормчим. Он отплясывал с ними до двух ночи, а потом вернулся вместе с медсестрой в поезд.
Цзян Цин, всегда подозревавшая медсестер, убедилась в своей правоте на банкете в честь шестидесятилетия мужа. Банкет был устроен в Гуанчжоу. В ту ночь госпоже Мао плохо спалось. Она решила проглотить таблетку снотворного и вызвала медсестру, но ответа не получила. Тогда она встала с постели и отправилась на ее поиски. Не обнаружив медсестры на посту, она ринулась в спальню Мао и увидела, что он в постели не один. Последовал скандал, Цзян Цин обвинила Мао еще и в том, что он спал с недавно уволенной служанкой. В благодарность за услуги особого свойства Мао пообещал женщине дать образование ее дочери и вручил три тысячи юаней на поступление девочки в школу. Госпожа Мао бросила ему в лицо обвинение, что он спал и с дочерью. В ответ на эти упреки Мао вернулся в Пекин без жены.
Цзян Цин быстро сообразила, что так и без мужа остаться недолго. В покаянном письме она привела цитату из знаменитой китайской сказки «Обезьяна». В этой сказке по Индии путешествует китайский монах — ищет статую Будды. Рассердившись на свою обезьяну, он оставляет ее в пещере за водопадом. «Мое тело — в пещере за водопадом, — говорит монаху обезьяна, — но мое сердце пойдет за тобой следом». Мао принял извинения, сообразив, что жена дает молчаливое согласие впредь прощать любые измены.
Однажды во время его путешествия по провинции Шэньсу директор новой больницы отправил к нему на вечеринку с танцами четырех энергичных юных медсестер. В том действе участвовал также ансамбль песни и пляски. Вскоре Мао уснул с медсестрой и одной из танцовщиц. Тайны из этого события он не делал, но ему хватило благоразумия позвонить госпоже Мао и посоветовать, чтобы она к нему не приезжала. Они встретятся потом, когда он уладит дела.
Мао осторожничал все меньше, и жена несколько раз заставала его in flagranti delicto[14]. Заставать-то заставала, но поделать ничего не могла. Как-то раз лечащий врач председателя Мао увидел ее заплаканную на скамье в парке рядом с загородной резиденцией председателя. Плача, она сказала, что никто, даже Сталин, не в силах победить его в политической борьбе, и ни одна женщина не в силах целиком завоевать его сердце.
Но в конце концов Мао и Цзян Цин пришли к взаимопониманию. Мао пообещал ее не бросать, а за это она будет играть на людях роль его жены и сносить измены. И поскольку госпожу Мао больше интересовала власть, чем секс, она согласилась.
С тех пор Мао уже ничего не пытался скрывать. Он познакомился с юной светлокожей сотрудницей госбезопасности с изящно очерченными бровями и черными глазами. Девушка поведала, что в начальной школе она заступилась за Мао, за что была поколочена. Их любовь расцветала у всех на виду, Мао проводил с нею в Шанхае дни и ночи. Они танцевали порой до двух часов утра, и стареющий председатель унимался не раньше, чем выдыхалась его молодая партнерша. Девушка так гордилась своими отношениями с Мао, что даже пыталась подружиться с Цзян Цин. К тому времени Цзян Цин полностью смирилась с судьбой. Она оказала новой пассии своего мужа теплый и душевный прием.
***
В шестидесятых годах общественность узнала, что госпожа Мао является тайной пружиной «культурной революции» и угрозой благополучию всеми обожаемого председателя. Они расстались, и теперь, чтобы увидеться с ним, ей приходилось обращаться с письменными просьбами. Во всем Китае прекратились танцы по вечерам, а любимая опера Мао «Император соблазняет служанку» была объявлена откровенно контрреволюционной и запрещена.
«Я становлюсь монахом!» — в отчаянии стенал Мао. Но вскоре он обнаружил, что культурная революция имеет свои плюсы. В стране царил хаос. До резиденции Мао добрались три его подружки и заявили, что их «разоблачили» как империалистов и выбросили на улицу. «Если вы им не нужны, оставайтесь у меня, — сказал на это Мао. — Стало быть, вы — империалисты? Ладно, тогда я — император».
Пока фанатичные «красные охранники» терзали Китай, председатель Мао тешился с этими тремя милашками. Вскоре одна из них забеременела. Мао отправил ее в больницу для высших партийных кадров, и она родила мальчика. Все поздравляли Мао с новым сыном. О стерильности не упоминали ни сам Мао, ни его лечащий врач. Впрочем, стерильность не беспокоила великого кормчего, чего нельзя сказать о мужской силе.
Временами он страдал от импотенции, но был полон решимости заниматься сексом до восьмидесяти лет. Подобно императорам старого Китая, он верил, что мужчина тем дольше живет, чем больше у него сексуальных партнерш. Первый император Китая, основатель династии Хань, считающийся предком всех современных китайцев, в соответствии с легендой, переспал с тысячей девственниц и благодаря этому добился бессмертия. Император Цинь Шихуанди, от которого пошла династия Цинь, отправил за море монаха-даоса и пятьсот детей-девственников, им поручалось найти эликсир бессмертия. Миф утверждает, что все японцы — их потомки.
Но, по мнению Мао, из всех императоров лучшим был Сюй Яньдуй — создатель Великого Канала. Он жил в роскоши и праздности, и женщин у него было, что звезд на небе. Когда он плавал по реке, его прогулочное судно тянули на шелковой бечеве юные красавицы.
Врачи делали Мао уколы вытяжкой из оленьих рогов. Это старинное китайское средство от импотенции не помогло. Три месяца его накачивали румынским снадобьем под названием «эйч-3» — не подействовало и оно. Тогда терапевт решил, что проблема скорее в психологии, нежели в физиологии. Он заметил, что мужские силы Мао прибывают и убывают в зависимости от его политического влияния. В годы «большого скачка» председатель был ненасытен. «Он велик, как и все, что он делает, и это прямо-таки опьяняет», — сказала одна из наложниц Мао Цзэдуна его врачу.
Очевидно, с возрастом аппетит Мао только рос, поэтому врач решил давать ему плацебо — микстуру из женьшеня и глюкозы. Мао было сказано, что она действует общеукрепляюще и тонизирующе.