— Кто ещё кому чего сделал, — негромко и как-то растерянно сказал рядом Дмитрий. — Ну, ребята, вы даёте.

— Чёрт меня побери, — сказали от дверей.

И вот тут растерялся уже сам Феникс, потому что он готов был поклясться, что знает этот бас и этот лёгкий, едва уловимый акцент.

— Отпусти его, Паша, — тихо попросила Ника, поглаживая его плечо.

Только тут он сообразил, что до сих пор прижимает к полу человека, напавшего на неё. А тот и не думает возражать. Павел ослабил хватку, почувствовал, как нападавший шевельнулся под рукой. Ничего, выживет.

— Что тут происходит? — ворвался в дверь ещё один человек. Ревнёв, собственной персоной.

— Ничего особенного, — извиняющимся тоном начал знакомый бас.

— Просто ребята немного погорячились, — подхватил Дмитрий. — Вы не волнуйтесь, они уже успокоились, больше не будут.

— Папа, это случайность, — вступила и Ника.

Да что вообще с ними происходит! Они тут чуть не поубивали друг друга, на Нику напали, а она вместе с этими ненормальными от всего открещивается! Как будто только что сама не звала на помощь. Чёртова слепота, сейчас бы их лица увидеть!

— Господин Ревнёв, — снова бас. И теперь он его узнал, хотя и не верил ушам. — Вы не беспокойтесь, они уже всё выяснили. Правда, Кир?

Кир?!

— Правда.

Все тот же хриплый голос с пола, но в нём нет больше бешенства, только безграничное изумление и безнадёжность. Теперь Феникс узнал и его. Отшатнулся, потерял равновесие и сел на пол, даже не заметив этого.

— Не дёргайся. У тебя, кажется, нос сломан.

— Переживу.

— Дай, я повязку зафиксирую! Тони, подержи его.

Дмитрий, сидя на полу рядом с Павлом, наблюдал за работой Ники.

— Ну, может, ты теперь объяснишь, что вы не поделили? — поинтересовался он у друга.

Тот сидел, обхватив руками колени, с закрытыми глазами вслушивался в голоса. Ответом были лишь сжавшиеся губы. Верный признак — Пашка сердится.

Дмитрий больше не спрашивал. Что там у них произошло, он не знал, зато чувствовал, как от обоих бьёт обжигающей волной. Это не ненависть — это злость и ярость, непонимание и досада.

— Как вы сюда попали? — спросил он Балу, сделав попытку перевести разговор.

— Мы-то тут по делу в отпуске, — мрачно пробасил тот, но едва перевёл взгляд на Павла, тут же посветлел. — Ну, ты даёшь, Пашка. Хотя Феникс, он на то и Феникс — чтобы воскресать из пепла.

— Как вы узнали, что я здесь? — спросил Павел.

— Да мы и не знали, — пожал плечами Балу и, наконец, выпустил дёрнувшегося Кира из крепких медвежьих объятий. — Говорю же, мы на Каджеро по делам, по нашим. Хотя и тебя, Пашка, они тоже касаются. Но вот что ты тут, в доме Ревнёва делаешь?

— Ника моя невеста, — негромко, но твёрдо произнёс Павел.

— Да в курсе мы уже! — резко бросил Кир, поднимаясь на ноги. — Всех благодарю, спокойной ночи.

— Сладких снов, — бесстрастно произнёс Павел, не открывая глаз.

— Ты его невеста? — ошеломлённо спросил Балу, когда за Киром закрылись створки. — О, Господи…

Это «О, Господи», сплелось с его собственным, в унисон. Потому что он всё понял, как тут не понять.

— Я знал, что ничем хорошим это не кончится, — тоскливо сказал Балу и тяжело опустился на один из стульев, который жалобно скрипнул под его весом. — Что он сделал, Ника?

Ника помолчала и вдруг спросила вместо ответа:

— Хотите чаю? Я смотрю, спать вы не рвётесь. Пойдёмте на кухню, а?

Как ни странно, никто не отказался. И уже на кухне Балу рассказал, как они с Киром рванули на Каджеро в поисках Фрэнка Смита, как узнали что тот погиб, как и Феникс. Тут же упомянул Дэна.

— Да, про Дэна мы знаем, — тихо отозвался Павел. — Если бы не он, я бы с тобой сейчас не разговаривал. Жаль, что твоего брата он не видел.

Дмитрий посмотрел на Балу, тот как-то жалко усмехнулся.

— Ну да, он бы подумал, что это я. Может, и Фрэнку бы удалось…

— Точно — Дэн спас бы, — Дмитрию вдруг захотелось защитить бывшего сослуживца, так же яростно, как всего год назад — удушить. Там, на «Киплинге».

Может от того, что у самого рыльце в пушку? Может признаться во всём, прямо здесь и прямо сейчас, сказать — это ж я, это я стрелял! — и покончить, наконец, с этим угнетающим чувством вины?

Внезапно он ощутил ладонь Павла на своём плече. Успокаивающую и останавливающую одновременно. Как же всё-таки Пашка чувствует его, оберегает и заставляет молчать. И пусть это было малодушно, но он был рад этому безмолвному приказу.

Потом разговор перешёл на Хана. Говорил Павел, Балу только качал головой.

— Я говорил Марату — этот тип не для «Киплинга». Да и вообще…

Да, Одинцов просчитался в своё время. А потом просчитались они с Пашкой. Особенно он, Дмитрий.

— А на Кира не сердитесь, — вдруг негромко проговорил Балу, глядя на Павла с Никой.

— Мы и не сердимся, Тони, — легко сказала Ника, вставая из-за стола.

А вот о Павле Дмитрий такого бы не сказал.

— Он… Он не хотел зла, я уверен. — Балу тяжело качнул головой. — От судьбы не убежишь, как ни старайся.

— И от себя тоже, — эхом повторил слова Дэна Дмитрий.

— Убежать от себя нельзя. А вот догнать можно, — резко сказал Павел. — Только не все этим себя утруждают.

Ника положила руку ему на плечо знакомым жестом. И, что удивительно, Павел заметно успокоился от её прикосновения.

— Ребята, я рада, что вы все встретились, но мне кажется, нам пора ложиться. Светать скоро будет. А некоторым, между прочим, постельный режим никто не отменял.

— Тётя доктор, — вдруг ясным голосом сказал Павел, поворачиваясь к ней. — Я уже почти совсем здоровый, можно, я завтра гулять пойду?

Ника рассмеялась, подхватила его под руку и повела наверх. Дмитрий, который тоже не мог сдержать улыбки, поинтересовался, не помочь ли им, на что Павел отмахнулся свободной рукой:

— Я же сказал, что в порядке!

Балу долго смотрел им вслед, а потом спросил:

— Он будет видеть?

Дмитрий уверенно ответил:

— Аристов говорит, что непременно. Всё будет хорошо.

— Кстати, вы знаете, что Литного сняли? — спохватился Балу. — Буквально пару недель назад?

— Конечно нет! Откуда? Нам тогда не до новостей из штаба было, — удивлённо качнул головой Дмитрий. — И что теперь?

— Да не знаю. Судя по всему, Фойзе наконец идёт на повышение, не откажется уже. На кого «Киплинг» останется, никто не знает пока.

Дмитрий вздохнул. Он только сейчас ощутил, насколько далека от него вся эта военная жизнь. Он должен был бы испытать ностальгию при воспоминаниях, но ничего похожего в нём не зародилось.

— Как же они теперь? — вырвалось у него. Нет, он сейчас думал вовсе не о Фойзе и «Киплинге».

Балу понял.

— Не знаю. Думаю, мы с Киром завтра же улетим. Надо, во-первых, его увезти отсюда, вряд ли они вскоре помирятся, не дети в песочнице и не игрушку делили. А во-вторых, надо Старика обрадовать, он же сам не свой после вашего последнего разговора.

Дмитрий кивнул. На Каджеро грядут большие перемены, надо собраться и выиграть этот последний бой.

Завтра ребята улетят. Павел никогда не думал, что будет ждать расставания с Тони и Киром с таким нетерпением, но они мешали сейчас. Мешали и тем, что они были из прошлой жизни, всё такие же здоровые, полные сил, а он не мог шагу ступить, не держась за стенку или чью-нибудь руку. Мешали и тем, что сделал Ти-Рекс. Павел не мог по-прежнему говорить с ним, не мог подать руки, не хотел слышать его голос, всё время мерещился отчаянный крик Ники, поддающийся под руками пластик двери, хрипящее тело под руками и дикое желание раздавить, уничтожить, стереть в пыль того, кто посмел причинить ей боль.

Это желание тоже мешало. Оно не ушло, просто забилось куда-то глубоко внутрь и всплывало, когда Павел слышал голос Кира. Он понимал, что желание оправданное, но не хотел его испытывать. Поэтому и ждал, когда Кир улетит. Чтобы справиться с самим собой.